История, любовь и шоколад

Корж Катя

«Опять заснул с музыкой?»

Но подняв его с пола и рассмотрев, парень понял, что это вовсе не его. И последним воспоминание было не то, как он вставляет в уши наушники, не то, как в мозг поступают биты от новой песни, а голова девушки, которая заслоняла собой часть картины. И последняя мысль перед сном была о том, что он наконец-то нашёл то, что искал.

Выйдя в коридор, он сразу же сощурился и опёрся спиной о дверной косяк. Возле входной двери всё еще стояла Вика, которую никак не собирался отпускать Граф.

Цветаева

улыбалась, её лицо уже было мокрым, и она не жмурилась от неприятного ощущения, а словно, была счастлива.

— Пусти! — громко шептала она, — Ну, Грааааф. Автобус пропущу…

Она так уверенно об этом говорила, словно верила, что собака её понимает.

— Ничего не забыла? — нарушил игровую атмосферу Виктор, после чего кинул девушке плеер.

Ей ничего не оставалось, как схватить его, иначе бы он разбился, и от дорогой вещи точно бы ничего не осталось. Именно эта мысль и заставила Вику протянуть руки и вовремя схватиться за голубой кирпичик, обмотанный наушниками.

— Уважительнее относись к подаркам.

Улыбка, что была на лице молодого репетитора до этого, куда-то пропала, лицо его было теперь серьёзным, и скорее грозным, и Вика не смогла и слово сказать. Чувство вины стало комом в горле, и ей пришлось молча наблюдать, как парень указал Графу, куда ему сесть, а после как он открыл входную дверь.

— До понедельника, — рукой он указал на выход.

— До понедельника, — ответила девушка скорее машинально, после чего вышла из дома и направилась к остановке со странным чувством, словно обидела Виктора.

Дома девушку никто не ждал. Было пусто, словно никто не собирался возвращаться с работы, а про существование Алины напоминал лишь слабый сладкий запах её духов.

Зайдя к себе в комнату, девушке легла на кровать и взялась за телефон. Диана. Как давно Вика не слушала голос родной сестры?

Раньше они созванивались почти каждый день. Но теперь, когда Вика погрязла в школьных проблемах и в занятиях с Виктором, она совершенно забыла про единственного родного члена семьи.

— Привет, — тихо произнесла она в трубку.

— Привет, родная, — голос на том конце провода был уставшим и слегка осипшим.

— Диана, ты заболела?

Беспокойство молниеносно разлилось в душе, сдавливая сердце. Только к одной сестре девушка испытывала настолько сильные чувства.

— Нет, всё хорошо. Ты же знаешь, Цветаевых никакая зараза не возьмёт.

Это было правдой. Сколько себя помнила Вика, она болела лишь дважды — ветрянка, еще в детском садике, и простуда уже в начальной школе. Но она никогда не видела заболевшую маму или сестру. В отличие от папы, который часто подхватывал грипп весной. Еще несколько ободряющих фраз от старшей сестры, и Вика забыла про мимолётное тяжёлое чувство, продолжая верить, что в их маленьком мире до сих пор царит гармония, любовь

и тепло. И что их мир до сих пор состоит из них двоих.

— Мы же скоро увидимся? — для формальности уточнила младшая, поглядывая на календарь.

Там было отмечено три события: школьный этап олимпиады, конец четверти и полёт в Москву к родной сестре.

Стены собственной комнаты начинали давить, и ни Элла, ни Нюша с Яной, никто не мог изменить той гнетущей атмосферы, которая окружала её в квартире Лебедевых.

— Прости меня, малышка, но в этот раз я не смогу. Я не знаю…Увидимся ли мы на зимних даже. Прости.

И всхлип. Тихий, едва уловимый.

И Вика поняла, что Диана вовсе не заболела. Её голос сдерживает что-то большее, и не зря она почувствовала беспокойство за сестру.

— Диана, что случилось?

— Всё… — хотела девушка выдавить из себя, но сорвалась и заплакала.

— Ты же обещала, — прошептала Вика. — Ты обещала, что мне всё будешь рассказывать. Что случилось, Диана?

— Я не могу тебе этого рассказать, сестричка. Ты не поймёшь.

— Не пойму?

— Я не хочу падать и в твоих глазах. Пожалуйста, не заставляй меня.

Вика заметила, что сжимает под собой покрывало. Ей причиняло боль лишь одна мысль, что сейчас по щекам её старшей сестры текут слёзы.

— Скажи, хотя бы, кто заставил тебя плакать?

— Он нехороший человек. Очень нехороший, Вик. И это всё, что я могу тебе сказать. Но не переживай, я справлюсь. Всё будет хорошо. Расскажи, как ты? Как твои дела в школе?

— Я стала слушать музыку, — скрипя сердцем, переключилась Вика на другую тему разговора.

— Правда? И какая же тебя понравилась?..

***

Тусклый свет напольной лампы освещал только шахматную доску, за которой сидели на мягких бархатных тёмно-зелёных креслах Михаил Андреевич и его внук.

— Может, перевезёшь уже свой «шахматный клуб» к нам?

Именно так оправдывал свои вечерние отсутствия пожилой мужчина, который так больше себя ни с кем и не связал узами брака после смерти жены.

— Мне не четыре годика, и тогда я был бы уверен, что спокойно могу продолжить свою работу после твоей реабилитации.

— Так и сделаю, — хмуро отозвался Михаил Андреевич и походил ферзём.

Виктор взобрался на кресло с ногами и сел по-турецки.

— Ну, дед, сегодня точно что-то случилось. Я еще с порога заметил, какой ты хмурый.

— А почему мне быть не хмурым? — седые брови сошлись на переносице, а светлые глаза пронзили недовольным взглядом молодого человека. — Мой внук — раздолбай, в будущем которого я вообще не уверен, личной жизнью своей совсем не обеспокоен, дочь непонятно где и с кем, а теперь еще и на работе сокращают.

— Так, деда, давай не перекидывать на меня свою злость, — Виктором был сделан ответный ход.