История Нины Б.

Зиммель Йоханнес Марио

— Мила?

Ответа не последовало. Послышался тихий визг собаки. Чуть прикрытая дверь в комнату Милы распахнулась, и в холл вышел старый боксер. Полуслепая и беспомощная собака опять наткнулась на плиту, грустно взвизгнула и стала тереться своим бесформенным телом о мои ноги.

— Входите, господин Хольден! — услышал я голос Милы. — Я ненадолго прилегла.

Я еще ни разу не был у нее в комнате. Это было маленькое помещеньице, с одним окном, выходившим в парк. Перед ним стояло кресло-качалка. На столе я увидел фотографии Нины, большие и маленькие,

не менее дюжины. Нина — еще маленькая девочка с бантом в волосах, Нина — подросток, Нина — молодая женщина на лошади.

Старая кухарка лежала на железной кровати, над ней висела картина с Мадонной. Увидев Милу, я испугался. Ее лицо было серым и блестело.

Губы посинели, руки были прижаты к груди. Она была в черном платье, старомодных ботинках на шнурках и белом переднике. Ее чепец съехал в сторону.

— Господи, Мила, что случилось?!

— Ничего, господин Хольден, не волнуйтесь, сейчас все пройдет. Это опять моя щитовидка. Такое у меня бывает.

— Вам нужен врач!

— Зачем? Я уже приняла капли. Еще часок — и я буду в полном порядке. Это все потому, что я сильно разволновалась.

— Из-за чего?

— Все уехали, господин Хольден! Слуга, горничные, садовник — все сразу уехали! Я осталась в доме одна!

Собака стала повизгивать.

— И естественно, старая Пуппеле.

— Что значит — уехали? Куда уехали?

— Просто уехали. Собрали свои вещи и исчезли. Это садовник их подговорил. Об этом уже говорят все посыльные в нашем районе. О том, что в этом доме нельзя оставаться, раз хозяина посадили. — Она с трудом проглотила слюну, пот стекал со лба на старческое лицо. — Что это значит, господин Хольден? Я им даже пригрозила, что мы подадим на них в суд, если они уйдут с рабочего места до конца срока договора найма, но они только рассмеялись… Им все равно, подадим мы на них в суд или нет! Им за это ничего не будет, потому что нашего господина обвиняют в том, что он спекулянт, причем очень крупный. Вот от этого у меня и случился приступ. Но я чувствую, что мне уже лучше.

Я сел в кресло-качалку и посмотрел на фотографии. Старая кухарка не отрывала от меня напряженного взгляда:

— Но вы-то ведь не уйдете, господин Хольден?

— Нет, — ответил я.

— Я так и знала — вы останетесь верны нашему господину.

— Да, — ответил я. И продолжал рассматривать фотографии.

— Завтра приедет моя Нинель. Я буду вкусно готовить для нас троих. Здесь станет уютнее. И пока нашего господина оправдают, мы наймем приходящую работницу. Это все, что нам сейчас нужно, правда, ли Пуппеле?

Старый боксер лишь повизгивал.

— Вы рады, что наша госпожа возвращается домой, господин Хольден?

Я кивнул и посмотрел в сад, так как больше не мог видеть эти фотографии. Со старого дерева упало спелое желтое яблоко. Я видел, как оно падает и катится вниз по направлению к блестевшему на солнце озеру.

18

Нина сидела на кровати в больничной палате. Ее багаж служащий уже отнес к машине. Этим

утром на ней было белое льняное платье, разрисованное, наверняка вручную, фантастическими цветами, синими, красными, желтыми и зелеными. Нина была очень бледна и очень красива. Увидев меня, она заговорила приветливо и озабоченно.

— Спасибо за розы, — сказала Нина.

— Как вы узнали, что это от меня? — спросил я, стоя перед ней с шоферской кепкой в руках. — Там же не было никакого письма, не было имени отправителя, и вообще ничего.

Она посмотрела на цветы, стоявшие в вазе у окна.

— Господин Хольден, до того как мы уедем отсюда, мне надо с вами кое о чем договориться. Мне трудно подобрать нужные слова, такие, чтобы вас не обидеть. Вы проявили заботу обо мне. Вы помогли мне… — Она качнула головой, и ее волосы засветились от упавшего на них солнечного луча. — Вы мне очень помогли, это так. Я вам за это благодарна. Сейчас у меня мало друзей. Я была бы счастлива, если бы вы остались моим другом. Но я прошу вас больше не присылать мне красные розы.

Я посмотрел на нее — она отвела взгляд. В палату донесся звон маленького колокола часовни. Льняное платье Нины подчеркивало ее фигуру, красные туфли были на высоких тонких каблуках. Ее бледное лицо слегка порозовело, когда она произнесла запинаясь:

— Я прошу вас быть благоразумным.

— Я такой и есть.

Сейчас она смотрела на меня уже серьезно, ее большие голубые глаза внезапно потемнели, став почти черными. В этот момент она была красива как юная невинная девушка.

— А разве это разумно — сказать человеку, с которым ты только что познакомился и ничего о нем не знаешь, что ты его любишь?

— Я достаточно знаю о вас, — ответил я, — и большего знать не хочу. Кроме того, благоразумие и любовь не имеют ничего общего.

— Для меня имеют, господин Хольден. Вы знаете, что я только что пережила. Отныне я буду очень благоразумной и поэтому любить больше никого не буду, никого. Я просто не могу.

— Вы сможете опять этому научиться, — ответил я, — нам спешить некуда.

— А если я этому научусь, господин Хольден, — если я этому опять научусь?

— Тогда я попрошу вас развестись и жить со мной.

— Всего несколько дней назад вы умоляли меня не бросать моего мужа.

— Несколько дней назад у меня еще не было денег.

— Это очень неудачный ответ, господин Хольден, — сказала она дрожа. — Я могу предположить, откуда у вас появились эти деньги.

— Все не совсем так, как вы думаете… — ответил я.

— Я не хочу знать, так это или не так. У моего мужа теперь только фотокопии, правда?

— Правда.

— Этого достаточно. Вы знаете, что я хотела покончить с собой, когда узнала, в чем его обвиняют. Вам же удалось использовать все случившееся, чтобы получить деньги. Это, конечно, ваше личное дело. Но я настаиваю на том, чтобы вы уважали и мою личную жизнь, в противном случае…

— Что в противном случае?

— …в противном случае я буду вынуждена просить вас уволиться.