История о великом князе Московском
Шрифт:
В тот же год в один день погублен был весь род рязанских дворян, благородных мужей из знатных родов, людей мужественных и храбрых, украшенных славными заслугами: Данила Чулков[xxi] и другие удальцы и воеводы, вкратце сказать, погубители басурманские и защитники христианских границ, также ротмистр, знаменитый мужеством Федор Булгаков с братьями и другими родственниками. В тот же год и в тот же день, на самом Танаисе, в новопоставяенном городе воевода демонского кромешного войска, царев любовник Федор Басманов, своей рукой зарезал отца своего Алексея, преславного льстеца, а на деле маньяка (безумца) и погубителя как самого себя, так и Святорусской земли[xxii]. О боже праведный! Как праведны, Господи, судьбы твои! Что братьям готовил, то и сам вскоре вкусил!
Б те же дни был убит прежде упомянутый, славный в доброте своей, светлый по роду князь Владимир Курлятев[xxiii], и вместе с ним заклал он и Григория Степанова, сына Сидорова из рода великих бояр рязанских. А тот-то отец его, Степан, был муж прославленный
Потом, через семь дней (после этих событий.
– Н.З.) напал на тот новопоставленный город царь измаильтянский со своими царевичами с десятитысячным войском, христианские воины с ними крепко сражались, защищая город и проживающих в нем убогих христиан от наглого нахождения поганского; в той защите многие проявили мужество и в том бою были сильно ранены, некоторые же убиты погаными. Сразу после битвы или через три дня после нее случилось нечто предивное и ужасное, изумления достойное, о чем слышать очень тяжко. Произошло внезапное нападение от того прелютого зверя и Святорусской земли губителя, антихристова сына и сатанника; и так его кромешники напали на оставшихся христианских воинов, ни о чем не подозревавших, только что избавившихся от измаильтянского избиения. Они увидели их, рассказывают, прибежавших в город, вопиющих и беснующихся, рыскающих по домам и станам и выспрашивающих: «Где князь Андрей Мещерский и князь Никита, брат его, и Григорий Иоаннович, сын Сидорова (вышеупомянутому двоюродный брат)?» Слуги их показывали им свои раны, от измаильтян полученные, они же, как неистовые, видя их живыми, вскочили в дома и стали их резать заранее приготовленными мучительными орудиями, увидев же их мертвыми, поскакали к зверю своему с постыдным известием.
Подобно этому случилось и с братом моим единоплеменным, князем ярославским, по имени Андрей, по прозванию Аленкин, внуком преславного князя Федора Романовича. Случилось ему защищать земли и города Северской земли от наглого нападения супостатов, и ранен был из огненного праща и назавтра умер, а на третий день прискакали от мучителя кромешники убить его, и нашли его уже мертвым, и поскакали к зверю сообщить о том. Зверь же кровоядный и ненасытный после смерти святого подвижника отчину его и все имения отнял у его жены и детей, и переселил их в далекую от их отечества землю, и там, сказывают, погубил тоской весь род их.
Сабуровых и других, называемых Долгими[xxv], воистину великих в мужестве и храбрости, и других, Сарыхозиных, приказал со всей родней погубить[xxvi]. Говорят, что было их около восьмидесяти душ с женами, детьми и младенцами безгласными, еще сосущими грудь и на материнских руках играющими - всех их к посечению привели.
В те же годы или немного перед этим погубил знатного землевладельца именем Никита Казаринов, служившего много лет земле Святорусской, с его единственным сыном, Федором, бывшим в цветущем возрасте. А погубил его таким образом: когда послал он своих избранных палачей брать его, то тот, увидев их, уехал в один монастырь на реке Оке и там принял ангельский образ, когда же присланные кромешники начали расспрашивать о нем, он, готовясь следовать к Христу, принял Святые Таинства и, выйдя навстречу к ним, с дерзновением сказал: «Я вот он, которого ищете!» Они взяли его и привели связанным к царю в кровопийственную Слободу. Зверь же словесный, когда увидел его в ангельском чину, закричал как сущий ругатель Таинств Христианских. «Он, - кричит, - ангел: подобает ему на небо взлететь». И тотчас же приказал бочку или две пороху под один сруб поставить и, привязав того мужа, взорвать. Воистину злым произволением отца своего Сатаны устами своими правду провозгласил, как в древности Каиафа, беснуясь на Христа, невольно пророчествовал, так и ты здесь, окаянный, предрек небесное восхождение верующим во Христа, особенно мученикам, поскольку Христос страданием своим, пролитием наидражайшей крови своей небо верным отворил к воспареннию и восхождению небесному[xxvii].
И что излишне говорю? Если бы писал по родам и именам, желая оставить память добрую о мужах храбрых, знаменитых и благородных по роду, то в книгу бы не вместилось все, а что скажу о тех, чьи имена из-за несовершенства памяти человеческой погрузились в забвение? Но имена их лучше, чем в человеческих книгах, записаны в приснопамятных, и ни малейшие их страдания незабвенны перед Богом, воздаятелем благим и сердцевидцем, тайным испытателем всех.
После тех всех уже поименованных убит был по его повелению муж в роду славный, боярин царя, из избранных родов, Михаил Морозов, восьмидесяти годов, с сыном Иоанном, с младенцами и другими юношами, их имена уже забыл, с женой его Евдокией, которая была дочерью князя Дмитрия Вельского, близкого родственника короля Ягайло.
И воистину говорят, она, во святом жительстве пребывающая, затем мученическим венцом с мужем своим возлюбленным вместе украсилась, поскольку они вдвоем пострадали от мучителя[xxviii].
[i] Сведения А.М. Курбского о казни И.П. Федорова-Челяднина подтверждаются другими источниками.
Иван
В Синодике И.П. Федоров-Челяднин упомянут. (См.: Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. С. 398, 462.)
[ii] См. коммент. 10 к гл. I.
[iii] Боярин Иван Васильевич Шереметев Большой прославился своими победами над татарами. С 1563 г. был в опале, так как царь подозревал его в намерении бежать в Литву. (См.: Устрялов Н.Г. Сказания князя Курбского. Т. 1. С. 281.) Шереметев постригся (или был пострижен) в Кирилло-Белозерском монастыре, где и умер. В этом же монастыре был похоронен вместе с сыном своим Еремеем. Иван Грозный в своем Послании в Белозерский монастырь выражает явное недовольство тем, что монахи почитали и уважали князя Ивана, полагая даже, что они ради него переменили «уставы иноческой жизни, необходимые для спасения души», и особенно негодовал на то, что Шереметев, как ему казалось, пришел в знаменитый монастырь со своим уставом, «который стал для монахов крепче, чем Кириллов». (См.: Послания Ивана Грозного. М., 1950. С. 356-357.)
[iv] Н. Устрялов высказывает предположение, что в данном случае упоминается с некоторой путаницей в отчестве (Семен Васильевич Яковля) внучатый племянник царицы Анастасии. (См.: Устрялов Н.Г. Сказания князя Курбского. Т. 1. С. 282.)
[v] Хозяин Юрьевич Тютин упоминается в Синодике. Эти сведения находят подтверждение у Таубе и Краузе, которые сообщают, что брат Марии Темрюковны -• жены Ивана IV - «рассек Тютина, его жену и сыновей от пяти до шести лет и двух дочерей на мелкие части». (См.: Послания Иоганна Таубе и Элерта Краузе. С. 206.)
[vi] Иван Иванович Хабаров, сын Ивана Васильевича Хабара - потомка Константина Добрынского (жившего во второй половине XIV в.), действительно был очень богат, так как «наследовал вотчинное богатство Федора Симского и Василия Образца... нераздельно». Благодаря матримониальным связям «породнился с такими первостепенными боярами, как князь Иван Дмитриевич Пронский и князь Иван Юрьевич Патрикеев... Словом, у Ивана Хабара было все, что открывало блестящую карьеру: служба отца и деда, богатство, блестящие родственные связи». Князь Иван (отец) участвовал в ряде военных походов, был наместником в Рязани, оказав большую услугу (дипломатического характера) Василию Ш во время «нахожения» на Москву хана Магмет-Гирея, затем был воеводой в Коломне и впоследствии в Ростиславле. За участие в казанском походе пожалован боярством. Позже значился на воеводстве в Вязьме и Кашире. Его сын Иван Иванович Хабаров, упомянутый Курбским, стал единственным наследником огромного богатства всех своих предков. Службу начал в стратилатских чинах воеводой в Коломне, затем в Нижнем, Серпухове и опять в Нижнем. В декабре 1552 г. князя Ивана Хабарова «царь и великий князь пожаловал Смоленском...». В 1554 г. Смоленск горел, и этот пожар был поставлен в вину князю Хабарову. «Мало того, эта вина осложнилась какимито обстоятельствами, вследствие которых царь Иван навсегда лишил Ивана Ивановича своих милостей и, не решаясь по каким-то соображениям покончить с ним сразу, обрек его на преследование, которое заставило Ивана Ивановича постричься и в конце концов свело в могилу». (См.: Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 320.) В Послании в Кирилло-Белозерский монастырь Иван IV высказывает явно отрицательное отношение к Хабарову. Шереметева и Хабарова он сравнивает с Анной и Каиафой (члены Синедриона в Иерусалиме, настаивавшие на казни Иисуса Христа), а монахов упрекает за то, что ради этих вельмож, постригшихся в монахи, нарушался монастырский устав св. Кирилла: «Разве же вы не видите, что послабление в иноческой жизни достойно плача и скорби? Вы же ради Шереметева и Хабарова преступили заветы чудотворца и совершили такое послабление. А если мы по Божьему изволению решим у вас постричься, тогда к вам весь царский двор перейдет, а монастыря у вас не будет. Зачем тогда и монашество?..» (См.: Послания Ивана Грозного, С. 356.)
[vii] Родословие Лыковых неизвестно, что же касается упомянутого А. Курбским Михаила Матвеевича Лыкова, то о нем Веселовский приводит такие сведения: Михаил Матвеевич Лыков - сын Матвея Никитича Лыкова, наместника города Радонежа, погибшего при его осаде литовцами. В 1550 г. был взят в избранную тысячу, в 1564 г. пожалован в окольничие, в 1570 г. умер. В Синодике не значится. (См.: Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 459.)
[viii] Стратилат - слово греческого происхождения. Здесь употребляется в значении «военачальник».