История моей жизни
Шрифт:
Пребывание в этом году в Франценсбаде было несколько тревожно ввиду политического положения. Война мелких балканских государств с Турцией показала, что союз их представляет собою силу, с которой приходится считаться и великим державам; проискам наших врагов удалось расстроить этот союз и даже вызвать междоусобную борьбу между его членами, но тем не менее, выяснившаяся сила мелких балканских государств побудила Германию к спешному и чрезвычайному усилению своей армии. Другой причиной этой меры являлось то, что в 1917 году оканчивался срок действия ее торгового договора с Россией, и она готовилась отстаивать с оружием в руках интересы своей торговли. Настроение политических и деловых сфер стало крайне напряженным, и возможность возникновения войны становилась все более вероятной. Поэтому во все время нашей бытности за границей мы с напряженным вниманием следили за сообщаемыми в газетах вестями, я всегда держал при себе больше денег, чем обыкновенно, и мы обсуждали вопрос, как нам, в случае усложнений, добраться скорее до
Во Франценсбаде мы пробыли шесть недель с небольшим. В первые четыре недели мы знакомых не встречали; но затем к жене подошла одна барыня, оказавшаяся вдовой доктора Стуковенкова из Киева, и напомнила ей, что они встречались за границей же, когда жена еще была барышней. Сама Стуковенкова оказалась очень милой и интересной старушкой, имевшей множество знакомых в Франценсбаде, с некоторыми из них и нам пришлось познакомиться*, поэтому конец нашего пребывания на водах был менее скучен и однообразен, чем его начало.
Из Франценсбада мы решили ехать в Баварию и посетить там замки короля Людовика II, которыми жена очень интересовалась; за советами относительно пребывания в Баварии мы обратились к хозяйке нашей гостиницы. Оказалось, что она сама ежегодно, по окончании сезона в Франценсбаде, путешествует и отлично знает Баварию. Она нам указала отели и маршрут путешествия и рекомендовала пожить в местечке Партенкирхен.
5 августа мы переехали в Мюнхен, где пробыли два дня и осмотрели город и его музеи; затем по железной дороге мы проехали в Баварские Альпы и в экипаже поднялись к замку Neuschwanstein*, очень красивому снаружи, но мрачному и неуютному внутри. На следующий день мы совершили очень приятную поездку в ландо от Schwansee** через замок Линдергоф в Партенкирхен (верст 60-70); Линдергоф нам понравился своею уютностью, хотя украшения его довольно аляповаты. Зато в Партенкирхене нас ожидало полнейшее разочарование: местечко это, почти лишенное тени, привлекательно только для туристов, как исходный пункт для экскурсий в горах, но отнюдь не для людей, только что отбывших шестинедельное лечение и мечтающих о спокойном отдыхе! Делая экскурсии по окрестностям, мы облюбовали местечко Feldafing, но там не могли найти помещения. Наконец, пробыв шесть дней в Партенкирхене, переехали в Тутцинг на Штарнбергском озере; там мы пробыли три дня, в течение которых объездили озеро и побывали в замке Берг, где Людовик II покончил свою жизнь. 19 августа мы переехали в Мюнхен, где переночевали и поехали дальше в Петербург; в Берлине мы пробыли лишь несколько часов; 22 августа прибыли в Петербург. Там мы пробыли всего три дня и затем поехали в Перечицы к моему тестю, где пробыли четыре недели***, а после того провели еще несколько дней в Юстиле, у моей сестры.
В течение лета большая часть нашей квартиры была отремонтирована с переделкой печей; без ремонта остались только кабинет и комната m-lle Austin, в которые была составлена мебель*. Осенью поэтому было много хлопот по расстановке вещей и развеске картин. Тогда же я пробовал по руководству работать по коже, но эта работа давалась мне плохо, поэтому я обратился за помощью к госпоже Келер, которая, к сожалению, по болезни мужа могла дать мне лишь один небольшой урок.
В течение года я был в Государственном Совете на 39 заседаниях Общего собрания, на 25 заседаниях Финансовой комиссии и на одном лишь заседании правой группы.
В этом году у нас прекратилось знакомство с Васильковскими. Он хлопотал о том, чтобы его, по вновь изданным правилам, произвели в следующий чин 5 декабря и письменно просил меня повлиять в этом смысле на Гулевича, который по должности начальника штаба округа мог помочь истолкованию закона в его пользу. Я отказался исполнить его просьбу, так как Гулевич лучше меня знал, как толкуется новый закон, а об изъятии я просить не могу и не хочу, так как был и буду врагом всяких протекций и изъятий. Вследствие этого отказа, Васильковские перестали бывать у нас. Взамен, с 1 декабря у нас завязалось знакомство с симпатичной четой Игнатьевых, с которыми мы вскоре очень подружились.
Глава пятнадцатая
"Подготовка к войне у нас производилась не спеша".
– План усиления армии.
– Увольнение Коковцова.
– Сбор "старых семеновцев".
– Н. А. Янушкевич.
– "Нас война коснулась близко лишь в лице Володи..." - Назначение верховного главнокомандующего.
– Рассказы князя Андроникова.
– "В конце 1914 года я принял православие"
Начало 1914 года ничем не предвещало близкого начала мировой войны. Правда, всеобщее настроение было тревожное; биржевые сферы, наиболее чувствительные к возможным политическим осложнениям, были крайне угнетены и даже считали, что война была бы для них лучше того неопределенного положения, в котором они находились; но само правительство не предвидело близости кризиса. Возможность его была вне сомнения, так как чрезвычайное усиление германской армии не только указывало на желание Германии быть готовой ко всяким случайностям, но и на то, что она ждет кризиса в скором времени: она иначе не стала бы так спешить своими вооружениями и не возлагала бы на свое население таких тягот, которых оно не было бы в состоянии выносить долго без разорения страны. Но наши правящие сферы полагали, что Германия все же войны не желает, а вооружается
Торговый договор 1905 года, заключенный нами во время войны с Японией, был для нас крайне тяжел тем, что целые отрасли нашей промышленности (особенно химические производства и изготовление машин) были лишены таможенного покровительства, а потому не могли развиваться, так что мы были вынуждены получать все эти произведения из Германии. Поэтому было решено, что торговый договор с Германией либо вовсе не будет возобновлен, либо будет изменен коренным образом, и для выработки основ нового таможенного тарифа производились обширные подготовительные работы. Изменение нашего тарифа грозило германской промышленности серьезным ударом, а потому можно было ожидать таможенной войны и всякого рода угроз со стороны Германии, но все же правительство, по-видимому, не верило, чтобы она решилась на европейскую войну и, во всяком случае, ждало ее не ранее 1917 года. Поэтому и подготовка к войне у нас производилась не спеша и в сравнительно крайне скромных размерах. В 1913 году были произведены лишь некоторые новые формирования и контингент новобранцев был увеличен на двадцать пять тысяч человек. Таким образом, 1913 год был почти вовсе потерян для усиления армии. Государственный Совет, видя это, в апреле 1913 года выразил пожелание, чтобы "Военное министерство приняло все меры к постановке наших вооруженных сил в возможно близком будущем на должную высоту", но это пожелание не было выполнено. Только к марту 1914 года Военное министерство внесло в Думу и в Совет представление о серьезном усилении армии. Ввиду его обширности и сложности, Финансовая комиссия избрала для него трех докладчиков: меня, Унтербергера и Поливанова. Из Думы дело поступило в Совет только в июне, так что Совету нам пришлось докладывать его только 23 июня, за месяц до начала войны: очевидно, что из всего плана не успели выполнить решительно ничего; будь он внесен годом раньше, наша армия все же получила бы некоторое усиление.
Таким образом, план этот, не получив осуществления, может иметь лишь историческое значение, как показатель, какими целями задавалось Военное министерство. Наибольшее значение имело намечавшееся усиление состава пехоты и артиллерии: в пехоте добавлялось 175 тысяч нижних чинов в существующие части и 92 тысячи - на формирование новых частей, а в артиллерии добавлялось соответственно 104 тысячи и 22 тысячи нижних чинов. Таким образом, и здесь, и там главное внимание было обращено на улучшение организации существующих частей и устранение в ней давно осознанных недостатков. Вновь формировались 140 батальонов, из коих 100 - полевых и 40 - для крепостей; таким образом, крепостная пехота восстанавливалась и этим исправлялась одна из ошибок в организации 1910 года*. Затем крупные изменения намечались в кавалерии, в которой формировалось вновь 26 полков и усиливался состав запасных частей. Для стройности организации и эта мера была полезна, но в формировании такого большого числа новых полков не было надобности ввиду уменьшавшегося боевого значения конницы и многочисленных наших казачьих частей, но в этом сказалось личное увлечение Сухомлинова кавалерией. Сравнительно большое усиление получали инженерные и технические (особенно воздухоплавательные) войска и, наконец, обозные войска получали должное развитие.
В общем, план усиления армии был хорош: мирный ее состав увеличивался почти на 12 тысяч офицеров и 486 тысяч нижних чинов, причем организация ее значительно улучшалась. По этому плану без увлечения новыми формированиями (кроме лишь кавалерии) упрочнялась организация армии и устранялись существовавшие в ней недостатки, осуществлялись все те улучшения, о которых я в этом отношении мечтал и которые были невыполнимы в мое время, когда и было только речи о сокращении состава армии и расходах на ее содержание! Кроме того в план были приняты во внимание и вновь назревшие потребности (например, воздухоплавание). Я поэтому со спокойной совестью мог принять на себя роль докладчика в Государственном Совете и ходатайствовать об утверждении плана*.
Существенным его недостатком являлась его запоздалость. Напряженность политической атмосферы в Европе обязывала Военное министерство иметь наготове план усиления армии; наконец, если бы он и не был еще готов, оно могло бы уже в 1913 году испросить хоть некоторые, наиболее существенные меры к серьезному приступу в этом деле, но я уже упомянул, что 1913 год был почти совсем не использован. Прав был Великий Петр, говоря, что упущение времени смерти подобно!
Я вовсе не знаю закулисной стороны этого дела, но могу себе представить, что Коковцов чинил возможные препятствия увеличению расходов на армию, причем следовал обычной своей тактике: не отвергая очевидной необходимости предложенных мер, требовать до ее выполнения самых полных исчислений, которые, в свою очередь, давали бы основание для бесконечных препирательств и отсрочек в производстве расходов. Поэтому доля вины в "упущении времени" вероятно падала на Коко'вцова; но ввиду чрезвычайной опасности от промедления Сухомлинов должен был бы принять и чрезвычайные меры, убедив государя произвести давление на Коковцова, тем более, что и Дума, и Совет были вполне готовы идти навстречу требованиям Военного министерства! Удалось же мне в 1905 году при полной нищете казны быстро добиться громадных ассигнований на армию!