История моей смерти
Шрифт:
— Простите, госпожа моя, за неучтивость, — разбойничий атаман отвесил краткий поклон. — Мое имя вряд ли известно в Городе, но я тоже ваш подданный и претендую на долю королевского внимания и милосердия.
— Назовитесь.
— Робин Черного Орла, сын барона Хогарта… незаконный сын, простите, ваше величество.
Не знаю, какие лица стали у людей на трибунах. Мое же вытянулось почти до колен. С тоскливой любовью, поздним узнаванием смотрел я на этого человека, брата Роланда, и понимал, что он не лжет. Я же сразу узнал его. По голосу. По голосу.
— То,
— Мой король, вы понимаете, что это значит, — Робин подался вперед, глядя снизу вверх. — За каждое свое слово я готов присягнуть и ответить кровью. Не приведи Господь, я не называю сэра Эрика — (поклонился в мою сторону — коротко дернулся) — лжецом. Просто он не знает всего. Рыцарь Этельред тут ни при чем. Я перед Богом, Вашим Величеством и всем собранием обвиняю сэра Роланда Черного Орла в колдовстве и предательстве.
У меня в голове что-то щелкнуло. Стало очень горячо, даже жарко. Я сказал — и снова мой голос послышался как-то со стороны, потому что не хотелось этого говорить — но иначе было никак нельзя.
— Вы лжете, Робин. Вы клевещете на моего друга. Сейчас же берите свои слова обратно.
Робин смотрел на меня отчаянными глазами. Они были сейчас почти черными. Мы стояли в шаге друг от друга, и Робин ужасно походил на более темный вариант Роланда. То же удлиненное лицо. И выгнутые брови. И тонкий нос… И голос, когда он ответил:
— Эрик, это правда.
— Берите свои слова обратно.
Я повторял одно и то же, как зубрящий псалом ученик. Я больше никого не видел — ни сэра Райнера с Алисой, которые, по идее, находились где-то поблизости, ни людей на трибунах, ни даже короля. Только лицо человека, которого я любил, похожее на другое любимое лицо — сквозь красную пленку гнева.
— Это правда, дурак!! — заорал Робин так, что слова эхом отдались от каменных стен. — Открой глаза! Роланд — предатель! Он убил своего отца, отправил в изгнание брата! Потом он предал тебя, а ты защищаешь его! Он — колдун! Роланд семь лет учился магии, он едва не выпустил из тебя всю кровь!
…Я сам не помню, как оно так случилось. Это и называется — «меня понесло»: как будто ты на гребне волны и уже не можешь остановиться. У меня не было перчатки, чтобы бросить под ноги оскорбителю, и даже меча на поясе не было, вообще ничего. Одно только желание — немедленно прекратить все это любой ценой. Я взмахнул кулаком перед лицом Робина — не ударил, к счастью — и сказал — наверное, на самом деле крикнул:
— Я вызываю тебя на Божий Суд.
Мы думали, раньше была тишина. Нет, оказывается, тишина наступила только теперь. Все не только говорить — кажется, даже дышать перестали. А мы с Робином стояли друг напротив друга на каменном дворе ристалищ, а прямо над нами стоял король.
— Опомнись, Эрик, — тихо выговорил мой враг. — Я не хочу с тобой драться. Черт, да я не могу драться с тобой!
— Тогда возьми обратно лживое обвинение.
— Нет.
Властный голос короля, тяжелый, как свинец, залил горла нам обоим.
— Как бы то ни было, сэры, прозвучало обвинение. За ним последовал вызов на Божий Суд, и это случилось перед лицом короля и королевы. Божий Суд священен, отказом от него вы признаете свою неправоту. Вы признаете свою неправоту, сэр Робин?
Робин молчал. Его зримо трясло. Я никогда не видел, чтобы человека так колотило! Он втянул губы — совершенно по-Роландовски — и наконец сказал:
— Нет, сир.
— Тогда я объявляю Божий Суд. У вас есть право поставить вместо себя другого бойца, тогда сэр Эрик тоже будет вправе выбрать себе замену.
По голосу короля я вдруг понял, что сир Арнольд того хочет. Он не желает, чтобы я дрался сам. И по теплу, пришедшему откуда-то сбоку — со стороны сэра Райнера — я понял, что эту мысль услышал не я один.
Робин побежал по лицам затравленным взглядом. Они все были против него, и он это чувствовал. Роланда здесь многие знали и любили, я тоже выступил весьма благородно и вызвал общее сочувствие, а кто такой для Города — Робин? Неизвестный длинноволосый клеветник. Впрочем, и знай они, кто он такой — разбойничий атаман из Опасного Леса — к нему бы не прибавилось доверия.
Райнер так и обжигал его взглядом. Райнер был его почти на голову выше и в плечах пошире. И я чувствовал его готовность драться за меня, только что вернувшегося из мертвых. Робин, описав взглядом полный круг, вернулся глазами к королю. Солнце жгло немилосердно.
— Я никого здесь не знаю, сир. Мне негде найти замену. Да я и не желал бы того… потому что сказал правду.
— Тогда вам придется биться самолично, — отрезал король. — За сэром Роландом Орла сей же миг будет послано, чтобы он имел возможность оправдаться или же судить вас за клевету. Это зависит от исхода поединка.
Поединка, сказал у меня в голове кто-то маленький. Я что, собрался в самом деле драться на поединке с Робином? Со своим другом? С Робином из Опасного леса, который спас меня и приютил? К тому же ведь он меня убьет. Наверняка он дерется лучше, и он не болен.
Как бы в ответ моим мыслям, сир Арнольд продолжал:
— Сэр Эрик недавно оправился после тяжкой болезни. Возможно, это послужит для него оправданием, если он все же выберет себе замену на поединок. Полагаю, и я, и владыка архиепископ согласятся внести в правила такое изменение…
Я чувствовал на себе их взгляды — сэр Райнер, и брат, мой милый брат из толпы. Он стоял где-то неподалеку, и был готов, считал своим долгом драться за меня. В сердце моем стало на миг тепло и спокойно, потому что Рей имел на бой настоящее право, для него это было — платить за все, для него это было — очиститься перед собой… И я, обернувшись, увидел его взгляд, и сердце мое упало. Потому что Рей не верил мне, не верил в мою правду, но собирался драться за меня. За своего брата.