История моей жены. Записки капитана Штэрра
Шрифт:
Но нет, никакой беды не приключилось.
Напротив, она привела себя в безупречный порядок. Комнату — нет, зато лицо, глаза, одежда — все выглядело идеально, скандал на ее внешности ничуть не отразился.
На меня она, разумеется, внимания не обращала. Достала из шкафа носовой платочек, побрызгала духами. Повертелась, покрутилась, и только вы ее и видели.
— Куда вы? — прокричал я ей вслед.
— По делам, — отрезала она и была такова.
Словно злая фурия, кошмарное виденье, право слово.
И лишь тогда я заметил, что она оставила записку — на подоконнике, на крышке банки с вареньем, уцелевшей
«Сегодня переночую в гостиной. За своими вещами пришлю завтра».
«Ну, что ж, к лучшему», — подумал я.
Теперь предстояло отскоблить варенье… паршивое занятие. Все равно, что щенка тыкать носом в лужу, которую он же и наделал. Работа кропотливая и неблагодарная, но необходимая, поскольку и без нее уборки хватало: утренний кофе на ковре, пудра рассыпана, весь пол сплошь усеян глиняными черепками вперемешку с цветочной землей, под ногами хрустит — шагу не ступить, а я этого не выношу.
Ну и люстру требовалось как-никак приладить на место, отыскать лампочки к ней, после чего и я мог уйти из дома. Я и ушел, не теряя времени. Хотя особой радости я не испытывал, но и печали тоже. Печалиться бесполезно, я смирился с положением вещей.
Только чем занимается человек, почувствовав себя свободным?
Сперва я остановил было такси, но затем передумал и позвонил миссис Коббет по телефону. Несмотря на ее запрет, попробуем разок.
— Любезная сударыня одна дома? — поинтересовался я у горничной. И услышав положительный ответ, назвал свое имя. Вернее, сказал, что ее, мол, спрашивает некий капитан и желает знать, может ли хозяйка принять его сегодня пополудни.
Однако из моей затеи ничего не вышло. Горничная вернулась с ответом, что хозяйка сегодня никого не принимает. Коротко и… неясно. Не сказала, почему, не передала, когда сможет принять. Трубку сразу же положили.
На такой афронт я не рассчитывал, даже не хотелось верить услышанному. Как это — не принимает? Наверняка здесь какая-то ошибка. С какой стати отказывать мне, да еще через прислугу?
Правда, последнее время я не уделял внимания даме, но ведь она сама не хотела продолжения нашего романа. Расстались мы, ничего не обещая друг другу, так что с чего бы ей на меня так сильно сердиться?
Посмотрим, что за этим стоит! И я снова остановил машину.
Что поделаешь, если ты так устроен? Другой избегает обид и оскорблений, а я нарываюсь на них. Возможно, потому, что не терплю двусмысленных ситуаций? Или же отказываюсь верить ушам своим?
Но факт, что я всегда недоверчиво принимал оскорбления. С какой стати тому или иному человеку обижать меня?
Словом, поднялся я к миссис Коббет и передал свою визитную карточку. Ну, и, как говорится, за что боролись, на то и напоролись.
Даже визитную карточку мою она не приняла, вернула обратно со словами: весьма, мол, сожалеет, но чувствует себя неважно. Только и всего, никаких комментариев.
У меня даже желудок судорогой свело.
Я спускался по лестнице, прокручивая в голове в высшей степени странные мысли. Как полагалось бы мне поступить сейчас? Учинить разгром и в этой квартире?
Легкая дрожь отвращения пробежала по всему телу. Бывает ведь, что человек опостылеет самому себе. Буквально до тошноты, будь оно неладно! От обжорства так не воротит, как меня воротило от самого себя.
Что это со мною творится?.. Мне даже вспомнилась мисс Бортон. Почему женщины дают мне от ворот поворот, одна за другой — разве это не странно? Может, все-таки дело во мне самом?..
Словом, бывает, что впору ополчиться на весь белый свет, злиться на всех и вся, а себе готов разбить башку о стену. Или шкуру с себя содрать.
Что рекомендует в таких случаях здравый смысл? Завалиться спать. Я и сам подумывал об этом: снять номер в отеле, принять снотворное и залечь на боковую.
Вместо этого я отправился к психоаналитику, второй раз в жизни. Этого специалиста я присмотрел еще заранее, и он хоть, по крайней мере, оказался приятным человеком. Так что я не пожалел о своем решении, тем более что наконец услышал нечто отличное от бесплодных советов Грегори Сандерса. Я обратился к психоаналитику со следующими смехотворными вопросами:
— Мотаешься из страны в страну, слоняешься по свету, как неприкаянный. Отчего это? Никак не могу наладить свою убогую жизнь. Почему? За что ни возьмешься, все выходит наперекосяк. Что бы ни делал, что бы ни говорил — ничто не по нраву. Интересно, а у других людей тоже так?
Психоаналитик рассмеялся.
— Даже и у меня самого, — безмятежно ответил он. — Разве может быть по-другому, коль скоро мир наш создан таким, что его не переустроишь!
— Obzwar, вот так-то, — добавил он и задумался. — Obzwar, — повторил снова, будучи немцем от рождения, и грыз орехи, желая, как объяснил он, отвыкнуть от курения. — Отвыкать даже от этого! Ничего не поделаешь, если таков на земле порядок, что в конце концов приходится отвыкать от всего, к чему с таким трудом привыкаешь.
— Отчего бы вам не сбежать? — вдруг спросил он. — Да возблагодарит Господа тот, кто может позволить себе это!
Отдаю ли я себе отчет в своем везении, в исключительности своего положения? Быть капитаном корабля, которому ничего не стоит повернуться кормой к убожеству здешней жизни! Разве так уж обязательно делать одно и то же в течение всей жизни? Убиваться из-за одной и той же женщины?
— Нет, так нет! — жестким тоном произнес он. — Черт бы побрал их всех, женщин этих! — И в сердцах даже закурил.
Но самое главное — зол он был из-за меня, из сочувствия ко мне, что очень благородно с его стороны.
— Как долго вы будете ломиться в открытую дверь? И твердить себе: не идет, не получается! Когда же наконец решите поверить себе?
Этими словами он сразил меня наповал. Ведь сколько помню себя, во мне всегда сидело это: неверие очевидному, неверие самому себе. Вот, к примеру, и сейчас, с этой миссис Коббет: ломаю голову, действительно ли она оскорбила меня? Просто курам на смех! Или возьмем случай с моей женой. Какими уж только способами не давала она мне понять, что не любит меня? Неужели мало доказательств? А я все по-прежнему гадаю, любит она меня или не любит… Похоже, необходимо испробовать до самой глубины то горькое сомнение, которое я ношу в себе с детства: не понимаю я и не могу узнать эту жизнь всецело.