История Мурочки
Шрифт:
Неустроева и Мурочка, проводив всех, грустные, пошли вместе в общежитие.
Из живущих оставалось на праздники всего семь человек; из второго класса — Мурочка, Люсенька и Лиза, да еще одна приготовишка — Леночка Петрова, да две взрослые из шестого класса, Чернышева и Березовская, да еще из третьего класса Микулина.
Все они сидели у окна и о чем-то горячо спорили.
— Мало ли что, много работы! — говорила Березовская. — Времени у всех много свободного. — Я все равно не стану! — вскричала Лиза. — Что за скука, и так довольно сидели.
— Что же, можешь и не помогать, — сказала
— Елку затеваем, как в прошлом году, сказала Микулина Мурочке.
— Не для себя, — объяснила Березовская. — Себе не интересно. Для детей наших гимназических. У Лаврентия сторожа двое мальчиков, у Степаниды дочка Маша, которая учится у белошвейки, и другие еще, — наберется человек десять. Катерина Александровна позволила тогда и теперь позволит.
— Я пойду просить! — вскричала Лиза.
— Вот и прекрасно, — сказала Люсенька. — Видишь, и для тебя дело нашлось.
Затея эта всех воодушевила. Отпросились у Доротеи Васильевны в писчебумажный магазин за покупками. Всякий дал, сколько мог, а елку положили просить у Катерины Александровны, потому что дедушка покупал всегда для внучат великолепное дерево.
Лиза и Чернышева отправились за разрешеньем к начальнице, а Березовская с Люсенькой взяли лоскуток бумаги и карандаш и составили список нужных вещей.
Потом вся компания оделась и отправилась в магазин. Улица, где стояла гимназия, была не та захолустная, мирная улица, на которой находился дом Тропининых; тут была суета, конка про летала мимо за углом, и дома были высокие, каменные. Теперь, накануне праздников, езда и движение стали еще оживленнее. В магазине девушки застали невообразимую толкотню и давку. Увидев множество безделушек и елочных украшений, все растерялись; глаза разбежались! Но Чернышева напомнила, что нельзя увлекаться; они накупили по списку золотой и серебряной бумаги, картинок, звездочек и бортов, купили тонкой бумаги для цветов, про волоки и листьев.
Уже темнело, когда они вернулись, и весь вечер прошел в хлопотливой веселой работе: клеили звезды, коробочки, мельницы, домики и фонарики, делали негров из изюма, вырезали золотые цепи, приготовляли цветы.
И Лиза с особенным усердием складывала бумажную цепь своей выдумки, так, чтобы с обеих сторон звенья были золотые.
В сочельник убрали готовые вещи в ко робки и спрятали материалы, чтобы приняться опять за работу на второй день Рождества.
Вечером Мурочка пошла в темную спальню — вынуть из шкапчика почтовой бумаги. Она чувствовала себя как раз, в ударе, чтобы написать отцу и Нику письмо, полное нежности и радости. Она нагнулась к шкапчику, отворила дверцу и вдруг вскрикнула.
Что-то большое, мягкое и живое выскочило оттуда, метнулось ей прямо в руки, оцарапало и с громким мяуканьем шарахнулось в сторону.
Из темноты раздался довольный, заразительный смех Лизы Шарпантье:
— Это ты? — кинулась к ней Мурочка. — Гадкая!
— Ах, удивительно! — сказала обиженная Лиза. — Подумаешь, какая беда. Испугалась кошки.
— Это злая шутка! —
— Неправда, не злая.
— Так я знать тебя не хочу.
— Скажите, какая принцесса!
И Лиза побежала вприпрыжку в коридор.
После этого происшествия обе они стали говорить друг другу вы и перестали играть вместе. Люсенька напрасно старалась узнать, что случилось; обе упрямо молчали.
Елку зажгли у детей Катерины Александровны в первый день Рождества, а под Новый год Лаврентий вместе с полотером приволок огромное дерево в общежитие, и по всем комнатам запахло хвоями.
С утра принялись убирать елку. Даже жарко стало всем от беготни и суеты. Микулина с Леночкой Петровой убирали нижние ветки; Березовская, взобравшись на лесенку, украшала верх.
Пришла Доротея Васильевна и принесла большую куклу: «Дедушка-Мороз», в белой шубе и шапке с длинной бородою из пакли. Его прикрепили к верхушке елки.
От начальницы прислали пряников и других сластей; нужно было разделить их по числу гостей и наложить в бумажные мешочки.
Степанида и дочка её Маша помогали украшать елку. Степанида говорила, что такой бога той елки и в прошлом году не было.
— Что значит — ученье! — говорила она. — Ишь ты, мельница! Придумали же барышни!
— А я настоящей мельницы никогда не видала, — проговорила Мурочка, прикреплявшая конец золотой цепи.
— Мельница — что, — сказала Степанида. — Известно, мужикам надо же зерно молоть. Чего и смотреть. Разве с городом сравнишь? Тут и туртуары, и ликтрийские фонари, а там, известно, деревенское все, ну, и мельница.
— А мне хотелось бы жить в деревне, — сказала Мурочка. — Как хорошо, я воображаю.
— Что вы, барышня! — возмутилась Степанида. — В городе, какой ни есть человек, за деньги все ума купит, а там, в деревне-то, одна шантропа. Люди темные, пням Богу молятся, одно слово.
Все засмеялись, а Маша покраснела и стыдливо промолвила:
— А я бы сичас в деревню!
— Ну, и дура, — сказала мать и пошла за булавками к Доротее Васильевне.
— Сидишь-сидишь и небу-то не видишь, какая она? неба-то?.. — заговорила Маша. — Шьешь и шьешь, а перед глазами стена серая. А там я побегала бы шибко и в речке покупалась бы.
Елка, наконец, была готова. Все отошли, любовались ею, обходили со всех сторон. Оставалось только ждать вечера.
Мурочка и Лиза все еще дулись друг на друга. Им надоело уже сердиться, но ни та ни другая не желали сказать первое слово. Люсенька посматривала на них и что-то придумывала.
Вечером, перед тем, как зажигать елку, Люсенька заманила Лизу в тесную каморку рядом с прихожей. Эта каморка была заставлена ящиками, корзинками, хозяйственною мелочью. Потом Люся позвала Мурочку, поскорее втолкнула ее туда же и защелкнула дверь на крючок.
— Миритесь поскорее! Раньше не выпущу. Лиза и Мурочка, спотыкаясь в темноте о ящики, наткнулись друг на дружку, сконфузились, засмеялись и помирились.
Глупая ссора кончилась. Можно было теперь веселиться от души.
Вскоре собрались маленькие гости: поднялся шум, смех, веселье, и елка торжественно за сияла огнями и золотыми украшениями среди ли кующей и прыгающей детворы.