История наследия

Перри Девни

Я просыпалась каждый день в пять утра. Именно поэтому я смогла договориться с Харрисоном о том, чтобы побыть здесь несколько часов в одиночестве. Мои биологические часы были точными.

Если я проснусь завтра раньше всех, я смогу просто... ускользнуть. Оставить записку. Аманда и Джессика разозлятся, но мне всё равно. Они пригласили Харрисона, прекрасно зная, что он враг номер один. Да, он дружил с Мэттью и Кристофером, но все же.

Они должны были встать на мою сторону. Или вообще не приглашать меня.

Дверь

со скрипом отворилась.

Я замерла, мое сердце подскочило к горлу.

Он сделал один шаг в комнату. Затем другой. Мое тело напряглось, почувствовав его близость к кровати. Потом у меня с головы сорвали подушку.

— Эй!

Я села.

— Она моя, — проворчал он, поворачиваясь к двери.

На краткий, блаженный миг я подумала, что он выйдет из комнаты. Что он возьмет свою подушку и оставит меня в покое.

Но нет.

Он включил свет.

— Я тебе не мешаю? — я прищурилась, пока мои глаза привыкали к свету, и сердито посмотрела, когда он бросил подушку на свою сторону кровати. — Я спала.

— Нет, не спала.

Он подошел к своей сумке на полу, расстегивая молнию. Наклонился, выуживая кожаный футляр для туалетных принадлежностей, прежде чем отнести его в смежную ванную и захлопнуть дверь.

Мои губы скривились, когда я сбросила одеяло с ног и направилась к выключателю, погружая комнату в темноту. Затем я свернулась калачиком под одеялом, взяла подушку Харрисона и засунула ее под простыню, чтобы создать барьер.

Я едва успела снова улечься на живот, когда дверь в ванную распахнулась, и Харрисон Харрисон подошел к свету и включил его. Снова.

— Харрисон, — огрызнулась я.

— Энн.

Дрожь пробежала по моей спине от этого глубокого, грубого тона. Это не должно было быть сексуально. Это был просто мужской голос, произносящий мое имя с оттенком злобы.

Но это было так.

Я послала ему свирепый взгляд для пущей убедительности.

Он бросил ответный хмурый взгляд через плечо, затем потянулся за подолом своей рубашки, стягивая ее через голову.

У меня отвисла челюсть. К счастью, моя подушка поймала её.

Святые мышцы, откуда они у него взялись? Его голос не только стал более зрелым, но и тело как будто изменилось. В старших классах Харрисон был сильным, но масса, которую он набрал в своих руках, этих широких плечах, от этого вида просто слюнки текли.

И пресс. О, Боже мой. Какой пресс.

У Джереми не было такого пресса. Возможно, если бы у него он был, я бы так не расстраивалась из-за украденных кассет.

Я пускала слюни, глядя на тонкую талию Харрисона, когда поняла, что он перестал двигаться. Я перевела взгляд на него.

Он ухмылялся, этой высокомерной, приводящей в бешенство ухмылкой, держа в руках свою рубашку.

— Можешь смотреть. Я не возражаю.

— Заткнись.

отвернулась, уткнувшись

лицом в подушку, чтобы скрыть пылающие щеки. Вот дерьмо.

Звук его раскатистого смеха наполнил комнату, и, черт возьми, мне это тоже понравилось.

Именно из-за его глаз я влюбилась в него в старшей школе. И из-за его улыбки. Он сверкнул своими ровными белыми зубами, приковал меня к себе взглядом кристально-голубых глаз, и еще до того, как он закончил спрашивать, не хочу ли я пойти на второе свидание, я сказала да, пожалуйста.

Расстегнулась молния. Зашуршали джинсы.

Не смотри. Не смотри. Не смотри.

Я приоткрыла глаз как раз вовремя, чтобы увидеть, как Харрисон наклоняется, стаскивая джинсы и носки. Почему у него не могла быть плоская задница? Черт бы его побрал.

Эта восхитительная задница была прикрыта только парой белого нижнего белья.

Харрисон из моей юности был чертовски сексуален. Эта версия? Он пристыдил подростка Харрисона. Внутри меня расцвела тупая пульсация, и с каждой секундой, казалось, она становилась все сильнее.

Предполагалось, что я буду делить постель с этим мужчиной. Сможет ли он почувствовать, как я ерзаю? Услышит ли он, как колотится мое сердце?

Нет. Я подавила недовольный стон.

Почему он должен был меня привлекать? Почему он не мог быть таким, как Кристофер или Мэттью? Каждый из них был красив, но для меня они всегда были просто приятелями Харрисона и мальчиками, которые на репетициях группы младших классов прятали руки в подмышки, чтобы издавать звуки пердежа.

Харрисон выпрямился, провел рукой по своим темным волосам, прежде чем протянуть руку к выключателю. Движение продемонстрировало четкость очертаний его ребер, его узгибы умоляли, чтобы их потрогали.

Нет. Нет, нет, нет. Что со мной было не так? Никаких прикосновений.

Я резко закрыла глаза, прежде чем он смог снова поймать мой пристальный взгляд, затем отодвинулась на самый дальний край кровати, когда он выключил свет.

Харрисон обошел кровать со своей стороны, затем откинул одеяло с такой силой, что оно соскользнуло с моих плеч.

— Не забирай себе всё одеяло.

— Я...

Прежде чем я смогла закончить свой протест, я закрыла рот.

Он просто пытался настроить меня против себя. Что ж, я больше не играла. Я не буду обращать на него внимания остаток ночи, а завтра исчезну до рассвета.

Он плюхнулся на кровать, вырывая подушку, которую я зажала между нами. Он пнул одеяло. Он потянул за простыни. Матрас подпрыгнул — и я вместе с ним — когда он перевернулся со спины на живот. Пока, наконец, он не перевернулся на бок.