История «Майн Кампф». Факты, комментарии, версии

Мазер Вернер

Портрет А. Гитлера в одной из книг

Благодарность фюреру: герцог Виндзорский (бывший король Великобритании Эдуард VII) благодарит Гитлера «за прекрасные часы» в Оберзальцберге

«Майн кампф», изданная в Мюнхене в 1936 г.

Майн Кампф», изданная в Нью-Йорке в 1940 г.

Титульный лист мюнхенского издания «Майн Кампф».1939 г.

До 1945 г.

«Майн Кампф», общим тиражом 10 000 000 экземпляров и переведенная на 16 языков, принадлежала к числу наиболее печатаемых книг в мире

Предвыборный листок с биографией А. Гитлера и полным названием его книги: «Четыре с половиной года борьбы с ложью, тупостью и трусостью»

Политический путь Гитлера, несмотря на последовательность его идеологической надстройки, нередко отличался противоречиями и непрозрачностью. Так, уже повод для начала его политической карьеры, на которую он вступил, по его собственным словам, помимо своей воли, не был типичным для политика. Гитлер, писавший в «Майн Кампф», что, будучи солдатом во время войны, он не собирался заниматься политикой, свою «чисто политическую активную деятельность»⁵⁸ начал лишь тогда, когда его военные командиры настойчиво и директивно приказали это. То, что он сразу привлек внимание своими знаниями и успехами, завоевал не только доверие, но и подчеркнутое уважение своих начальников, звание и политический статус которых высвечивали подобное достижение особым цветом, указывает на то, что поручение дали уже подготовленному человеку, хотя и постоянно уверявшему, что он всей душой стремится стать лишь художником и архитектором. Его прием в насчитывающую лишь 54 члена Германскую рабочую партию (DAP) в сентябре 1919 года представлялся как результат «случая». Скорее всего он передал основную часть решения инстанциям, авторитет которых он тогда, как беспринципный оппортунист, использовал в своих интересах. То, что он примкнул к партии не сам лично, а без его собственного решения был записан в партию как член № 555 — и эту смелую опеку он принял, хотя нашел маленькую организацию смехотворной⁵⁹, — было типично для его структуры характера и менталитета. Он всегда использовал значительное внешнее давление, прежде чем решался на что-то или формулировал что-то.

Если обычно политики ориентируются на реальную действительность, мышление Гитлера главным образом было направлено на то, чтобы действительность втиснуть в прокрустово ложе, созданное его мировоззрением и принятое им за реальность. Утверждавшую, что идеологическая надстройка стоит на экономическом базисе, марксистскую теорию истории, которую он всю жизнь презирал и с которой боролся, он за короткое время буквально довел до абсурда и небезуспешно пытался «мир» преобразовать в соответствии со своим представлением — в значительной степени несовпадающим с действительностью. Так как это возможно было сделать только с помощью хорошо функционирующих, антидемократически ориентированных кадров, тo он с самого начала своей политической деятельности систематически создавал аппарат, пытавшийся реализовать его цели. Партия управлялась, как прусский школьный класс во времена короля-солдата, а каждый ее член как солдат подчинялся команде «старшего». Начиная с июля в НСДАП, организованной по военному образцу, не существовало голосования, совещаний и возражений⁶⁰. С 1921 года, когда Гитлер стал фюрером НСДАП с диктаторскими полномочиями, комитеты приобрели лишь декоративную функцию. С тех пор больше не существовало заключения коалиций с партиями-партнерами, требовавшими равноправия. Гитлер отклонил, если приводить здесь лишь некоторые примеры, не только соглашения НСДАП с множеством существовавших после 1918 года отколовшихся группировок, вместе с их корпоративностью и тщеславием, но и предложения более крупных групп и политических партий. Все попытки ассимилировать НСДАП или сделать ее полноправным партнером, умышленно разрушались, главным образом, из-за его боязни решений и установок.

С начала своей политической деятельности Гитлер не только был последовательным противником всех демократических, консервативных, социалистических и коммунистических политических партий, но также и всех правых и праворадикальных конкурентов НСДАП, независимо от того, признавали они или нет в принципе его мировоззрение и представление о создании «движения», к которому он стремился. Не только из тактических и принципиальных соображений он отклонил вхождение НСДАП в праворадикальную коалицию, состоящую не только из партий, но и частично из боевых союзов, тайных кружков и лож. Его тугодумие, впрочем, несознаваемое — даже при руководстве с помощью верной ему НСДАП, — создавало нечто большее, чем обычные трудности.

Лучше, чем кто-либо другой, Гитлер знал, что НСДАП никогда не станет «массовым движением», если не провести его целевые установки и мероприятия. Пока он держит в своих руках бразды правления, в партию не вступит никто, если тот выдвигает какие-либо условия. Он не соглашался на переход уже существующих союзов с того момента, когда мог на это влиять. Все это он, став государственным деятелем, позднее перенес в свою политику. Как точно отметил Ганс Буххейм: «Как тогда партия была инструментом, находящимся только в его руках, так теперь этим инструментом стал Германский рейх; если раньше его целью был общественный переворот, его тактикой — легальность и уличный террор, то теперь целью стало господство над Европой, а тактикой — разложение своих противников заверениями в мире и угрозами насилия. Так же, как он раньше, нагло и не думая об общественном благе, вел подрывную деятельность против Веймарской республики, теперь так же нагло он спекулирует на общих интересах европейской семьи народов, на слабостях и особых интересах отдельных наций; он не боится отравить международные отношения грубой неискренностью и риском длительной опасности европейской войны. Хотя на этом пути он недавно добился блестящих успехов, каких демократические политики давно не знают, эти успехи препятствуют намечающейся стабилизации Европы и делают его врагом весь мир. Старая боязнь Гитлера — связать свободу действий коалицией, во внешней политике выражается тем, что он уклоняется от международных связей, пактов и институтов, в которых придется иметь дело со многими партнерами одновременно. где все решения гарантируются многими державами. Вместо этого он предпочитает в определенный момент вести переговоры лишь с одним партнером и заключать двусторонние договоры, по поводу соблюдения которых надо будет разбираться только с одним контрагентом»⁶¹.

С самого начала своей политической карьеры Гитлер, ввиду своей слабости как руководителя, интриганства, карьеризма, зависти к конкурентам, трудного прошлого, этот младший командир, во многих отношениях выброшенный в 1918 году из своей мелкобуржуазной колеи, обладал особенно ярко выраженным тщеславием и стремлением к занятию места, соответствующего его образу руководства. Так, например, он сознательно маскировал свою значительную жажду власти, делегируя полномочия конкурирующим между собой персонам, имеющим к тому же черное пятно в их прошлом. С самого начала и до конца своей политической карьеры он, не только охотно, но и, как правило, необычно ловко, использовал шантаж как

способ руководства⁶². Партийные функционеры, чиновники, министры или генералы, конкурирующие между собой и чаше всего обладающие отягощенной совестью, всегда связанные его безапелляционными приказами, его благосклонностью и подчиненные его неограниченному авторитету как фюрера, были не в состоянии, как это видно из исторической литературы и исторического опыта, объединяться между собой против него как своего «суверена». «Злые, имеющие рыльце в пушку, это услужливые люди, обладающие тонким слухом на угрозы, потому что они знают, как это делается, — объяснял Герман Геринг своему защитнику Хэнселю во время Нюрнбергского процесса и продолжал в духе Гитлера: — Им можно что-то предлагать, так как они возьмут… Их можно повесить, если они оригинальничают. Пусть вокруг меня будут запятнанные грешники — при условии… что я имею всю власть над их жизнью и смертью»⁶³. Личные отношения и часть вытекающих из них политических устремлений и мероприятий, проводившихся, например, Германом Герингом, Альфредом Розенбергом, Йозефом Геббельсом, Мартином Борманом, Генрихом Гиммлером, Вильгельмом Фриком, Вильгельмом Кейтелем и Альбертом Шпеером, убедительно показывают, что Гитлер, находивший в большинстве случаев «правильного» человека⁶⁴, отлично знал свой «контингент». И он знал не только их. Прямо-таки невероятно, как ему удалось безнаказанно действовать до 1933 года не только в своей партии с июля 1921 года, но и как публичному политику — в Баварии и, с переменным успехом, также в других землях рейха. То, что это для его развития как политика имело большое значение, в его случае — в отличие от других крупных политиков — всегда сразу узнаваемо, а позднее часто им самим недвусмысленно подтверждалось. Всегда, когда ему, между 1921 и 1933 годами — в рейхе, и между 1933 и 1939 годами — во внутренней и внешней политике, ставились пределы власти, способные перечеркнуть его политику, он не отказывался от своих фундаментальных целей. Так, в конце концов было неудивительно, вследствие его мировоззрения и многие годы кажущегося подтверждения такового политическими событиями, что все политические решения подручных Гитлера базировались на его идеологии. Его уже рано сформировавшееся представление о том, что внешнюю политику можно определять так же единолично, как и внутреннюю, имело особенно большие последствия, вследствие того, что в Германии вопрос о главенстве внешней или внутренней политики всегда был не только академически дискутируемым. Так, историческая фраза о признании Гитлером главенства внешней политики указывала, в конечном счете, на то, что случилось после 1938 года.

27 апреля 1945 года, непосредственно перед своим самоубийством в бункере фюрера во дворе Имперской канцелярии, Гитлер сожалел, что учение, пропагандировавшееся им в «Майн Кампф», лишь частично было принято во внимание и реализовано⁶⁵, это видно из приведенных ниже отрывков протокола последнего оперативного совещания:

Гитлер: «Я сказал тогда: Еще не пришло время, потому что был убежден: Когда происходит такой полный переворот, все другое должно быть полностью отброшено. Если кто-то остается, он все время мешает на заднем плане, как, например, Гугенберг или Шлейхер. Если бы я ждал еще больше, подошла бы смерть президента Гинденбурга. Ему следовало бы умереть на полгода раньше, когда я еще в оппозиции был таким злым. Если кто-то и был призван стать рейхспрезидентом Германии, то это я. Тогда я смог бы без помехи принять решительные меры. Если подобные счета не оплатить сразу, появляется жалость и потом уже счета больше не оплачиваются».

Геббельс. «Это случилось потому, что Вам пришлось пойти на ряд компромиссов в отношении людей. Если бы Вы получили власть как рейхспрезидент, то никогда не сделали бы полицей-президентом Берлина адмирала Леветцова. Масса опасных элементов тогда ушла за границу лишь из-за того, что мы имели такого мямлю в качестве начальника полиции»

Гитлер: «Мне пришлось двигаться от одного компромисса к другому. Это продолжалось до смерти Гинденбурга. Раньше я собирался таких людей, как (генерал-полковник) Хаммерштейн, Шлейхер и других, решительно призвать к ответу, и всю клику этих паразитов. Но спустя полтора года постепенно решимость становилась слабее. Пришло время большой созидательной работы. Иначе тогда тысячи были бы устранены. Но тем временем они ассимилировались».

Геббельс: «Я помню, как в свое время в марте (1933 года) в партию вступило много этих “мартовских фиалок“. Тогда в этом деле творилось настоящее безумие. Но если бы мы не захотели принять эти элементы, нас спросили бы, хотим ли мы примирения. Было бы правильнее закрыть прием в партию и сказать: сюда больше никто не войдет».

Гитлер: «Это можно было бы сделать, если бы я пришел к власти путем явно выраженного акта народной воли или путем государственного переворота. Задним числом приходится жалеть, что был добрым».

Геббельс: «Также все гаулейтеры Остмарка говорили тогда, что революции не мешало бы иметь небольшой недостаток во внешности. Было бы лучше, если бы Вена оказала сопротивление (в 1938 году при присоединении Австрии к рейху) и мы смогли бы все разбить»⁶⁶.

Последние высказывания⁶⁷ Гитлера, содержащие его «сведение счетов» с самим собой и своим мировоззрением, несомненно, очень важны; они позволяют расположить в «правильном порядке» как его ранние заметки и другие высказывания политического и идеологического содержания, так и книгу «Майн Кампф»⁶⁸. Когда он, после 1919 года, еще не выделялся среди многочисленных праворадикальных «спасителей нации» как особенный и предлагающий свою программу, он идеологически обрамлял «национальную» сторону отчаянной и надрывной безнадежности, и присягал ей как средоточию идей. Теперь же, когда он стоял на куче обломков, он пытался своему окружению придать бодрость и надежду с помощью, частично, по-новому видимыми им аспектами мировоззрения. Если перед написанием книги он пророчествовал, что Германию уничтожит и доведет до положения колонии «господство еврейства», то теперь, в момент катастрофы, он полагал, что германский народ ожидают «славные дни». «Нет, положение, ни в коем случае, не безнадежное», уверял он тогда, когда ни для него, ни для рейха больше не оставалось ни малейшей надежды. Если он перед 1924 годом заклинал историю, все это осуществилось, и жаловаться нечего. В 1945 году он пытался найти примеры, показывающие, как можно еще спастись, что, однако, не помешало ему 14 февраля признать: «Не моя вина, что англичане и французы в Мюнхене приняли все мои условия»⁶⁹. Он питал надежду на повторение того, что спасло от катастрофы Фридриха Великого в 1762 году, в конце Семилетней войны: смерть императрицы Елизаветы Петровны, имевшая следствием выход России из анти-прусской коалиции и тем самым спасение Фридриха. Черчилль, которого 4 февраля 1945 года Гитлер назвал «пособником» евреев, «может исчезнуть, и все изменится». Нужду начала 1920-х годов он считал «началом конца». Незадолго до самой ужасной катастрофы, какую когда-либо переживала Германия, он объявил «нужду и несчастье» — «окольной дорогой» к «новому расцвету». До начала работы над книгой «Майн Кампф» он оплакивал потерю германских колоний. 7 февраля 1945 года он заявил, что «мы никогда не имели действительного желания иметь заморские колонии» и повторил свой тезис из книги: «На восток и всегда только на восток мы можем направить наше превышение рождаемости над смертностью».