История Кубанского казачьего войска
Шрифт:
На первых по времени волнениях ярче, чем на последних, отразились казачьи архаические порядки и стремления массы к восстановлению их. Казаки в уходе с Кубани видели не нарушение военной дисциплины и тем более не дезертирство, а свое естественное право, вытекавшее из казачьих обычаев. Как и в прежние времена, казаки выбрали себе начальников и предводителей, унесли с собой полковые знамена и бунчуки, решали дела только в войсковом кругу и требовали от войскового атамана официальных распоряжений, которыми их уход с Кубани признан был бы роспуском по домам. Крупная и энергичная фигура Белогорохова дышит проникновенным убеждением важности принятой на себя роли казачьего предводителя. Так держал он себя, когда сдавал знамена войсковому атаману, когда отстаивал казачьи интересы, когда, наконец, встретился лицом к лицу с грозными представителями военного суда. «Никакому суду я не подчиняюсь, кроме суда Государыни Императрицы», — заявляет Белогорохов и отказывается
Так, как Белогорохов, смотрели на свой протест и все казаки. Не желали идти снова на Кубанскую линию, потому что считали себя распущенными по домам войсковым атаманом после выполнения очередной службы. Точно так же в волнениях пяти станиц красной нитью проходили убеждения в правоте казачьих требований. Мы не идем против высшей государственной власти, заявляли станичники, и готовы на военной службе головы сложить за Государство и Царицу, но не отрывайте нас от родной земли, которая заслужена кровью нашей и наших предков и указана нам царем Иваном Васильевичем. Мы будем до последней крайности отстаивать свои законные права.
Наконец, казаки, ушедшие домой из Таврии, просто «потянули» за войском, шли, чтобы объединенные общими казачьими интересами отстоять их сообща, целым войском.
Вот та основная подкладка, на которой разыгрались казачьи волнения на Дону в 1792–1794 годах.
Разлад и несоответствие между исконными казачьими порядками и охватившей уже казачество общей военно-государственной системой сказался сразу. Требования казаков, и в особенности их активные поступки, были уже нарушением основного начала этой системы. Правительство, однако, колебалось. Из Петербурга посылались бумаги, в которых власти чуть не просили повлиять на казаков, чтобы они, хоть на время и для виду, вернулись на Кубанскую линию, за что им сулилось полное прощение. Сила народной идеи и требований казалась еще мощной и живучей, несмотря на разрушение Запорожской Сечи и подавление пугачевщины.
Преимущества бытового казачьего уклада на Дону также выразились рельефно. Запорожскую Сечь, концентрировавшую свои силы в одном месте, было легко взять и окружить многочисленными войсками; но справиться с пятью казачьими станицами представлялось князю Щербатову на месте и графу Салтыкову в Петербурге уже делом в высшей степени сложным и трудным.
Но было одно, чрезвычайно важное обстоятельство, помогшее довольно легко справиться с волновавшимися казаками. Это — расслоение казачества на две группы: на казачью старшину и на рядовое казачество. Только в первый момент казачья старшина, в лице войскового атамана и двух генералов, попавших в официальные документы, склонна была действовать заодно с рядовой массой. И в начале движения и впоследствии к этой массе примкнуло очень немного чиновных казаков, да и то только хорунжие, сотники и есаулы — все мелкая сошка. Но очень скоро сами казаки хорошо поняли, что разъединяло их с казачьей старшиной. Последняя отделилась уже от массы не только своим ранговым положением, но и материальными преимуществами. Старшина захватила часть земель и поселила на них крепостных крестьян, которых, как об этом уже упоминалось, казаки предлагали переселить вместо себя на Кубань.
Итак, следовательно, переселение донских казаков в нынешнюю Кубанскую область совершилось в ту пору, когда на Дону фактически сложились уже два класса казачества и когда интересы этих классов уже резко расходились. Обстоятельство очень важное для уяснения тех форм, в которые должна была вылиться казачья жизнь в новом крае — на Кубани.
Не успели еще окончательно улечься казачьи волнения, как военная администрация деятельно принялась за переселение донских казаков на Кубань. Апреля 3-го 1794 года граф Салтыков писал главнокомандующему на Кавказе Гудовичу, что, с восстановлением порядка на Дону, следует переселить три тысячи казачьих семей на Кавказскую линию. Ввиду отсутствия строений и трудности вообще переселения столь значительной массы людей, Салтыков считал возможным ограничиться пока переселением одной тысячи семей исключительно из тех пяти станиц, которые стали во главе казачьих волнений. Чтобы не отягощать излишними работами людей, граф советовал уменьшить работы по постройке крепостей и укреплений. В мае 1794 года Войсковое Гражданское Правительство войска Донского сообщило графу Гудовичу, что уже 12 апреля состоялось назначение тысячи семей на переселение по станицам Кобылянской, Нижне-Чирской, Верхне-Чирской, Пятиизбянской и Есауловской, оказавшим наибольшее упорство при волнениях. К этим же станицам присоединена была еще Глазуновская, для усмирения которой посылался особый отряд. Одним словом, к выселению на Кубань назначены были исключительно «бунтовщики», но и из них были выделены зачинщики, преданные суду.
Наряд казаков на переселение и самое отправление их на Кавказ частями поручено было генералу Мартынову, а размещение их на новых местах — главнокомандующему Гудовичу. Об этом же просил Гудовича и генерал Мартынов, выехавший в крамольные станицы и пославший надежных старшин в станицы
Таким образом, этим способом заселения заранее определялся и характер организации казачьего управления. Основной формой этого управления осталась станица, как это искони велось на Дону. Казаки были переселены не всем войском, как черноморцы, а только частью его, соответствующей делению войска на полки, и все шесть станиц были объединены в один казачий полк.
Но все это были одни внешние формы казачьего уклада. В каком виде могло выразиться собственно казачье самоуправление? Тем обстоятельством, что переселены были на новое местожительство крамольные казаки и что самое переселение было произведено под эскортом военных частей армии, как бы в корне подрывались основы казачьего самоуправления. О выборном начале и выборных лицах не могло быть и речи. Но казаки, видимо, хорошо это понимали и ожидали худшего. Они боялись, что их отдадут под команду чуждого им военного начальства регулярной армии. Первой заботой переселенцев поэтому было оставить своих донских начальников. В этом смысле они и возбудили ходатайство перед правительством. Очевидно, для отрезанных на всегда от Дона донцов очень важно было удержать у себя если не самого Мартынова, то, по крайней мере, своих казачьих офицеров. В сущности, конечно, это был такой пустяк сравнительно с теми требованиями самостоятельности, какие были предъявлены донскими казаками правительству при последних волнениях, что на просьбу донцов охотно пошло и правительство.
Военная Коллегия по просьбе казаков поручила Гудовичу выбрать надежнейшего начальника из казачьего сословия и подчинить ему всех прочих, которых, в свою очередь, Гудович должен был разместить по отдельным станицам, сообразно с местными условиями. Если бы этих второстепенных чиновников оказалось недостаточно, то Гудович мог потребовать от донской администрации большего числа старшин. На Гудовича возлагалось, вместе с распределением казачьей старшины по станицам, выработать соображения о служебном положении старшин и определить сферу их деятельности и компетенции. Сделать это рекомендовалось, сообразно с особенностями казачьего управления, в тех станицах, который были уже поселены в нынешней Ставропольской губернии и Терской области. Сообщая о просьбе переселенцев оставить с ними казачьих офицеров, та же Военная Коллегия предложила Гражданскому Правительству войска Донского командировать в каждые две станицы по одному полковнику с достаточным числом полковых старшин и выбрать вообще людей добросовестных, благонамеренных, знающих и попечительных, дабы они ни малейших притеснений казакам не чинили и соблюдали как служебные, так и станичные порядки.
В число трех полковников Военная Коллегия заранее назначила войскового старшину Илью Кумшацкого, сопровождавшего переселенческие партии и особенно аттестованного генералом Мартыновым. В заключение Военная Коллегия подтверждала 4-й пункт указа 12 апреля, в силу которого Войсковое Правительство должно было приостановить дальнейший наряд на переселение еще двух тысяч казаков. Так как по представленным в Коллегию Мартыновым спискам переселенцев значилось всего 4700 душ обоего пола, то Коллегия полагала, что этого количества, быть может, будет достаточно и в увеличении его не окажется надобности.
Указом Военной Коллегии от 23 октября 1794 года на имя Гудовича на Кубань назначены были донские старшины, как просили о том переселенцы, а все вновь поселенные станицы были подчинены генералу Савельеву.
Каков был состав Кубанского казачьего полка в 1794 году, неизвестно, но из данных за 1802 год видно, что в Кубанском казачьем полку числились в то время один полковой командир, 4 есаула, 4 сотника, 5 хорунжих, полковой квартирмейстер, писарь и 500 пятидесятников и казаков. Отставных было старшин 6239 казаков, могущих защищать станицу, 184 престарелых и бессильных, 216 детей от 12 до 15 лет и 1048 от года до 12 лет.