ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT
Шрифт:
— Ну?
— Он сказал, что Патко действительно был на празднике молодых ремесленников, а потом ночевал в «Грифе».
— Его, разумеется, схватили?
— Да нет, утром он ушел, уехал.
— Как? Неужто не схватили? Возмутительно! Какая беспомощность! — вскричал Велкович.
— Его нельзя было схватить, — очень флегматично заметил Михай Тоот.
— Нельзя? — ужаснулся Велкович. — Этого только не хватало! Но почему нельзя?
— Просто потому, что это был вовсе не Патко.
— А кто ж он был? — раздались одновременно три разочарованных возгласа. В глазах у Мари мелькнул какой-то свет.
— Вы просто смешны
— Но как же так, как же? — допытывались все у Тоота, особенно Роза Велкович. Любопытно все-таки узнать, кто он такой и почему прошел слух, будто он Патко. Хочешь не хочешь, а пришлось Михаю Тооту выложить все, что он слышал. Он и сделал это, проворчав: «Ну, милая племянница, если тебя интересуют все, кто не зовется Патко, то любопытство твое больше моря, по нему, пожалуй, и корабли ходить могут».
Но Роза не обратила внимания на насмешку, она ласково погладила дядю по небритому подбородку, чем сразу сделала его разговорчивее.
— Говорят, он был на празднике, где никто его не знал, и там влюбился в какую-то неизвестную красотку.
Хорошо, что никто не смотрел на Мари, она вспыхнула, как пламя, покраснела до корней волос.
— И вот собирались, говорят, начать какой-то танец, на который он пассию свою пригласил, — продолжал господин Тоот, а Мари низко склонилась над тарелкой, будто и не слушала вовсе, занятая косточками от цыпленка, но сама жадно глотала каждое слово, куда там святая проповедь! — Ищут, стало быть, кавалера, а его и след простыл… ну, это бы еще ничего — не редкость, когда кавалер сбегает, разочаровавшись в девице… Мари вздрогнула. Мать спросила:
— Что с тобой, сердечко мое?
— Я, мама, испугалась, что косточка у меня в горле застряла.
— Осторожнее, детка, я знаю случайно углубиться в известные ей случаи Кристине не удалось, так как все хотели слушать хозяина, который продолжал следующим образом:
— А случается, девица так его очарует, что он уж из-за этого бежит куда глаза глядят… Но на сей раз исчезнувший танцор оставил на дереве ружье и ягдташ, вещи, как я слыхал, довольно ценные. Это и послужило толчком для мысли — фантазия-то разыгралась вовсю, — что неизвестный не кто иной, как наш друг Патко. Однако к вечеру дело заглохло, потому что неизвестный «sped» [83] , который попросту вспомнил вдруг о каком-то неотложном деле и помчался в город, намереваясь потом вернуться обратно, послал слугу из гостиницы за ружьем, переночевал в «Грифе», а сегодня утром, расплатившись, как полагается, по счету, отбыл с богом.
83
Друг сердечный (нем.)
— Вы не знаете, дядя, как его зовут?
— Не то Фитош, не то Микош, так он записался в гостинице. И, между прочим, говорят, очень интересный, приятный молодой человек…
— А что было дальше, дядя, вы знаете?
— Ничего не было.
— Жаль, — сказал Велкович. — По крайней мере, хоть немного нам кровь взбудоражил. Жаль, что история с Патко обернулась таким пустяком.
— Я сразу подумала, что это сплетня, — вознегодовала госпожа Велкович. — Не
— О, бедная моя Жужанна, ты бы тогда давно онемела! — с пафосом произнес господин Велкович.
— Вот, вот, именно это и есть бесполезная трата слов, — взяла все-таки над ним верх Жужанна, которая была удивительно бойка на язык.
А между тем госпожа Тоот, осмотрев принесенные пакеты, сделала потрясающее открытие.
— Послушай, ты забыл дрожжи!
Господин Тоот хлопнул себя по лбу и, всячески оправдываясь, старался смягчить женину досаду, в которой полностью потонула его заслуга по раскрытию легенды о Патко. Главным событием дня стало то, что он не принес дрожжей и теперь нельзя ни хлеба испечь, ни калачей к кофе, разве только кто-нибудь сбегает днем в город.
А ведь господин Тоот достаточно дрожжей принес. Материал, который он взболтал своим рассказом в девичьих головках, самые тайные их мысли, кипел там, булькал, и было очевидно, что приведет это к доверительным беседам. Розе теперь было известно столько, что скрытничать не стоило. Она все уже угадывала, хотя и не вполне ясно, — брела еще на ощупь, но уже у самой святая святых. Кроме того, у Розы были теперь и заслуги, ведь она стала преданным союзником Мари; наконец, и с самого события слетела пелена ужаса. Кошмарный, гадкий Патко рассеялся в воздухе, словно туман, и остался лишь красавец охотник.
Два девичьих сердца непременно должны были раскрыться друг другу, когда вечерами подружки раздевались в задернутой белыми занавесками спальне, гасили свечи и сои бежал от их глаз.
Ночь, это темное покрывало, чуть подкрашенное слабым светом луны, просачивающимся через окно, окутывает человека дневного, с его заученной ролью — с лицом улыбающимся, спокойным или надменным, — и тогда, будто улитка из раковины, из человека внешнего выползает внутренний и вступает сам с собою в беседу… Да, теперь бы только верное словечко сыскать той, что лежит на соседней кровати, и заскрипят двери, открывающиеся в два таинственных мира.
— Ты спишь, Мари?
— Нет еще.
— Я все думаю, кто был твой кавалер. Тут что-то странное, таинственное. По крайней мере, мне так кажется. А как по-твоему?
— Да, конечно, — согласилась Мари и натянула на себя одеяло, так что видны были лишь глаза ее и рот. — Теперь-то выяснилось, что он не тот, за кого его принимали. Да и как он мог быть разбойником?
— Значит, ты не верила, что он Патко?
— Никогда! — горячо ответила она. — Это немыслимо! Стоило только взглянуть на него!
— То есть ты хочешь сказать, что он выглядел порядочным человеком?
— Они был порядочным!
— Гм. Он блондин или шатен?
— Шатен… кажется.
— Ах, только кажется? Да любая девушка знает это про каждого своего кавалера. А вот если не знает и знать не хочет — стало быть, сильно ей голову вскружили. Подозрительный признак! По нему узнается любовь.
Зашуршала простыня, свидетельствуя, что Мари, услыхав эти слова, беспокойно заворочалась.
— Вероятно, не все девушки одинаковы, — заметила она сдавленным голосом.