История «Майн Кампф». Факты, комментарии, версии

Мазер Вернер

В действительности же в начале 1919 года Гитлер не только подвергался опасности ареста, но и был арестован. Но это случилось не по приказу «Центрального совета», как он утверждает, а после свержения коммунистического режима — членами Добровольческого корпуса Эппа.

В другом месте, о котором уже говорилось в настоящей главе, Гитлер сообщает: «Я встал на учет в германской рабочей партии и получил временный членский билет с номером: семь»'⁹³. Леерс и Боулер переписали это себе¹⁹⁴. Но и Уильям Л. Ширер пишет в своей книге о биографии Гитлера: «Так Адольф Гитлер вступил в Германскую рабочую партию как член номер 7»¹⁹⁵. И в биографическом наброске Макса Домаруса присутствует версия из «Майн Кампф», что Гитлер был «членом номер 7»¹⁹⁶ партии. Другие авторы, например, Ганс Бернд Гизевиус, хотя и установили, что Гитлер не был «членом номер 7» партии, а «членом номер 55»¹⁹⁷, но и эта информация

неточна; потому что до конца июля 1921 года он был не «членом номер 55», а «членом номер 555»^l98.

Говоря о значении книги «Майн Кампф» как источника информации, не в последнюю очередь следует отметить изображение биографами развития Гитлера как антисемита. Он сам пишет, что не может точно сказать, когда «слово “еврей” в первый раз… особенно заставило его задуматься». В его якобы «космополитическом» (и, по версии Гитлера, тем самым не антисемитском) родительском доме подобные выражения не только не использовались, но и были невозможны. О своем отце Гитлер писал, что «старик… считал, что даже акцентирование этого понятия говорит о культурной отсталости»¹⁹⁹. «В школе также, — продолжает он в “Майн Кампф”, — ничто не способствовало изменению этой воспринятой мною дома картины. В реальной школе я был знаком с еврейским мальчиком, с которым мы обращались осторожно, но лишь потому, что из-за его молчаливости… не особенно доверяли ему; какие-то особые мысли на его счет мне в голову приходили так же мало, как и остальным»²⁰⁰. В том же духе он продолжает: «Лишь в возрасте 14—15лет я стал чаще сталкиваться со словом “еврей ”, нередко, в связи с разговорами на политические темы, при этом у меня появлялось чувство легкой антипатии, неприятное ощущение подкрадывавшееся, когда передо мной разыгрывались конфессиональные склоки.

В то время по-другому на этот вопрос я не смотрел. В Линце жило очень мало евреев. За столетия они внешне европеизировались и стали приличными, так что я даже принимал их за немцев. Нелепость этого представления для меня тогда была неясна, поскольку я видел их отличие только в другой конфессии. Поэтому недоброжелательные высказывания в их адрес иногда вызывали во мне почти отвращение.

О постоянной враждебности по отношению к евреям я вообще не думал.

И вот я приехал в Вену»²⁰¹.

В Вене, считает Гитлер, он «купил первые… в (его. — Примеч. авт.) жизни антисемитские брошюры», а затем ему на улице встретилось «привидение в длинном кафтане и с черными прядями». По его словам, антисемитом он стал после «периода непримиримой борьбы» между «духовным воспитанием и здравым смыслом», ставшей следствием серьезнейших обвинений евреев, содержащихся в антисемитских памфлетах, которым он верил, и наблюдения в Вене за проституцией (и «торговлей девочками»), в которой он видел источник наживы евреев и средство разложения арийской расы. «Когда я впервые узнал евреев в таком свете — как хладнокровных и бесстыдных деловитых руководителей, возмутительных разжигателей порочных инстинктов среди отбросов большого города, — пишет он в “Майн Кампф”, — по спине у меня пробежал холодок. Но затем он уступил место огню. Больше я не отмахивался от еврейского вопроса… я хотел в нем разобраться»²⁰²

То, что отец Гитлера был «космополитом» без антисемитской подкладки, как утверждает Гитлер, оспаривается его другом юности Августом Кубинском. Последний считает, что Алоиз Гитлер был шенерианцем и поэтому «конечно… несомненно»²⁰³ был также антисемитом. А утверждение Гитлера, что в школьные годы он не сталкивался с антисемитскими тенденциями и лишь один мальчик в школе был евреем, совершенно не соответствует документально подтвержденным фактам²⁰⁴; потому что из 239 учеников реальной школы в Линце, которую он посещал, 15 детей относились к иудейскому вероисповеданию, 209 (как и Гитлер) — к католическому, 14 — к евангелическому и один — к греческому православному. Из учеников класса 1 В, где учился Гитлер, были (в 1902 году): 28 детей — католиками, 6 — иудеями и 5 — протестантами. По словам Кубицека, Гитлер уже в школе был убежденным антисемитом²⁰⁵. Документы, собранные сотрудниками Главного архива НСДАП после «прихода к власти», и некоторые его школьные товарищи тоже показывают, что он уже школьником в Линце постоянно интересовался аргументами из антисемитского листка «Линцер Флигенден Блэттер»²⁰⁶.

Однако Алан Буллок перенял версию Гитлера²⁰⁷. Упоминаемые в книге Гитлера еврей в кафтане и проституция для него точно так же стали решающим звеном на пути Гитлера к антисемитам. Эволюцию Гитлера в направлении антисемитизма рассматривали также Уильям Ширер, Ганс Бернд Гизевиус и Макс Домарус²⁰⁸. Гизевиус, даже озаглавивший главу своей биографии Гитлера «Еврей в кафтане», делает вывод — противоположный

рассказу Гитлера: «Мы должны прочитать историю этой судьбоносной встречи как раз наоборот. Гитлер уже давно искал козла отпущения. Кто-то, наконец, должен стать виновным в его нынешней пишете и приближающемся несчастье, но обязательно это не должно быть учреждение, неблагоприятное расположение звезд, ошибочное учение, недостаточная компетенция, фальшивая идея или личная неудача, нет, это должен быть живой человек, из плоти и крови»²⁰⁹. Это толкование, выстроенное, по мнению его автора, как логично вытекающее из контекста «Майн Кампф», в которой говорится, что Гитлер после 1908 года в Вене испытывал «нужду», несомненно, так же мало подтверждается фактами, как и теории, распространяемые Олденом, Буллоком и Ширером²¹⁰, о том, что Гитлер стал антисемитом, не в последнюю очередь, под влиянием своих (предполагаемых) сексуальных склонностей²¹¹.

Поэтому следовало ожидать, особенно после 1945 года, что книгу Гитлера начнут анализировать также психологи и психиатры. По характеру текста Гитлера эти специалисты пришли к выводу, что автор этого текста изобразил фиктивную картину событий до 1914 года, имеющую мало общего с человеком по имени Гитлер, родившимся в 1889 году в Браунау-на-Инне²¹². В этой связи показателен результат анализа Александра Мичерлиха²¹³, считавшего, что у Гитлера между 1912 и 1914 годами, несколькими годами после «легендарной» встречи с евреем в кафтане, выработалась «мания преследования» («бред»), определившая его поведение и принимаемые им решения на всю дальнейшую жизнь²¹⁴. Существующие документы и сообщения школьных товарищей из Леонидинга, Линца и Штейра однозначно позволяют считать рассказ Гитлера «литературным» повествованием о пути превращения некоего воспитанного в гражданских понятиях («космополитических») юного человека — в фанатичного антисемита. К развитию личности Гитлера «еврей в кафтане» в лучшем случае имеет лишь некое косвенное отношение. Юный Гитлер, когда приехал в Вену, уже был антисемитом. Однако пока еще — не в извращенном и болезненном варианте, как считает Мичерлих. Многие покупатели картин Гитлера периода 1909–1913 годов были евреями²¹⁵, о чем Гитлер, безусловно, знал. Так, почта два года после так называемого случая с «евреем в кафтане», начиная с лета 1910 года, даже продавал картины Гитлера венгерский еврей Нойман, деля выручку с Гитлером. Почти ежедневно Гитлер ходил в венскую императорскую оперу²¹⁶, хотя ее долголетний директор²¹⁷, дирижер филармонического оркестра и композитор Густав Малер был евреем.

ЧАСТЬ II

РАБОЧИЙ ПЛАН

Вена… была и осталась для меня… самой основательной школой в моей жизни… Здесь я получил основы всего моего мировоззрения и политический образ мышления, которые впоследствии требовалось дополнять лишь в частностях и которые никогда больше не покидали меня… В этот период, в форме образа мира и моего мировоззрения, образовался гранитный фундамент моих сегодняшних действий. К тому, что во мне сформировалось тогда, мне потребовалось прибавить лишь немногое, а менять не пришлось ничего.

Адольф Гитлер, «Майн Кампф»

Глава 5

«ВЛАСТЬ ПОБЕДОНОСНОГО МЕЧА»

Необходимость была причиной того, что я годами говорил только о мире.

Адольф Гитлер, ноябрь 1938 года

Эта часть книги¹, в которой сопоставляются основные представления и принципы мировоззрения Гитлера и его решения с момента официального заявления им о легальности² своей деятельности, с формулировками в «Майн Кампф», убедительно демонстрирует, как необходимо было до 1933 года внимательно читать эту книгу, и регистрировать утверждения Гитлера не только в архивах. «Что будет делать Адольф Гитлер?», многозначительно спрашивало издательство «Эхер Ферлаг» уже на следующий день после «прихода Гитлера к власти», в рекламном анонсе книги «Майн Кампф», и в поучающем тоне продолжало: «Теперь каждый, друг он или враг, не может пройти мимо работы Гитлера».

Хотя почти все без исключения высказывания Гитлера были буйно-откровенными и зловеще-однозначными и вряд ли могли вызвать иное толкование, книга стала бестселлером с миллионными тиражами — и не только в Германии. Если бы книгу прочли, то такие ее формулировки, как, например, что до 1914 года была упущена возможность «сведения счетов с марксизмом»³, о войне, о расово-идеологической основе отношений с другими народами и об оценке международных союзов, вызвали бы большее внимание, а не просто лишь равнодушное безразличие или малодушное неприятие. Так, в 15-й главе 2-го тома, озаглавленной «Право необходимой обороны», написано: «Если бы к началу войны (1914 года. — Примеч. авт.) и во время войны двенадцать или пятнадцать тысяч этих иудейских губителей народа обработать отравляющим газом, так, как это сделали на полях войны с сотнями тысяч наших лучших германских работников из всех слоев народа и всех профессий, то миллионы жертв на фронтах не стали бы напрасными. Наоборот, уничтожение в нужный момент двенадцати тысяч негодяев, возможно, спасло бы жизни миллиона порядочных, ценных для будущего немцев»⁴.