История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц
Шрифт:
В эпосе есть ряд типических мест, которые показывают эти «ожидания». Так, к примеру, в сюжете былины «Богатыри на заставе» Илья Муромец рассуждает:
Старого послать — долго будет ждать,Середнего послать-то — вином запоят,Маленький с девушками заиграется,А со молодушками распотешится,А со старыми старушками разговор держать,И буде долго нам ждать.Очевидно, что в подобных случаях имеют место стереотипы восприятия поведения возрастных групп.
В другом, весьма распространенном типическом месте (взросление богатыря) есть похожие представления о том, как будет себя вести ребенок: «в полтора года — опровещился», в пять-шесть лет (иногда в семь-девять лет) — постигает «учение книжное», в двенадцать-пятнадцать лет — учится «хитростям» (военным), как Вольга, Василий Буслаев, затем собирает
По-видимому, подобная градация стереотипов восприятия «возрастного» поведения была и для поведения женщин: «три года ты гуляла красной девушкой, гуляй три года белой лебедью, потом замуж отдам [663] ». Аналогично этому Вольга «учился «обертываться» ясным соколом, серым волком, гнедым туром-золотые рога».
663
В большинстве былин формулировка несколько иная: «Три годы летала белой лебедью, три годы гуляй красной девушкой, потом замуж отдам». Вместе с тем, далее по тексту девушка обычно по-прежнему называется «белой лебедью», что показывает неправильность их перемены мест. Это далеко не единичный пример «забывания» сказителями смысла стойкого эпитета: в былине-песне «Авдотья—Рязаночка» героиня у царя неверного Батыги просит отдать полон с тем, чтобы привести его обратно в … Казань.
Кроме этого, наличествовали стереотипные ожидания, связанные с поведением в преклонном возрасте:
А и жил Буслай до девяноста лет,С Новым-городом жил, не перечился. [664]По-видимому, в «пожилом» возрасте мужчина уже мог отказаться от «вызывающего» поведения (присущего молодежи) без ущерба для своего социального статуса.
Судя по всему, наряду со стереотипными ожиданиями поведения людей соответственно их возрасту, существовали такие же предубеждения относительно социального происхождения героев. Так, например, об Алеше Поповиче говорится, что «Он роду есть-то ведь поповского, а поповского роду он задорного; он увидит бессчетну золоту казну, так ведь там ему да й голова сложить [665] ».
664
Калугин В. И. Былины. — С. 426. В данном случае под понятием «старость» вполне может подразумеваться и уход в монастырь (старчество) как элемент биографии, повышающий престиж героя.
665
Калугин В. И. Былины. — С. 111.
Точно такие же предубеждения имелись по отношению к иноплеменникам, даже несмотря на то, что «братья Долгополые» включены в состав «русских богатырей». [666]
В отношении женщин у богатырей также имелись определенные негативные ожидания, своеобразный шаблон восприятия, касающийся наиболее вероятного поведения девушек, происходящих из различных социальных групп:
Боярски девки злы [667] — омманчивы,Поповски девки — пропируются,Купеческие девки — проторгуются,А хресьянские девки — толчи да молоть. [668]666
667
В данном случае стереотип восприятия почти полностью совпадает с воззрениями Даниила Заточника:
«Лучше бы ми желъзо варити, нежели со злою женою быти».
// Древнерусская Литература. — М.: Флинта, 2000. — С. 150.
668
Свод русского фольклора. № 260.
Стереотипные ожидания о «княженецких девках» эпос обычно «умалчивает». В данном случае, возможно, перечислены ожидания лишь о девушках из тех социальных групп, брак с которыми был достижимой целью. В былине о Добрыне и Змее после освобождения княжеской племянницы Забавы Путятичны Добрыня объясняет причину невозможности отношений между ними следующим образом:
— Вы есть нунчу роду княженецкого,Я есть роду хрестианского:Нас нельзя назвать же другом да любимыим. [669]669
Пропп В. Я.,
В данном случае в былине понятие «княженецкий» и «хрестианский» могут быть соотнесены друг с другом только в том случае, если оба они относятся к роду занятий (типу «труда»), поскольку и богатырь, и князь были в одинаковой мере христианами. Таким образом, здесь подчеркивается социальный разрыв между богатырем — роду хрестианского (крестьянского происхождения) и девушкой роду княженецкого («благородного происхождения»).
3.1.10 Любовь и прелюбодеяние, представления о престижном браке
Таким образом, взаимоотношения полов на Руси были жестко регламентированы социумом и шли по отлаженной схеме, в которой инициатива, в силу возможности повысить свой социальный статус, целиком принадлежала мужчинам. Женщины обычно не были социально активны в рамках древнерусского общества в целом (за исключением «матерых вдов»). Любое исключение в этом плане рассматривается либо как парадокс (действия жены Ставра), либо как преступление (действия Марины Игнатьевны).
Любовь как нечто обособленное от брака в былинах не поощряется. Вместе с тем «любовь до гроба», смерть в один день друг с другом, похороны в одной могиле, по сути дела, можно назвать идеалом эпической «любви»:
Кабы где же ле нонь да как есен сокол,Кабы тут же ле быть да белой лебеди. [670]«Любовь» как отражение сиюминутного «чувства» в былинах почти всегда ведет к трагической развязке. Эпос подчеркивает функциональный характер семьи и ставит его выше любых «чувств».
«Телесная» любовь отделяется от возвышенной (платонической), но при этом «чувства» в семейно-брачных отношениях (брак являлся функциональным элементом социальной практики) не поощряются, равно как и половые отношения до замужества. Брак — это в большой степени договор (в устном либо, что гораздо реже, в письменном виде [671] ) о совместном ведении хозяйства, включающий регламентацию межличностных отношений. [672]
670
Свод русского фольклора. № 234.
671
См. также: Соколов Ю. М., Чичеров В. И. Онежские былины. (сюжет о Потыке) — С. 387.:
«А ты не бей меня, возьми да за сибя замуж,А ведь и сделаем мы с тобой записи:А если второй впереди помрет,А то надобно итти во сыру землю,А взяти припасу да на три году».А тут ли ёны сделали записи.672
В тех случаях, когда идет речь о добровольном замужестве девушки — в сюжетах о Михаиле Потыке, Даниле Ловчанине и т. д., как правило, говорится о том, что «писали они ерлыки скорописчаты».
Судя по всему, имели место представления о некоей «презумпции виновности» женщины в прелюбодеянии, о неспособности героя противостоять женским чарам (например, в сюжете «Добрыня и Маринка). Единственный «морально устойчивый» герой русского героического эпоса — Илья Муромец, освобождая богатырей из погреба (в сюжете о трех поездках Ильи Муромца), он говорит следующее:
Я езжу по полю ровно тридцать лет,Не сдаваюсь на реци их на бабьи же,Не утекаюсь на гузна их на мягкие. [673]673
Калугин В. И. Былины. — С. 153.
Таким образом, именно женщина проявляет инициативу и, соответственно, она виновата в том, что герой совершил прелюбодеяние.
Однако наличие многих (внебрачных) половых связей для богатыря может восприниматься как проявление силы. При изображении молодецкой удали Чурилы Пленковича и его дружины в связи с их «молодеческими» подвигами упоминается о том, что они:
Да старых-то старух обезвичили,Молодых молодиц в соромы де довели,Красных девиц а опозорили». [674]674
Пропп В. Я., Путилов Б. Н. былины. — Т. 2. — М.: 1958. С. 242.