История моей жизни
Шрифт:
Кто-то бежит по аллее. Вот уже совсем близко…
Встаю. Хочу выйти из беседки и вдруг в квадратном просвете вижу женщину. Она торопливо переступает порог и тяжело дышит.
— Ах!.. — испуганно вскрикивает она, а затем шопотом спрашивает: — Кто здесь?..
Узнаю Надежду Александровну и прихожу в смущение.
— Простите, это я… библиотекарь…
— А я тут немножко посижу… За мною гонится князь… Он, понимаете, хочет, чтобы я танцевала… Такой чудак… Это, конечно, у него пройдет, но сейчас
Голос молодой женщины взволнованно прерывается и дрожит.
Крики со стороны дворца продолжаются, но понемногу слабеют.
Рассеивается сумрак, и яснее вырисовываются предметы.
На красивом лице Надежды Александровны все еще блуждает страх.
Вдруг со всего размаха в беседку влетает сенбернар и бросается с радостным визгом к хозяйке. Вслед за этим раздается чьи-то мерные шаги, и показывается круглая, толстая фигура Пивня.
Со стороны дворца уже больше ничего не слышно.
— Ну, годи… Успокоився князь… Буде крипко спаты, як маленький… Можете иты до дому, — добавляет Михайло, обращаясь непосредственно к Надежде Александровне.
Княгиня благодарит и выходит из беседки. За нею, виляя пушистым хвостом, следует Геркулес.
Остаемся с Пивнем вдвоем. Узнаю от толстяка, что со мною было, когда опьянел после водки. Оказывается, я по настоянию князя читал стихи, распевал песни и был очень весел, пока меня не стошнило. Тогда меня унесли в сад, положили в беседку, где нахожусь и сейчас.
Рассказ Михаилы вызывает во мне чувство жгучего стыда.
— Что же теперь будет? — спрашиваю я.
— А нычего… Выспится гетьман и зараз стане похожим на человика.
Наступает затишье. Взбудораженная жизнь входит в берега. Князь ежедневно ездит на построенную им фабрику шелка. Часами сидит у себя в кабинете, принимает приезжих баев и часто призывает к себе Харченко, отдавая ему те или иные приказания.
Вечером того же дня, когда мы с Петром Даниловичем остаемся наедине, между нами происходит разговор, имеющий для меня большое значение.
Харченко рассказывает мне некоторые подробности прошедшей ночи. Князь развеселился до того, что облил чалму Гуссейна коньяком и незаметно поднес зажженную спичку. Голова Гуссейна вспыхнула зелеными огоньками.
На счастье, некоторые догадались набросить на горевшую голову халат и тем спасли «любимца» князя.
— Сейчас ходит наш Гуссейн без бороды и без бровей, — продолжает рассказывать Харченко. — А потом пошла стрельба в цель и гоньба за княгиней… Эх, и жизнь проклятущая! — с сердцем добавляет Харченко, стукнув кулаком по столу. — А тебе мой совет — уходи отсюда, пока не поздно.
— Что ж… Уйду, если так… Но куда?
— Хочу тебе дать совет, — после некоторого раздумья говорит Харченко, поезжай в Бухару. Там нужны люди.
Пока говорит Харченко, у меня в голове уже созревает целый план. Увижу там отца Сони. Поступлю на службу, заработаю. много денег, приоденусь, накуплю книг, займусь самообразованием и приеду в Россию настоящим человеком.
— Надо будет попросить князя, чтобы он записку дал тебе к господину Лессару.
— Это кто?
— Политический агент. Для Бухары — большая шишка. Нашего князя знает. Когда был здесь в Ташкенте — здорово выпивал.
Желание уйти отсюда, уйти в Бухару так сильно овладевает мной, что думать о чем-либо другом я не в состоянии. Взлетают мечты, и, как всегда в подобных случаях, ухожу от действительности и попадаю в мир сказок и несбыточных радостей.
Наша беседа с Харченко неожиданно прерывается.
К раскрытому окну подходит с забинтованной головой Гуссейн и велит мне итти к князю.
— Эй, сочинытель, тебэ кличет князь… Скорей иды…
В библиотеке на красном складном стуле сидит в пестром халате князь и в упор смотрит на книги, расставленные мною.
Вхожу в сопровождении Харченко. При виде меня князь улыбается, пальцем указывает на полки и спрашивает: — Твоя работа?
Едва слышно отвечаю: — Да…
— Да?
И громкий, неудержимый хохот князя заполняет обширную комнату.
Харченко из вежливости тоже посмеивается. А мне не до смеха.
Стою без дум, с низко опущенной головой.
— Мне говорили, — начинает князь, обращаясь ко мне, — что ты сочинитель… И стихи и романы пишешь… Ну, и молодец… И, видно, хорошо английский язык знаешь… Чудесно привел в порядок библиотеку…
И опять неудержимый смех.
— Ну, ступай… Ты больше мне не нужен, — переставая смеяться, говорит князь.
Сгорая от стыда, ухожу, забыв поклониться князю.
Спуста немного Харченко возвращается от князя и передает мне двадцать пять рублей деньгами и маленький треугольный клочок бумаги с надписью: «Господину Лессару. Прошу устроить подателя на службу. Николай».
— Доволен? — спрашивает Харченко.
Вместо ответа я крепко пожимаю ему руку.
— Но этого мало, — продолжает Харченко, — наши завтра едут в Самарканд и могут тебя захватить. Ну, а там из Самарканда до Бухары по железной дороге попасть не трудно.
И снова предо мною далекая дорога в неведомое.
19. В стране рабов
Октябрь… А надо мною голубеет теплое небо, и сухая, рассыпчатая земля жаждет влаги. Иду по широкому шоссе, ведущему от железнодорожной станции к древней столице некогда могущественного бухарского ханства.