История кукловода

Найманов Ильяс

– Наши подберут. Все что в радиусе километра от базы – все наше. – Немного подумав, он добавил - общаг.

Постепенно группа выходила из зоны влияния Армейских складов. Танцор в очередной раз удивился как в одной Зоне может находиться столько разных подзон, как будто со своим климатом и температурой. Или это настолько резкие практически внезапные изменения общей погоды Зоны? Ветер ранее почти не проявлявший себя вдруг стал резким, колючим. Он раздражительным шутником начал сбрасывать с мокрых деревьев воду и неприятно бросать ее в лица и за шиворот идущим людям, пришлось напялить капюшон. Трава, вдруг обросла мелкими острыми шипами, неприятно скребущим по высоким голенищам ботинок, демаскируя идущих. Небо вновь обложило тучами, но не спокойными, как это

было когда смотришь на небо с Армейских складов, а рвущимися под порывами ветра, ждущих своего часа чтобы опрокинуть на идущих внизу людей грохот молний и холодный хлесткий дождь. Ведущий группу Шурин несколько раз менял курс, ориентируясь только по внешним приметам. Пару раз они проходили, судя по отравляющему и удушающему запаху разложения, какой-то чуть ли не скотомогильник. Что именно лежало во внезапно открывающихся озерцах наполненных темной не просвечивающейся водой, диаметром чуть более пяти - десяти метров, поросших по краю мелкой красной травой, среди которой блестели бусинки «волчьих слез», так и осталось загадкой. Несколько раз ведущий группы останавливал всех жестом поднятой руки, подняв кулак вверх. В такие моменты Танцор замирал и превращался в слух. Что именно заставляло ведущего застывать на месте, он не видел, поскольку тот находился почти в десятке метров от него. Один раз он услышал какое-то сдавленное то ли кваканье, то ли странное бормотание, от которой у него похолодело в животе, и вся колонна, повинуясь знакам Шурина медленно, на полусогнутых не отворачивая направленных в сторону источника звука оружия отходила назад на пятьдесят метров, после чего также тихо и осторожно сменила направление. Зона.

Но вот они достигли рванной гусеничной колеи. Перепутать ее с чем либо было невозможно. Длинный след, содранного зеленого дерна, обнажил каштанового цвета землю, подобно шкуре слепого пса или снорка, под которой виднелись покрытые лимфой и запекающейся кровью мышцы. След тянулся от самого Ростка, практически прямой и ровный как стрела. Прошедшие здесь пару дней назад танки нисколько не заботились об объезде аномалий, их дорогостоящий обвес полностью подавлял воздействие аномальных полей, единственное где гусеничные машины делали крюк это на местах химических аномалий. Видимо шасси танков не выполнялось с расчетом на концентрированные кислоты, формулы которых даже разгаданные и расшифрованные, до сих пор невозможно было создать ни в каких лабораториях.

Группа медленно шла вдоль колеи по Дикой Территории, впереди еще не скоро, но появятся Пустые Земли, за которыми стоит громада жуткого и непроходимого Рыжего Леса. Аномалии, восставшие после прохода машин очертили границы своего воздействия разбросанным мусором, который закинули на них во время движения крутящиеся гусеницы танков. Километры за километрами группа прошла практически в полном молчании. Наконец, далеко за полдень они встали на привал недалеко от танковой колеи. Кран с Шурином несколько раз обошли поляну, покрытую невысокой травой с цветущими сиреневыми цветами.

 -Хорошее место, - наконец сказал Шурин и, отложив оружие, как есть завалился на спину, сорвав травинку и с наслаждением засунув ее в рот.

Действительно, этот клочок земли, с практически не изменившейся растительностью, нормальной травой и несколькими невысокими, но тоже вполне обыкновенными елками был один из немногих клочков земли, которых сталкеры называют палестинками. На такие поляны избегает заходить чумное зверье, такие места оберегают нашедшие их сталкеры, не разводят без особой надобности костры, не оставляют на ней мусора. Одно плохо, как бы ни была надежна и устойчива палестинка от лихого люда она не спасает, да и выбросы нет, нет да и накрывают ее заселяя чуждыми Большой земле растениями и мутантами. Существует предположение, что палестинка пропадает после того как на ней произойдет убийство одного человека другим. Уж слишком последовательно находили в местах исчезнувших палестинок всего одного-двух убитых из оружия, а остальных растерзанных мутантами или вдруг, без всякого выброса возродившимися аномалиями. Зона словно

мстила людям, не способным оценить ее дар здесь на территории смерти, склонившимся перед жаждой наживы или ненависти. Кто знает, может быть рано или поздно здесь появится человек, под ногами которого будут расцветать, вот таким вот буйным синим цветом, как эта поляна чистые клочки земли. Однако палестинки, как скромные девушки находятся вновь и вновь, на ранее гиблых и непроходимых местах, блистая своей чистотой и непорочностью.

Транзит глянув на Шурина, безмятежно смотрящего в хмурое небо Зоны, прилег рядом, с блаженным стоном вытянув гудевшие от ходьбы ноги. Поляк и Кран, скинули рюкзаки и присели, наслаждаясь покоем. Только Танцор все никак не мог найти себе место, привыкший к дисциплине Долга.

– А постовых что ставить не будем?
–  с беспокойством спросил Танцор, оглядывая редколесье окружающее их.

– Нет, Танцор, не будем, - лениво ответил Транзит. – Вот она, нашли мы ее наконец. Третья палестинка за этот год.

Танцор с беспокойством прошелся от края до края поляны, имевшую форму неправильного овала длиною около тридцати метров.

– Да не маячь ты Танцор, - подал голос Кран. – Не понимаешь ты ничего в делах наших. – Кран прилегший было третьим сел, уставившись на беспокоящегося сталкера. – Это же палестинка, участок земли такой... подарок Зоны, нам людям. Чтобы мы тут подышать могли, подумать. Ты посмотри трава вокруг какая, - восхищенно вдыхая аромат продолжал Кран. – Вас долговцев учили с Зоной воевать, а мы дружить тебя учим. Успокойся.

Танцор сел. Минуты отдыха скрадывали ощущение от долгой дороги. Сталкеры вовсе расслабились, если бы не торчащие во все стороны автоматы и винтовки, их можно было бы принять за севших отдохнуть туристов. Не хватало только весеннего пения птиц, но равномерно дующий ветер, шумевший в вершинах деревьев вполне делал обстановку уютной.

– Чистец болотный, – вдруг подал голос Шурин.

– Чего? – переспросил Транзит.

– Я говорю, трава эта – чистец болотный называется. Вот лежу и вспоминаю, вспомнил. В детстве у нас такая на задворках росла. Надо же... – задумчиво произнес Шурин, - вспомнил. Живучка ее еще называет... полезная вещь и есть ее можно, и масло давить из семян. Вспоминаю... давно это было... спасибо Зонушка, спасибо... – прошептал он. На секунду Танцору показалось, что серые глаза свободовца помолодели и стали ярче.

– Ну, сталкеры, полежали. Теперь давай и подзаправимся, – скомандовал Транзит.

Команда охая и кряхтя, более от наслаждения чем от перегрузок распаковала рюкзаки. Стандартные натовские пайки, консервы, все пошло в ход за милую душу. Танцор, как младший в команде и почему-то самый нерасторопный в еде оказался последний и по неписанному закону кто последний тот и убирает, в полном молчании бригады согнал весь оставшийся мусор в кучу и накинул рюкзак готовый к походу. Подняв глаза, он встретился с ледяным взглядом Шурина.

– Подними мусор! - приказал Шурин. Сейчас его голос напоминал надвигающеюся из-за горизонта, сдерживаемую расстоянием громовую бурю, которая грозит выбить все окна в доме или полностью размолотить дом в щепки.

– Спокойной, спокойно Шурин он же не знал, – забеспокоился Транзит. – Щас все уберем, ну-ка давай... – кивнул он Поляку и Крану.

Оба сталкера вместе с Транзитом кинулись было собирать согнанные в кучу берцами Танцора жестяные банки.

– Нет! Я хочу, чтобы он убрал. – Палец Шурина указывал прямо в лицо Танцору. Ледяные серые глаза, казалось забирают душу оторопевшего от неожиданности сталкера.

– Собери Танцор. Это палестинка, здесь нельзя мусорить, нельзя ругаться, здесь ничего нельзя. Это подарок... – пояснил Транзит, – негоже так...

Танцор оглядел товарищей и увидел мрачную решимость в каждом взгляде.

– Я же не знал...

Он открыл свой почти пустой тощий рюкзак, переложил пару оставшихся неоткрытых консерв, в отдел для сменного белья, и переложил весь мусор в освободившийся отдел, тщательно осмотрев место стоянки и не найдя ничего более доложил.

 – Все.