История каждого лета

Аристархова Валерия

У самой кромки воды, примяв заросли осоки и камышей, сгорбившись, сидел Сашка. Он был поглощен своим занятием, совершенно не замечая сначала громких и уверенных, а затем тихих и хищных шагов друга. Витя сбавил шаг и подкрался со спины.

– Руки вверх! – он схватил Сашку за бока. От его громкого крика из камышей пулей вылетела черная птица и бросилась наутек.

Сашка от неожиданности дернулся, нога его соскользнула в пруд, сбив ведро с пойманными тритонами. Он бы улетел весь целиком, если бы Витька не подхватил его под локоть и не дернул на себя, после чего оба свалились на землю. Витя расхохотался, а красный

как рак Саша поднялся и сел на траву, разулся, стащил с промокшей ноги носок и стал его выжимать.

– Ну ты и придурок!

– Да откуда же мне было знать, что ты такой дерганный! Ой, не могу! – Витька пытался набрать воздуха, но тут же сдувался громким безудержным смехом.

Сашка посмотрел на ведро, которое тихо покачивалось на волнах, потом снова на Витьку – и… щелк! Мокрый носок, скрученный жгутом, звонко щелкнул мальчишку по голой ноге.

– Ай, ты чего! Ха-ха-ха! – Витя схватился за голень, все еще и не в силах успокоиться – весь красный от смеха он попытался отползти подальше. Щелк – Сашка хлестнул еще раз. – Отстань, псих! – Витя вскочил и побежал к воде.

Через пару минуту на местном пруду разразился настоящий шторм: парни бегали по кругу, то и дело приседали, чтобы зачерпнуть ладошкой воды и обдать друга, а когда Сашка громко заявил, что ему нечего терять, и, сняв второй кроссовок, полез за ведром, Витька так драпанул, что мокрая глина из-под его пяток полетела во все стороны.

Так их и застал Семён – ревущих, орущих, мокрых. Громким свистом он прервал их беготню. Только Семён умел свистеть так, что закладывало уши. У него вообще было много талантов: он мог щелкать всеми пальцами, ездить на велосипеде без рук и зажигать спичку о подошву кроссовка.

– И что вы тут устроили? Как теперь тут тритонов ловить?

Семён был старше их на два года, поэтому ему прощали родительские нотки в голосе, признавая его безоговорочным лидером компании.

– Да я из-за этого ненормального чуть в пруд не улетел! – Сашка громко шмыгнул носом. Он был весь мокрый, а в волосах его застрял кусок уже подсохшей тины.

Витька то ли усмехнулся, то ли хрюкнул. Семён молча посмотрел на него, затем наклонился, подняв кроссовок Санька, и кинул ему.

– Собирайтесь. Зайдем за Мельником.

* * *

– Не злись на него, он это не нарочно.

Лена и Маша сидели на небольшом мостике. Когда-то под ним протекала настоящая река, но спустя годы она пересохла местами, и теперь вдоль всей деревни пролегала цепь прудов и болотистых заводей. Два моста соединяли две деревенские улицы – один деревянный, с ржавыми перилами, другой каменный – две широкие плиты, соединенные порыжевшими от старости скрепами. Со временем одна из плит накренилась, словно вот-вот упадет в воду, если вторая хоть на секунду ослабит свои каменные объятия. Над плитами был шатер из ивовых веток, он скрывал мост от солнечного света, поэтому там всегда было прохладно, даже в полдень. По ту сторону моста стоял колодец – бетонное кольцо, деревянная крышка домиком и ведро на стальной цепи, которая громко гремела, когда набирали воду. Лена как-то заметила, что стоило ей только услышать металлический звон, как у нее уже сводило челюсть от холода.

Какими бы живописными ни были мосты и какой бы сладкой не казалась на вкус ледяная колодезная вода из жестяного ведра, детей тянуло туда,

где не было переправы, в темные укромные уголки. Молодые ивы еще тянули свои нитевидные руки к свету, взрослые же, напротив, пригибались к земле, к истокам ручьев и черным зеркалам заводи. Их массивные стволы образовывали естественные мосты, каскадные тропинки для маленьких ловких рук и ног. Ветки служили и перилами, и лестницей, и крючками для одежды – курток или футболок, которые жалко замарать, а некоторые были достаточно прочные, чтобы выдержать прыжки с тарзанки. Практически каждый день Маша, Лена, Витя, Семён и оба Сашки проводили на деревьях, исследуя тайны диких зарослей, и все же столько секретов еще было не раскрыто! Чья это гладкая коричневая спина скользнула вдоль берега и скрылась под корнем, утопающим в воде, – выдра или ондатра? Почему солнечные желтые ирисы всегда прячутся в тени? Как быстро трясина затягивает человека? Есть ли на дне болота сокровища… и какие – проклятое золото ацтеков или каска безымянного солдата? Как выглядит малярийный комар?

Все знали: если потерял остальных из виду, стоило действовать так же, как если бы потерялся в лесу – идти вдоль воды. Пруды манили детей. На одном из них прямо сейчас Сашка гнался за Витькой с ведром воды, а на другом сидели две закадычные подружки: Машка – лицом к воде на перилах из толстых железных прутьев, соединенных вертикальными столбами; Лена – прямо на досках моста, свесив ноги вниз. Лена смотрела, как водомерки дрожащим пунктиром рассекают гладь воды.

– Глупости не говори! Как можно не нарочно взять чужой желудь и швырнуть его на ту сторону дороги?

– Он просто вернул его на место, – сказала Лена. В воздухе стоял влажный запах цветущей воды.

– Что?

– Ты сказала ему вернуть желудь на место. А там дуб. Желуди растут на…

– Я знаю, где растут желуди!

Одна из водомерок добралась до ярко-салатовой тины и попыталась пробить себе путь вперед. На третьей попытке что-то большое рухнуло в пруд, и волна откинула водяного клопа назад. В ковре из тины ненадолго образовалась черная дыра, которая тут же стала затягиваться обратно. Машка подбросила в ладони еще один камень, поймала на лету и прицелилась.

– И как пацаны их так кидают?

– Лягушкой?

– Ага!

– Не знаю, у меня тоже не получается. Витя говорил, надо брать плоские.

Машка сдула с лица черную прядь волос, прищурилась, вымеряя угол, и швырнула снаряд. Бульк! Камень пошел ко дну.

– Эх! – она перекинула обе ноги обратно через перила и спрыгнула на мост. – Витька, Витька… Кто-то втрескался по уши.

Машка была чернявой, с густыми бровями и большими карими глазами, как у мамы. Светловолосая Лена на ее фоне выглядела бледной, даже полупрозрачной.

– А вот и нет!

– А вот и да!

Машка стала прыгать, как стрекоза, и кричать:

– Тили-тили тесто!

Лена обреченно вздохнула и закатила глаза:

– Ничего он мне не нравится.

– А чего ты тогда его защищаешь? И про камни он тебе рассказывает…

– Просто… Зато я не краснею, когда мне предлагают кофту.

Маша сразу поняла, о чем речь, и щеки ее покрыл густой румянец. Она не думала, что кто-то заметил, как у нее чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда на днях Мельник сказал: «Ты чего так вырядилась? На, а то замерзнешь».