История Мариан
Шрифт:
– Прошу, оставь нас, Мариан, - попросил он, высвободил свою руку из моей и устало провёл ею по лицу. – Я провожу Аллиндэ.
Аллиндэ начала возражать, но я пропустила слова Линдира мимо ушей и ушла, сказав «до встречи завтра». Я стараюсь не расстраиваться. Я знаю, это потому, что Аллиндэ дорога Линдиру. Но теперь я требую от всех эльфов быть совершенными, когда они не такие. Я не могу прочесть мысли Линдира. Но мне больно.
15 марта.
Ещё три дня.
Посреди ночи я проснулась от долгого и утомительного сна, в котором я отчаянно искала кого-то или что-то, но теперь я даже
Я сидела с Корудрингом на новом мосту, который мы недавно закончили. Мост был совершенно не нужен. Видимо, Корудринг затеял это дело исключительно ради меня. Что я не замечала раньше – каждый мост здесь не похож на другие. Корудринг создавал их в соответствии с назначением, местом и материалом, и никак иначе. Я ещё раз поразилась их полезности и красоте. А красотой они обладали живой и растущей, как растения и лесные обитатели. Построив этот мост, я стала понимать уникальность и продуманное творчество.
Закончив работу, мы подняли бокал вина. Я спросила его, что он собирается делать в Валиноре. Он слышал, тамошний мрамор чистейшего белого цвета. Он лучше мрамора с гор Каррары, который нравился ему и Микеланджело. Он со своими учениками возведёт там прекрасные залы собственными руками. За этими разговорами мы опустошили бутылку. Я имела возможность быть его ученицей, пусть даже очень короткое время. От него я узнала вещи, которые раньше считала невозможными. Для эльфов нет ничего невозможного.
16 марта.
Несмотря на замечания Дитера, Мэйсон очень усердно помогал эльфам. Я держу его подальше от Джоэля, а Дитер провожает в талан в конце дня. Вообще, эльфам, привычным к путешествиям на долгие расстояния, не нужна особая помощь от нас. Мы делаем немногое: помогаем упаковать лембас, сушёные фрукты и другую провизию. Турнаур говорит, что их слишком много, чтобы найти достаточно еды в весеннем лесу, но у него есть помощники, которые будут заниматься только этим. Больше для разнообразия, чем для чего-то ещё. Думаю, причина здесь в другом: получать по пути дары Арды – ещё один способ попрощаться с ней.
Держать Мэйсона и Джоэля в разных местах нетрудно. Джоэль проводит дни (подозреваю, и ночи) в поисках лекарства для Аллиндэ. Ничего не помогает, и идеи Джоэля становятся чуть более радикальными, чем Ломион, Линдир и я можем принять. Аллиндэ не подопытный кролик, даже если она настроена попробовать всё и считает: если не поможет ей, то поможет кому-то другому. Джоэль побледнел, похудел и стал взвинченным. Я волнуюсь за них обоих.
Сегодня я сообщила братству, что ухожу с эльфами к океану и оставляю вместо себя Джоэля. Я не представляла, как он отреагирует: обрадуется возможности подставить меня или будет настаивать пойти с нами. Его выбор меня немного удивил. Все отнеслись к этому спокойно (за исключением Мэйсона, которого я не предупредила), но Джоэль отчаянно возражал. Он сказал, что не оставит Аллиндэ
Халдир всё больше волнуется за своих подопечных, хотя хорошо это скрывает. Его выдают чуть более резкие повороты головы, широкий шаг, когда он расхаживает по веранде и преувеличенная вежливость. Румил всегда с ним, и я по нему скучаю. С другой стороны, он надоедает Халдиру, а не мне. Он поднимает настроение Халдиру, и делает это почти незаметно в присутствии других. Румил тоже носит маску: он теперь едва ли такой жизнерадостный, каким притворяется. Он даже пропускает возможности подшутить надо мной, а это неслыханно.
Не знаю, как долго я смогу держать себя в руках. Эльфы грустят, даже когда собираются за Море. Прекрасные плачи по Арде наполняют вечерний воздух печалью и тоской. Песни, рассказывающие об Одиноком Острове или об Элберет, держат эльфов на пределе. Ненавижу смотреть, как с каждым днём Халдир мучается всё больше. А я жажду его объятий всё более и более отчаянно.
Ломион дал мне какой-то напиток, чтобы хоть немного поспать ночью. Сны о Халдире мне больше не снятся. Не знаю, почему. Это делает меня одинокой как никогда. А тут ещё камень в шкафу – постоянный источник волнений.
Два дня. Осталось только два дня.
***
Я понимал, что в какой-то момент придётся сказать Мариан то, о чём мы с Халдиром знали с самого начала. Я молчал: это одновременно успокоит её и причинит незаслуженные страх и вину; и я буду слушать про это бесконечно.
В последние дни перед уходом она и Халдир становились всё более и более несчастными. Оба боролись с необходимостью встретить миг, когда придётся сказать друг другу «прощай», и никто не хотел с этим смириться. Я пытался их успокоить, уговаривал их. Оба упрямые и непоколебимые (я бы предпочёл другие, более живописные выражения), они носили всё в себе и никому не открывались, даже мне. Каждый из них готов был взорваться в любой момент.
И вот в последний день в Метентауронде события стали разворачиваться так, что я решил сказать ей.
Мариан никогда не была довольна своими набросками портрета Халдира, хотя те, которые мне удалось подсмотреть, довольно хороши. У Мариан несомненно умелая рука, но невысокая оценка своих способностей. Сэнди подтвердила бы мои слова, но Мариан никогда не показывала ей свои работы. В тот день она пригласила Халдира, меня, Ванимэ, Линдира, Ородрена, Гладрель и Аллиндэ позировать для фото. Мы ей обещали.
Мы облачились в лучшие одежды. На Ородрене было воинское одеяние, его лучший лук и колчан со стрелами. Сэнди сфотографировала его в лесу вне пещер, Гладрель - в садах, Аллиндэ – в библиотеке, а всех остальных – в Большой Зале. Я думал, Халдир возьмёт со стены оружие, но нет. Он предпочёл предстать перед людьми как правитель, а не как воин. Ванимэ принесла из гардероба его самые изысканные зелёные с серебром одежды, а я убрал его волосы так, как мы делали когда-то в детстве. Чтобы картина стала полной, не хватало только Орофина. Он надел пояс из мифрила с кинжалом, оплечье Галадримов и обруч.