История немецкого литературного языка IX-XV вв.
Шрифт:
Работы было столько, что они позабыли про сон и отдых. За советами и помощью приходили к ним со всей округи, и оба они вечно были в движении, в работе…
Вот и сейчас, не успели друзья вернуться в местечко после нескольких дней тяжелых боев с бандой, как их окружила толпа несчастных, бездомных людей. При виде развалин и пепелищ, при виде слез на глазах у детей Билецкий в первую минуту даже не знал, что сказать. Прошло несколько минут, пока, овладев собой, он заговорил:
— Тяжело, дорогие друзья и товарищи, очень тяжело. Но если б
Митинг длился недолго. Люди, все как один разделившись на группы, дружно взялись за лопаты и топоры. Другие отправились в лес. Юрко Стеценко, взяв с собой несколько человек, направился в окрестные села доставать продовольствие. А тем временем Шмая уже сколотил небольшую артель из крепких ребят и взялся за работу.
— Эй, хлопцы, не зевай! — весело покрикивал он. — Кто не знает старой истины: когда дождь не льет тебе на голову, у тебя в голове становится светлее. Имеет человек над собой крышу, и ему веселее жить на свете, и он помаленьку забывает о всех своих невзгодах.
Если бы не постоянная тревога и страх, пожалуй, можно было бы кое-как жить. Люди искренне восхищались Билецким и Стеценко. Они заботились о каждой семье, о каждом человеке. Вместе со всеми орудовали лопатами и топорами.
К Билецкому и Юрку так все привыкли, так их полюбили, что, казалось, эти люди никогда не уезжали отсюда, всегда были рядом. Но каждый знал, что недолго они здесь пробудут, что их ждут большие дела, хоть никто себе не представлял, что будет, когда они уедут. С ними всегда спокойнее на душе, веселее.
— И справедливые же ребята! — твердил Шмая. — Побольше бы таких… Недаром Николка предпочитал держать их в Сибири, в кандалах… И когда только они спят? Когда отдыхают? Один бог знает… Вечно в заботах, вечно в работе…
И Билецкий доработался. Свалился. Напомнила о себе старая болезнь, приобретенная на каторге в Сибири. За несколько дней Фридель изменился так, что трудно было его узнать.
Юрко Стеценко часто приводил к нему старенького фельдшера. И тот, глядя на «главного начальника Советской власти в местечке», качал головой и твердил одно и то же:
— Да-с, молодой человек приятной наружности, плохи наши дела… Что это за власть, которая не имеет масла, хоть немного меда и молока?.. Без этого чахотку не залечишь… Неподходящее время для болезни мы выбрали…
И, прописывая больному разные лекарства, которых никто, конечно, не мог теперь найти, продолжал:
— Да, если бы царь увидел из могилы, кем стали сын портного Билецкого и сынок механика Стеценко, он бы десять раз перевернулся в своем гробу…
Люди были глубоко опечалены болезнью своего вожака, и все разговоры шли только о нем. А тут еще новое событие взбудоражило всех.
Стояли лютые морозы, добрый хозяин в такую погоду собаку за ворота
Приехал в местечко на санях представитель рады. Со всех сторон собрались люди взглянуть, кто такой. А это был полный, краснощекий, усатый мужчина в пенсне, в тулупе и меховой шапке, в добротных сапогах, с большим портфелем под мышкой.
Оказывается, неспроста он приехал:
— Я уполномочен передать вам последнее предупреждение Центральной рады… Я послан сюда также как представитель министерства по еврейским делам при правительстве Симона Петлюры…
— А это что еще за министерство? — спросили его.
Посланец удивленно посмотрел на людей: как, мол, можно не знать о существовании такого высокого учреждения!
— Конечно, большевики, — сказал он, — скрывают от вас, что в Киеве создано такое министерство с самостоятельным, репрезентабельным министром… Верховный атаман Симон Петлюра очень ценит его… Нет, нет, напрасно вы смеетесь! Большевики научили вас не уважать правителей и законы… А мы должны повиноваться правительству и помогать ему устанавливать порядок…
Посланец закашлялся, поднял меховой воротник, протер белым платком пенсне, расправил усы и, не обращая внимания на шум, поднявшийся вокруг, закричал во всю мочь:
— Новое правительство Украины — это сила! Оно получает помощь из-за границы. Оно очистит страну от бунтовщиков, и тогда повсюду настанет спокойствие… Слушайте мой совет! Сдавайте оружие, не идите за большевиками! Идите с нами. Докажем властям, что мы тоже поддерживаем нашего министра! А министр идет против этих самых бунтовщиков…
— Послушайте! — прервал его кто-то из толпы. — Лучше расскажите нам, чем ваше министерство занимается. Помогает душить нас, присылает к нам карателей, гайдамаков, чтобы жгли наши дома, убивали наших людей?
Человек в меховой шапке немного растерялся, заметив, что толпа окружает его со всех сторон. Его круглое холеное лицо побледнело. Он пугливо оглядывался по сторонам в ожидании, что шум утихнет и ему дадут возможность говорить.
Но скоро непрошеный гость понял, что надеяться на это нечего. Он надрывался, стараясь перекричать толпу, но тщетно. А вскоре, повернув голову и увидев Билецкого, приближавшегося к площади, он и вовсе растерялся.
Фридель, худой, изможденный, с глубоко запавшими глазами, шел, опираясь на палочку. За ремнем у него торчал наган и висела граната. Пристально, чуть прищурив глаза, он посмотрел на незваного гостя и вдруг воскликнул:
— Ты смотри! Гость с того света! Жив, значит, курилка! Сам Волошин пожаловал к нам! Прости, не знаю, как тебя нынче величать. Господином? А может, батькой? Говорят, ты теперь к Петлюре перекинулся… А помнишь, тогда, в университете, ты, если память мне не изменяет, был в Бунде, болел за национальную автономию… Кого же ты теперь представляешь? Вернее: кому ты теперь служишь?