История Крестовых походов
Шрифт:
Вслед за Иоанном Дамьетту оставил великий магистр ордена Храма Пере де Монтегаудо. Вот что писал он епископу Эльнскому 20 сентября:
«Знайте, что числа паломников, высадившихся при первом переезде после взятия Дамьетты, вместе с остатками войска могло хватить, чтобы снабдить город и защитить свой замок. Тем не менее господин легат высказался за наступательную войну по согласию с духовенством и проповедовал народу, часто и с прилежанием, совершить набег на язычников. Но бароны войска, как заморские, так и бароны Земли, уверенные, что при нашем положении не хватит сил, чтобы вооружить город и двинуться в наступление, полезное для христианства, не желали соглашаться на попытку продвижения. Ибо вавилонский султан, отброшенный недалеко от Дамьетты со множеством язычников, соорудил на обоих рукавах реки мосты, дабы воспрепятствовать нашему успеху. Он ожидал нас там со столь мощной силой, что верующим угрожала бы самая великая опасность,
Знайте также, что Корадин (Аль-Муаззам), султан Дамаска, собрал бесчисленное множество сарацин и объявился близ Акры и Тира. Поскольку рыцари и народ претерпели слишком много лишений, чтобы сопротивляться ему, он в многочисленных набегах причинил им много зла. Перед этим он много раз прошел перед нашим замком, названным Замком Паломника, и разбил там шатры и произвел у нас серьезные опустошения. Он осадил и взял замок Цезарею, пока в Акре отдыхало множество паломников.
Знайте далее, что Сераф (Аль-Ашраф), княжащий в Армении, сын Сафедина (Аль-Адиля) и брат султана Вавилонии и Дамаска, начал войну с сарацинами Востока, и что он победил многих из их эмиров, хотя милостью Божией одолел не всех. Ибо, если бы война сия закончилась его победой, земли Антиохии, Триполи, Акры и Египта, судя по направлению его атак, оказались бы в наибольшей опасности. И если бы он осадил одну из наших крепостей, мы бы не смогли заставить его уйти никаким образом. Поистине, раздоры наших врагов приносят нам радость и утешение!
Мы давно дожидаемся прибытия императора и прочих сеньоров, дабы иметь смену… но, если надежды на подобную помощь обманут нас, ближайшим летом (храни от этого Бог!) обе земли Сирии и Египта… окажутся в непрочном положении. Сами мы и прочие люди Земли настолько обременены расходами на крестовый поход, что больше тратить не можем».
И тут — о, радость! — Аль-Камиль еще раз предложил договориться: крестоносцы возвращают Дамьетту, а в обмен получают Иерусалимское королевство в границах 1187 года. Магометанам остаются лишь Керак и Монреаль, за которые они готовы платить дань. Все разрушенные укрепления будут восстановлены за султанский счет. Но тамплиеры и госпитальеры, равно как и бароны, напрасно уговаривали Пелагия принять условия перемирия. Легат был непреклонен. Полтора года он ожидал в Дамьетте союзников: Чингисхана, правителей Нубии и Абиссинии, но главное — императора Фридриха II. А мусульмане времени даром не теряли. Пираты перехватывали суда, идущие из Европы, по всей Сирии и Месопотамии били местных христиан, громили храмы… Александрийский патриарх, Николай, будет брошен в темницу — и освобожден только после заключения мира.
В конце июля 1221 года все три брата с приставкой «Аль» — Ашраф, Муаззам и Камиль — соединились в Аль-Мансуре. И тут Пелагий решился-таки перейти в наступление — не известив об этом даже короля Иоанна, который едва успел к началу кампании. Великий магистр тамплиеров напишет: «Христианская армия долго оставалась в бездействии после взятия Дамьетты, и люди с обеих сторон моря нас за это сильно порицали. Ибо со времени своего прибытия герцог Баварский, наместник императора, объявил всем, что приехал сражаться с язычниками, а не томиться в праздности. Затем мы собрали совет, на котором присутствовали сеньор легат, герцог Баварский, магистры Орденов Храма, Госпиталя и Тевтонского ордена с графами, баронами и прочими. Мы единодушно согласились совершить нападение. Со своими рыцарями, галерами и военными кораблями возвратился знаменитый король иерусалимский и нашел христиан в их палатках под стенами. После праздника святых Петра и Павла король, легат и все христианское войско двинулось в добром порядке по суше и по реке. Мы шли навстречу султану и его многочисленным силам, которые ускользали».
Увы, блестящему плану — взяв с налету мансурскую ставку, идти на Каир — помешали дожди и разлив Нила.
Узкая полоска суши, соединявшая крестоносное войско с Дамьеттой, была перекрыта противником. 10 августа Аль-Камиль вновь заговорил о перемирии — однако несговорчивый Пелагий опять ответил отказом. Сама природа, казалось, взбунтовалась против такой непреклонности. Вода в Ниле все пребывала и пребывала — и вот уже египтяне, переправив корабли в тыл крестоносцам, отрезали их лагерь от Дамьетты «…Во время разлива Нила султан велел провести галеры и галеоны по древнему каналу и пустить их в реку, чтобы помешать нашему судоходству и прервать наше сообщение с Дамьеттой, как они уже прервали его по суше, — писал великий магистр. — Наше войско, однако, попыталось ночью пробиться по дорогам и по реке, но потеряло все свое продовольствие и великое число людей в волнах. Поскольку Нил разлился, султан велел повернуть воду посредством секретных шлюзов и вырытых в древности речек, чтобы помешать нашему отступлению. Когда же мы потеряли в болотах наших вьючных животных,
Что оставалось рыцарям? Только одно — прорываться сквозь неприятельскую цепь и возвращаться в Дамьетту. В ночь с 25 на 26 августа они сожгли свой лагерь и, прихватив лишь самое необходимое, двинулись обратно. Аль-Камиль бросил им наперерез все свое войско — и вскоре христиане прочно увязли в непроходимых болотах, через которые лежал их путь. А лучники султана осыпали их градом стрел… Тут уж пришел черед Пелагию просить мира. Правда, сделал он это устами Иоанна де Бриенна. Надо сказать, что султан поступил благородно и не стал добивать увязших в трясине крестоносцев. А может, просто побоялся, что жаждущие мести европейцы хлынут в Египет бурным потоком. И — на исходе лета, 30 августа, был заключен мир сроком на 8 лет. О возвращении Иерусалимского королевства не было и речи. Просто христиане оставляли Дамьетту, а мусульмане возвращали им Животворящий Крест…
Исполнению этого плана едва не помешали итальянцы, для которых потерять Дамьетту означало лишиться возможности свободно торговать в Египте. Отправив в крепость эскадру из полусотни судов под командованием графа Мальты, они надеялись помешать ее передаче в руки мусульман. Досталось и тамплиерам, и госпитальерам — многие пали от руки итальянских собратьев. Обуянные жаждой наживы, последние пытались в пылу битвы за город разграбить орденские склады, а также королевскую резиденцию… Лишь после подавления мятежа, 7 сентября 1221 года, над Дамьеттой вновь взвилось знамя ислама. Аль-Камиль решил лично проследить за отправкой крестоносцев домой и даже снабдил их судами и продовольствием. Лишь когда последний корабль скрылся за горизонтом, султан вернулся в Каир. По пути он остановился в Аль-Мансуре, и «Победоносная» ликовала целую неделю по случаю окончания войны. Говорят, на этом празднике всех трех братьев: Аль-Камиля, Аль-Муаззама и Аль-Ашрафа видели вместе в последний раз…
…Несмотря на возвращение утраченной при Хаттине святыни, Европа погрузилась в тягостное уныние. Поход, который обошелся в кругленькую сумму, поход, которого ждали 30 лет и который возродил к новой жизни столько угасших сердец, окончился таким провалом! Блестящая победа в начале — и позорный мир в конце… Папский двор погрузился в траур — ведь, как ни кинь, выходило, что именно его посланец, кардинал Пелагий, явился причиной всех неудач крестоносцев. Однако, судя по всему, самобичевание было не в характере его святейшества Гонория III. Он быстро нашел «жертвенного ягненка», на которого можно было списать собственные просчеты. Им стал германский император Фридрих II. Тот факт, что монаршая нога ни разу не ступала на Святую землю, папу нимало не смутил. Как и тот, что невыполнение Фридрихом обета, данного еще в 1215 году, не вызывало неудовольствия Рима вплоть до самого окончания похода. В своем письме папа даже угрожал Фридриху отлучением от церкви — если и впредь данное им слово будет столь же легковесно. Фридрих попытался было возразить — мол, так ли уж важно то, что лично он не был на Востоке. Он ведь отправил туда своих самых отборных воинов! И все же, получив столь серьезный упрек со стороны Божьего наместника на земле, император был вынужден начать подготовку к новому походу.
«Царь пагубы»
Шестой крестовый поход
1228–1229
В этом походе не случилось сколько-нибудь значительных сражений. Однако по своим итогам шестой стал одним из самых успешных европейских крестовых воинских вылазок на Восток. А интересен он более всего витиевато закрученной вокруг него интригой и поучительным применением искусства дипломатии. Чтобы по достоинству оценить кажущуюся простоту решений, нужно сначала рассказать о центральной фигуре того далекого события.
Внук Барбароссы
Император Германии и всей Священной Римской империи Фридрих II Гогенштауфен не был похож на своего великого деда, носившего такое же имя и прозвище Барбаросса. Пожалуй, отличался он и от всех других своих царственных предшественников, суровых, бескомпромиссных, склонных к лобовым атакам, привыкших, как на войне, так и в мирном правлении приступом брать любое препятствие. С появлением Фридриха, как замечают исследователи, на арене средневековой истории возникает новый тип государя. Изворотливый ум этого правителя постоянно находился в поиске и работал в тесном взаимодействии с глубоко спрятанной от окружающих хитростью. Вот какая характеристика дается этому не избалованному вниманием историков монарху в книге «Эпоха Крестовых походов», впервые изданной в России в 1897 году на основе второго тома «Всеобщей истории» под редакцией французских ученых Э. Лависса и А. Рамбо: