История О.
Шрифт:
— Рассказывай, — повторила Жаклин.
Услышанное показалось ей совершеннейшим бредом, несмотря на простоту и искренность О., а также доказательства, которые Жаклин только что могла увидеть собственными глазами.
— И ты еще собираешься вернуться туда в сентябре? — спросила она у О.
— Мы вернемся с курорта, — ответила та, — и я отвезу тебя в замок, ну, а может, это сделает Рене.
— Я бы не прочь побывать там, но только как гостья, понимаешь? Я хочу просто посмотреть…
— Наверное, это можно устроить, — сказала О., но сама была уверена в обратном. Про себя она решила, что нужно только уговорить Жаклин появиться в Руаси, а там хватит слуг, оков и плетей, чтобы научить Жаклин тому, что ей необходимо постичь. О. понимала, что сэр Стивен будет благодарен ей за такую услугу. Она знала, что он снял виллу вблизи Канн,
О. в первый раз в жизни поехала на курорт, и все здесь показалось ей нереальным и непонятным: томное, сонное море; синий купол чистого неба, замершие на взморье под палящим солнцем деревья… «Эти деревья неживые», — с грустью думала она, разглядывая экзотические растения, благоухающие пряными ароматами, и ощупывала покрытые лишайниками камни, которые были неестественно теплыми.
О. не понимала, почему волны выбрасывают на берег гниющие желтые водоросли, напоминающие навоз своим видом; не понимала, почему вода такая зеленая и волны накатываются на берег с таким удручающим постоянством.
Впрочем, вилла находилась достаточно далеко от берега и представляла собой здание, где раньше помещалась ферма. Рядом был разбит небольшой, но очень красивый сад, а высокие стены отгораживали это место от любопытных взглядов и назойливых соседей. У одного крыла (там жили слуги) находился двор, сюда же выходили окна одного из фасадов. Окна другого и терраса были обращены на восток, в сад, и здесь же, на втором этаже находилась комната О. Внизу, рядом с домом росли лавровые деревья, и их вершины приходились почти вровень с выложенным черепицей парапетом, ограждающим террасу. Крыша из тростника защищала ее от дождей и немилосердного полуденного солнца, а пол был выложен красной плиткой. Такая же плитка покрывала и пол в комнате О. А стены там были покрашены известью, разумеется, за исключением той, которая служила перегородкой и представляла часть стены алькова, над которой находилась выгнутая арка. Вдоль стены тянулся низкий барьер со стойками из резного дерева, такими же, как и лестничные перила. Пол в комнате был устлан пышным белым ковром, а окна скрыты за шторами с желто-белым рисунком. Из мебели здесь находились два кресла, обивкой которым послужил тот же самый бело-желтый материал, из которого были сделаны шторы; платяной шкаф и широкий старинный комод орехового дерева, а также длинный, очень узкий стол, отполированный до такой степени, что комната отражалась в нем, как в зеркале. В углу лежали, сложенные втрое тюфяки, обтянутые голубой материей.
О. повесила свои наряды в шкаф, а нижняя половина комода заменяла ей туалетный столик. Сестренку Жаклин, Натали, поселили в соседней комнате, и по утрам, когда О. лежала на террасе, та приходила туда и ложилась рядом на чуть теплые от утреннего солнца плитки пола.
Натали была невысокой, полноватой девочкой, не лишенной впрочем некоторой грациозности. На бледном лице выделялись слегка раскосые, как и у ее сестры, глаза, только они были более темными и блестящими. Она чуть-чуть походила на китаянку, а ее густые черные волосы были коротко подстрижены сзади, а лоб, до самых бровей полностью скрывала челка. У Натали были округлые, но еще детские бедра и маленькие упругие груди.
Однажды девочка забежала на террасу в надежде найти сестру и застала там О., которая лежала обнаженная на голубом тюфяке.
В тот же день она накинулась на сестру с вопросами, и та, думая вызвать у Натали отвращение, которое испытывала сама, пересказала ей историю, которую услышала от О. Но любопытство и возбуждение, которое Натали испытала, глядя на железные оковы О., ничуть не уменьшились. Напротив, Натали тут же поняла, что влюблена в О.
Всю последующую неделю девочка прожила, ничем не выдавая своих чувств, но в воскресенье, когда наступил вечер, она оказалась наедине с О. и тут же ей проговорилась.
Этот день оказался не таким жарким, как предыдущие. Рене все утро провел на пляже, а днем решил выспаться на диване в комнате на первом этаже. Ветерок, пропитавший комнату, приносил с собой прохладу. Уязвленная его невниманием, Жаклин пришла в комнату О.
Морские ванны и солнечные лучи сделали кожу Жаклин еще более смуглой и даже слегка позолотили ее. Брови, ресницы, волосы и пушистый треугольный островок внизу живота были словно припудрены серебряным порошком, а так как Жаклин совсем не пользовалась косметикой, то ее губы сохраняли свой естественный розовый цвет, так же как и, впрочем, та плоть, что скрывалась у нее между ног, скрытая от посторонних глаз пушистым клубком.
О. очень старалась, чтобы сэр Стивен мог разглядеть все потайные места Жаклин как можно более ясно, и для этого она будто невзначай поднимала подруге ноги и старалась развести их пошире. Предварительно О. зажгла специально поставленный у кровати торшер и направила его свет прямо на подругу. Ставни были закрыты, и в комнате царил полумрак, лишь кое-где нарушаемый редкими полосками света, пробивающимися сквозь щели в ставнях.
О. убеждала себя, что будь она на месте Жаклин, то обязательно почувствовала бы незримое, но явное присутствие сэра Стивена за стеною, но вот уже целый час ничего не подозревающая Жаклин стонала от наслаждения: грудь ее была напряжена, руки — откинуты назад, ими она ухватилась за стойку кровати. Когда наконец О. приоткрыв ее плоть, защищенную мягкими светлыми волосами, принялась целовать и теребить губами маленький комок плоти, Жаклин не выдержала и негромко закричала. О. чувствовала, как ее влажная плоть дрожит, и не давала ей даже передохнуть, заставляя кричать от наслаждения, пока ее подруга внезапно не расслабилась и не умолкла. Это случилось так внезапно, что О. показалось будто внутри Жаклин лопнула какая-то пружина.
Спустя некоторое время О. проводила подругу в ее комнату, а в пять часов туда зашел Рене и застал Жаклин уже выспавшейся и одетой. Они еще с утра договорились взять с собой Натали и прокатиться вдоль побережья на яхте; такие прогулки они предпринимали нередко, особенно если после полудня на море появлялся легкий бриз.
— А где же Натали? — поинтересовался Рене.
Они зашли в ее комнату, потом обыскали весь дом, но девочку так и не обнаружили. Рене отправился в сад и принялся громко звать ее, решив, что она задремала где-нибудь на траве. Он дошел до маленькой рощицы пробковых деревьев, которая отмечала границу сада, но на его зов так никто и не ответил.
— Наверное, она уже где-нибудь на берегу, — высказал он предположение, вернувшись к дому, — а может, ждет нас на яхте.
Они решили прекратить поиски и неторопливо направились в сторону моря. А О., лежа на своем голубом тюфяке, посмотрела вниз и увидела бегущую к дому Натали.
О. неторопливо встала и надела халат. Едва она успела завязать пояс, как на террасе появилась Натали и не раздумывая бросилась к О.
— Наконец-то они ушли, — закричала она. — Я едва дождалась. О., я подслушивала за дверью. Я знаю, что ты каждую ночь целуешь и ласкаешь ее. Она так стонет от твоих ласк. Но почему же ты не целуешь меня? Я не нравлюсь тебе? Конечно, по сравнению с ней, я некрасивая, но зато я люблю тебя, О., а она — нет.
Девочка разрыдалась.
— Ну, успокойся, — сказала О.
Усадив Натали в кресло, она достала из шкафа большой носовой платок и, подождав когда девочка немного успокоится, вытерла ее слезы. Натали попросила у нее прощения и поцеловала ей руку.
— О., я буду предана тебе, как собака. Ты можешь не целовать меня, но только не прогоняй. Разреши мне быть с тобой. Может быть, если тебе неприятно целовать меня, ты захочешь бить меня. Я с радостью приму твои удары. Но только не прогоняй меня.