История Хэйкэ

Ёсикава Эйдзи

– Как хорошо, что вы решили побывать у нас! Жаль, что вы приняли обет воздержания. Но вам нужно провести в Эгути две-три ночи на обратном пути и удостоить нас своим присутствием. Зимой в Эгути скучно, нас посещает мало выдающихся гостей.

В свободной, непринужденной беседе она, казалось, забыла, что является матерью четырех взрослых сыновей. В ней отсутствовала материнская нежность, побуждающая радоваться тому, что сыновья стали мужчинами. Казалось, она забыла даже Тадамори. Казалось, стерла воспоминания о прошлом так же легко и небрежно, как удаляла косметику со своего лица, которой

все еще пользовалась.

Самая счастливая женщина, подумал Киёмори. Он начал чувствовать себя свободнее. Едва ли он имел право сердиться на нее: эта женщина рождена быть девой веселья. Природа сделала ее такой, какова она есть. Вины самой матери в этом не было. Киёмори испытывал радость и облегчение от того, что решил встретиться с ней, потому что больше не чувствовал к ней неприязни. Она не заслуживала упреков, потому что не имела иного предназначения, кроме как стать девой веселья. Киёмори следил за выражением лица и движениями матери – в них отражалась жизнь, к которой она привыкла и которой наслаждалась. Выходило, что он многие годы напрасно изводил себя, желая, чтобы она была другой.

– Матушка! То есть уважаемая хозяйка, не найдется ли здесь немного сакэ для оживления разговора? Мне вовсе не обязательно воздерживаться от него. Так есть ли немного или много сакэ?

Она мило улыбнулась.

– Сакэ? Его не так трудно достать. Эй! – позвала она служанку и хлопнула в ладоши. Показалась девушка, и мать шепотом отдала ей указания. Вскоре появились три девы веселья со светильниками в руках. В комнате стало светлее. Были поданы сакэ и еда.

– Уважаемая хозяйка, это все развлечения, которые вы предлагаете?

– Имеется много других развлечений.

– Раз мы здесь, то не мешало бы с ними познакомиться. Цунэмори!

– Да?

– Ты уже ездил сюда развлекаться?

– Я? Никогда.

Настроение Цунэмори, казалось, испортилось. Он чувствовал себя одиноким и лишним, когда наблюдал за общением Киёмори с матерью.

– Это ведь увеселительное заведение. Госпожа – наша хозяйка. Прочь унылое настроение!

Киёмори вновь наполнил свою чашечку сакэ и предложил брату последовать его примеру.

– Давай, ты тоже должен выпить.

– Я буду пить на обратном пути из Кумано.

– Ты боишься выпить с братом, нарушившим обет воздержания? – рассмеялся Киёмори. – Не робей, Цунэмори, беспокоиться не о чем. Я выпью в память о нашем отце, прежде чем мы продолжим путь в Кумано.

– Но почему?

– Ты не понимаешь почему? Неужели ты не понял, что на смертном одре он желал нам счастья? Именно поэтому я пью сейчас – его душа не должна быть потревожена. Уверен, что божество гробницы Кумано сочтет это как выполнение сыновнего долга и не станет проклинать тебя, Цунэмори. Давай пить и веселиться.

Едва Киёмори кончил говорить, как комната стала заполняться девами веселья в разноцветных кимоно. Их оказалось более десяти, одна прекраснее другой. Киёмори коснулся губами большой чаши и передал ее одной из дев веселья. Затем грациозные создания попробовали сакэ из чаши по очереди.

– Господин Харимы в прекрасном настроении, – щебетали девушки.

Последовал взрыв веселого смеха и оживления. Киёмори, раскрасневшийся от сакэ, все больше терял

голову от аромата косметики и искусно уложенных причесок девушек.

– Барабаны! Бейте в барабаны! Танцуйте! – крикнул Киёмори хриплым голосом.

– Господин Харимы приказывает нам танцевать. Давайте петь и танцевать!

Послышались возбужденные голоса, легкий шелест длинных рукавов и подолов, свидетельствующий о подготовке девушек к танцам. Были удалены ширмы, отодвинуты раздвижные двери, и две комнаты превратились в одно просторное помещение. Принесли кото, на подставках установили большие барабаны, извлекли флейты из шелковых футляров.

Дева веселья с высокой прической и изящным позолоченным мечом на боку плавно скользила из помещения для женщин по проходу, ведущему к месту веселья. Она держала в руке веер, который парил и вращался над ней в согласии с ритмом популярной мелодии. Ее гибкие ножки, покачивающиеся бедра, округлости плеч сливались с музыкой воедино. Киёмори отодвинул чашу и стал глядеть на двигающуюся фигуру девы веселья, не воспринимая красоты танца. Его глаза пытливо всматривались в лицо девушки, покрытое толстым слоем пудры и укрытое газовой накидкой, расшитой золотистыми нитями. Внезапно его охватило беспокойство, он стал нервно ерзать на своем месте. Глаза девы веселья ни на мгновение не отвлекались от танца, между тем каждая черточка лица Киёмори выражала нетерпение. Весьма утомительный танец! Прочь барабаны и флейты! Поскорее кончилось бы все это, чтобы он смог поговорить с девой веселья наедине!

Танец подошел к концу. Внезапно умолкла музыка. Когда дева веселья низко склонилась в почтительном приветствии сановному гостю, другие девушки окружили Киёмори, чтобы вновь наполнить сакэ его чашечку.

– Не мешайте! Прочь с моего пути! Приведите ко мне эту деву веселья! – выпалил Киёмори, нетерпеливо расталкивая девушек и размахивая чашечкой. Но дева уже покинула комнату быстрой семенящей походкой и, пройдя через проход, скрылась в помещении для женщин.

Киёмори настаивал на том, чтобы ее привели к нему, и послал за ней девушку. Однако дева веселья не появлялась.

– Не знаю, куда она скрылась, но найти ее не удалось, – сказала одна из женщин.

Киёмори был взбешен. Редко он напивался до такой степени и вел себя так грубо.

– Она считает себя девой веселья? Ее раньше звали Рурико, это племянница сановника Накамикадо! Уверен, что это Рурико! Эй, хозяйка, почему ее скрывают от меня?

Киёмори отшвырнул чашечку и повернулся в ярости к хозяйке дома. Но та сама изрядно выпила и вальяжно развалилась на циновке. Вспышка гнева Киёмори, казалось, только позабавила ее. Мать сотрясали приступы смеха.

– Так, Господин Харимы не забыл ее? Все еще помнит? Вы так любили эту женщину, что никогда ее не забудете?

– Ты злая женщина!

– Почему? Что заставляет вас так думать?

– Пусть бесстыдство остается на твоей совести. Но зачем тащить в свое грязное болото невинную юную Рурико!

– У нее не было отца, я воспитывала ее. Я научила ее танцевать, играть на разных музыкальных инструментах. Я сделала ее женщиной, способной самостоятельно жить. Что в этом плохого?

Ошеломленный, Киёмори покачал головой: