История Нового Каллена — Недосягаемая
Шрифт:
— Элизабета… — Это были его последние человеческие слова. Глаза разомлевшей девочки распахнулись, как по щелчку, но было поздно. Он бросился на нее, прижав всем своим весом к жесткой спинке скамьи, и, накрыв ладонью рот, заглушив не успевший раздаться жалобный крик, впился прямо в крошечную, пронизанную драгоценными зелеными жилками грудь.
Эйфория длилась минуту. За пару глотков он высушил ее до капли и теперь, отстранившись, равнодушно взирал на нее, тонкую, безвольную, и безжизненную, сверху вниз.
Ничего общего с Элизабетой. Не то, не то. Что же, по крайней мере, в груди поутихла жаровня, и теперь он может спокойно полюбоваться на суровое, прекрасное зимнее море, обрамленное, словно в византийскую тиару, в городские огни.
Он
— Элизабета, пойми меня, Элизабета… — прошептал Деметрий на своем родном наречии, забываясь в кратковременном покое. — Я лишь хочу получить то, что однажды упустил…
========== Глава Шестнадцать ==========
Эмметт беспечно насвистывал под нос мелодию из популярного фильма, ловко отправляя остатки дубового стола в ласкающие объятия занимающегося пламени. Щепки с треском разлетались по паркету, но Эсме не сказала неаккуратному сыну ни слова, с осторожностью вынимая блестящие стальные ножи из досок, столешницы и даже хлебницы. Она неспешно прибралась на кухне и прошествовала в мягкую гостиную, в последний раз засматриваясь на резные деревянные ножки, что упрямо поглощало нещадное пламя. Эсме опустилась на колени возле черепков разбитой вазы и стала укладывать их в прозрачную миску; она не чувствовала ни злости, ни огорчения — предметы интерьера волновали ее столь незначительно, что она, не моргнув, отдала бы дом на сожжение, если бы это гарантированно защитило всю их большую семью.
В доме стояла непривычная тишина. Елеазару требовалось время, чтобы осмыслить произошедшее и оценить грядущие перспективы после неожиданного визита высокопоставленной свиты; в последний раз их с Кармен видели на берегу реки, которая только начала обрастать первой наледью. Белла была преисполнена множеством опасений и тотчас же уехала за Ренесми в резервацию, в то время как Эдвард безмолвно мерил шагами комнату; он был единственным, кто видел картину целиком и несколько винил себя в том, что так редко бывал в Большом доме. Быть может, ему бы удалось объяснить странное поведение Элизабет, а затем и разгадать ее эксцентричного одноклассника. Вряд ли он бы мог предотвратить тщательно спланированный визит Вольтури, но уж точно облегчил бы задачу отцу. Теперь же он всматривался в яркую киноленту будоражащего сна, что зародилась в глубинах сознания спящего ребенка, девушка бессвязно бормотала и вздрагивала каждую новую секунду, а вместе с ней приходила в движение и Таня. Обеспокоенная вампиресса смачивала пылающий лоб влажным полотенцем, одновременно с этим продолжая осыпать дочь успокаивающими речами. Эдвард никогда не видел Таню такой по-человечески уязвимой, обеспокоенной, ранимой. Он даже и представить себе не мог, что она может быть такой; маска исключительности была оставлена за ненадобностью.
— Мам, накидать дров вам в камин? — Эмметт поднялся с пола, держа в руках увесистую кипу из тонких ножек и неровных досок.
— Будь добр, дорогой, — тепло отозвалась она, и вампир с готовностью потрусил наверх. Эсме собрала совком мелкие осколки и поднялась, внимательно прислушиваясь к беседе, которая вот-вот могла изменить жизнь еще одного ребенка. Вот бы только изменить, а не загубить…
На третьем этаже разместилась небольшая комната для неожиданных гостей, и на связанном крупными спицами покрывале восседал молодой человек — он старался держаться спокойно, не бросаться с миллионом вопросов, потому что понимал: тайн здесь больше, чем он способен осилить, а самая главная может запросто лишить его головы. На этот раз — навсегда. Доктор Каллен все время обращался в слух: его тревожил беспокойный сон Элизабет, ведь от такого количества лекарств она давно должна была
Джаспер с наигранным интересом изучал одну из толстых книг, что таилась на небольшой книжной полке в гостевой комнате; вампир изумлялся яркости и количеству эмоций, что захлестывали молодого человека. Помимо непонимания и огромного интереса, из Алекса буквально сочилось чувство вины, а от крайней физической и эмоциональной измотанности он был невероятно подавлен. Идеальное состояние, чтобы вогнать его в сон. Вампирам нужно еще немного времени, чтобы осмыслить происходящее. Возникало слишком много вопросов, ответы на которые были скрыты в связи с несвоевременным появлением Квилетов; видения Элис превратились в смазанную неразбериху. Были большие сомнения в честности методов, которые в итоге предпримет Аро, даже несмотря на то, что в его благоразумность уверовал Карлайл. Фитиль, ведущий к пороховой бочке, был подожжен этим вечером. И никто не знал, когда все окончательно взлетит на воздух.
Доктор проверил реакцию зрачков и убедился в том, что ушиб мягких тканей головы отсутствует. На вопрос о самочувствии парень ответил невнятным кивком и было хотел что-то спросить, как внизу раздался хриплый, страдальческий крик девушки. Джаспер неосознанно обернулся и отложил непутевую книгу, считывая ту череду эмоций, что тянулась из одного сознания и переливалась в другое. Алекса передернуло, и он неосознанно соскочил с постели, впиваясь в дверь бездумным взглядом: его колотило, он хрипло дышал и словно пытался прогнать из головы дурные мысли. Джаспер осторожно приблизился к парню и кивнул Карлайлу — здесь он справится и сам. Джасперу потребуется немало времени, чтобы окончательно обуздать эмоции мальчишки-эмпата.
Ее истошный крик еще не успел оборваться, как Карлайл уже оказался снаружи. Он бы с легкостью пересек пространство дома за несколько секунд, если бы не старший сын, возникший у основания лестницы.
— И часто ей снятся такие сны? — Эдвард выглядел встревоженным и одновременно с этим подавленным. Карлайл положил ладонь ему на плечо и безмолвно кивнул.
— Она никогда не рассказывала, что именно ей снится; утверждает, что не помнит. Это вполне объяснимо: травмированное сознание создает дыры в болезненных воспоминаниях, защищая ее, фактически, от самой себя, — коротко объяснил доктор и пересек пространство второго этажа. Сын следовал за ним.
В спальне девушки было даже теплее обычного, горящие ночники позволяли острым теням расползаться по стенам и полу, пока в ледяных объятиях вампирессы прерывисто дышала обессиленная, едва ли не бескровная тень всем знакомого человека. Пульс девушки упал до рекордно низкого, с лица сошла вся кровь, а из глаз сочились слезы. Она бы проснулась, если бы не лекарства.
— Карлайл, что с ней происходит? — взмолилась Таня, бережно укачивая ребенка. Вампиресса непрерывно утирала катящиеся слезы, не отнимая от ее лба ледяную ладонь. Она вдруг в полной мере осознала ту хрупкость человеческого тела, ту опасность, что подстерегает их даже в недрах собственных снов.
Эдвард отошел к столу и подцепил картонную обложку скетчбука, распахивая ее на той самой странице, где простым карандашом был нарисован пятилетний мальчуган. Теперь он мог сопоставить образы из ее воспоминаний и реальное лицо; сложно было даже вообразить, что все случилось именно так, как помнила эта юная леди. Безмолвные вопросы Тани вылетали из ее мыслей как огненные стрелы; Эдварду становилось все труднее сосредоточиться на происходящем.
«Что происходит с моей дочерью, Эдвард?!»