История изнутри. Мемуары британского агента.
Шрифт:
— Я не говорю, что вы неправы, — мягко сказал он, — но я обязан сообщить вам две вещи. Прежде всего люди, хорошо разбирающиеся в положении вещей как среди союзников, так и среди русских, в Петербурге считают, насколько я понимаю, что революции не будет до окончания войны. И вовторых, я не вижу способа побудить к тем уступкам, о которых вы говорите.
На следующий день я вернулся в Москву, а лорд Мильнер занял свое место за столом конференции. И в то время пока делегаты разговаривали о Константинополе, об ЭльзасЛотарингии и делили военную добычу, около булочных волновался народ, охранка арестовывала рабочих, а напутанные придворные дамы повторяли пророчество Распутина
Через неделю лорд Мильнер прибыл в сопровождении лорда Ровельстока и Джорджа Клерка в Москву. (Сэр Генри Вильсон и остальные английские генералы поехали на фронт. В Москву они прибыли позже.) До конца своих дней лорд Мильнер никогда не забывал этих двух дней в Москве. Они окончательно сокрупгили его. В Городской думе был прием, на котором он должен был произнести речь и вручить Челнокову знаки ордена Подвязки, кото рые король пожаловал ему в награду за услуги англорусскому союзу. (Бедный Челноков, то были последние часы его пребывания городским головою. Когда наступи ла революция, он должен был бежать из России, оставив дорогой его сердцу орден. Сейчас он умирает от рака в русском госпитале в Белграде. Когда я несколько лет тому назад встретился с ним там, он высказал желание получить новые знаки ордена. Я пытался через Мини стерство иностранных дел получить их для него, но мне
обшили оттуда, что он должен купить орден сам.) Был joeH англорусский завтрак, который длился пять ча
У^ я на котором некоторые члены Государственной говорили такие длинные речи, что завтрак грозил превратиться в обед. Несчастный англичанин, не понимая пусского языка, без сомнения, с большим удовольствием поехал бы осматривать Кремль и московские древности, яо был прикован к своим обязанностям с раннего утра и по позднего вечера. Моя деловая работа тоже была не из приятных. И все же это посещение вызвало одно истори ческое свидание. Я устроил неофициальную беседу между князем Львовым и Челноковым, с одной стороны, и лор дом Мильнером и Джорджем Клерком — с другой. Я служил им переводчиком. Князь Львов, спокойный седо бородый человек, утомленный непосильной работой, го ворил очень сдержанно. И чтобы не было никаких недо разумений относительно его взглядов, он принес с собою письменный меморандум. Это был длинный документ, смысл которого сводился к тому, что если позиция царя не изменится, то в течение трех недель вспыхнет революция.
Но даже тогда, когда я распрощался на ночь с лордов* Мильнером, мои обязанности не кончились. Я должен был послать в посольство донесение. А тут еще Джордж Клерк хотел видеть ночную Москву и ради этого он готов был пожертвовать своим сном. Воспользовавшись услугами одного молодого русского миллионера, мы по везли его к цыганам. Это был, несомненно, один из последних кутежей с цыганами при самодержавии. Одно му Богу известно, во что это обошлось. Я бы не смог заплатить. Нас было восемь: четверо англичан и четверо русских. Джордж Клерк как почетный гость был букваль но залит шампанским. Мой молодой русский миллионер сделал все, что мог. Мария Николаевна пела бесчислен ное количество раз «Чарочку» и собственными ручками подносила Джорджу Клерку бесконечное число бокалов. Быть может, он имел много побед как дипломат, но никогда он не держал себя таким героем, как в этот последний вечер в Москве. Он ни разу не отказался выпить. При каждом тосте он опрокидывал бокал по РУсски, и монокль его ни разу не сдвинулся с места, 'фическа его оставалась такой же безукоризненной, а
ц° сохраняло свою обычную окраску.
ранним
щедрые чаевые, и мы отправились домой: моя жена Джордж Клерк, «Джимми» Валентин и я в одном авто мобиле, а Прохоров и его русские друзья ехали впереди. Вскоре мы их обогнали. Они остановили свою машину около городового и стояли посреди улицы. По просьбе Джорджа Клерка мы также остановились в ожидании. Прохоров шарил в карманах. Затем вынул свой кошелек и дал рубль городовому, который звякнул шпорами и поклонился. Положив руку на эфес своей шпаги, Прохо ров выпрямился во весь рост. Его глаза засверкали, и казалось, что он собирается скомандовать в атаку. «Бо же, царя храни», — загремел он. «Боже, царя храни,
отвечал городовой. — И бей жидов».
Мы поехали дальше. Нельзя сказать, чтобы Прохоров был юдофобом. По своим политическим убеждениям он был либералом, но всю дорогу он повторял: «Боже, царя храни» и «бей жидов». Таков был ритуал. Такова была дореволюционная традиция.
Когда лорд Мильнер и Джордж Клерк вернулись в Петербург, к нам нагрянули военные — сэр Генри Виль сон со своими собратьями по оружию. Это посещение не имело политического значения. Однако оно чуть не испортило мои отношения с русскими друзьями и было причиной одного из самых неприятных эпизодов моей карьеры.
Генералы приехали в Москву не для деловых целей, а для развлечения. Они были пресыщены официальными приемами. Во всяком случае, их не интересовали полити ческие взгляды московской оппозиции или безбородого консульского чиновника. Как мог я развлечь их? Надо ли устроить для них интимный обед и танцы? А так как приезжих пятнадцать человек, то приглашать ли еще мужей? По этому поводу я беседовал с Генри Вильсоном по его прибытии и, стараясь угодить видному генералу, помчался выполнять его приказания.
Я обратился за помощью к жене. Она позвонила по телефону тем русским дамам, которые во время войны так усердно помогали нам развлекать разные английские делегации, посещавшие Москву. С большим рвением принялись они за это дело, и еще днем мы сумели сорга низовать чудесный вечер. Конечно, мне не приходится говорить о том, что мы приглашали только хорошеньких и молодых женщин и что мужья их ничего об этом не знали. О, самонадеянная и пылкая юность!
Вечер состоялся в отдельном кабинете ресторана «Эр ^таж» Закуски и вина были лучшими из того, что тогда ^«но было достать в Москве. Играл оркестр Крита и в
Йя* английских гостей исполнял «Люби меня — н мир
Г/пет моим» с еще большим подъемом, чем всегда. Вечер «палея на славу. Он носил дружеский характер, гпягчем „пяличия ничем не нарушались. Да иначе и не могло быть в присутствии таких столпов респектабельности как генерал Клив, лорд Дунканнон (теперь лорд БессбЧь ov) и сам Генри Вильсон. И все же среди этого невинного стада оказалась одна черная овца. Лорд Брук попросил разрешения привести одну свою знакомую. Мои московские друзья ее не знали. Она была аристократка, разведенная и, что всего хуже, — она приехала из Петербурга.
Я должен сказать, что как она, так и лорд Брук соблюдали этикет еще строже, чем самые благовоспитан ные участники нашего благовоспитанного собрания. Но беда была уже непоправима. С раннего утра следующего дня мой телефон беспрестанно трезвонил, и меня вызыва ли гневные мужья, требуя объяснения моему поведению. Последний удар был мне нанесен одним моим другом, богатым и весьма влиятельным, который приехал прямо? в генеральное консульство, чтобы лично меня увидеть.^ Его провели в мой кабинет. Он подошел к столу и щелкнул каблуками. Глаза его грозно сверкали.