Шрифт:
Предисловие, или Нулевая глава
Дождливое утро в середине октября. Восемь часов. Понедельник. Для кого-то настало время идти на работу. Но не для меня, конечно. Я этого рабочего дерьма навидался и знаю, к чему это дерьмо приводит. Так что теперь – я в домике. Теперь я снова живу в центре Города и редко выхожу на улицу.
У-утро. Скоро придет Аморетта. Она обещала принести мне пиццу.
«М-м-м… Только представить… Сантиметровый слой расплавленного сыра, сочащегося маслом… По нему аккуратной поварской рукой симметрично разложены тонко нарезанные ломтики салями… Го-о-осподи…
И надо сказать, это была не просто томатная паста. Таких паст я за все свои тридцать пять лет нигде не встречал. Только в пицце, которую каждый понедельник приносит мне Аморетта.
«Аоэа…» – слышу я свой голос сквозь сон.
Вдруг по ушам: «Бррррынь!» – телефон звонит.
Зря я все-таки положил эту… э-э-э… орущую хуйню возле ушей.
– М-м?
Это Аморетта.
– А-а… А-а-а! Доброе утро, ма-адам. Вы меня разбудили!
– …
– Доброе утро?
– …
– Алло!
– Здравствуй, мой милый Люмб.
– Так, а где моя пицца, вы, юная леди?
– Пицца?! Что? Что ты такое говоришь, вообще? Какая пицца, идиот?!
– Заранее извиняюсь, если я что-то…
– Я устала ждать, Феодор. Я жутко устала… У меня больше нет времени. Прощай, мой дорогой.
«Хнык… Щелк! Бип-бип-бип-бип…»
Хм!
«Аморетта устала… Аморетта. Сегодня, получается, пиццы не будет. А-а-а… Точно-точно. Сегодня будет что-то другое… Хм-м… Устала… Жу-у-утко устала… Нет больше времени… Хм-м-м-м… Прощай. Мой милый? Мой дорогой? Так. Стоп!»
ТВОЮ МАТЬ!
Конец, или Крайние последствия
Вдоль по-октябрьски серой набережной, что располагалась в самом центре Города, прогуливались или, если говорить по сути, хаотично двигались безликие тела-модулоры. Вокруг них гигантскими монументами из папье-маше стояли однотипно-серые многоэтажные дома. По реке медленно шел почти пустой теплоход, на главной палубе которого сидели два-три человека, всем видом своим говоривших о том, что они понятия не имеют, как они там оказались и куда они вообще движутся. А безграничное и, помнится, голубое небо здесь, над центральной городской набережной, как и всегда, было наглухо обтянуто плоскими темно-серыми облаками и почему-то совсем не казалось безграничным.
Но это все – декорации. И надо сказать, что в данный момент они не так уж и важны. Поскольку все те столь привычные для Города серость, бездушность, холод, однотипность и удушливая замкнутость совсем не были показателями внутреннего состояния семнадцатилетней девушки, которая этим утром, покинув свою квартиру через окно и пролетев с тридцать этажей вниз, приземлилась головой прямо на бесцветный тротуар набережной, оставив за собой окантованную нежно-кровавым цветком жуткую спрессованную массу из внутренностей, мяса и костей.
«Боже мой…»
Да, декорации сейчас не важны. Важно то, что было сказано.
«Ебанутая шлюха!» – наверняка таков был диагноз той девушки. Да, именно так промямлило одно безликое тело-модулор, и именно так подумали все остальные.
– Чуть не запачкала мой костюм! Обнюхаются, б-блядь, порошком и летают из окон… Ну, конечно. Пи-и-издец…
– И не говорите!
– А ведь ра-а-аньше такую
Хаотичное движение больше не прекращалось. Полупустой теплоход все так же медленно шел по реке. Люди на нем, вполне естественно, все так же не знали, куда они направляются. А я медленно положил на подоконник бинокль, не понимая зачем, задернул шторы и упал на пол.
«Она это сделала…» – вот что было сказано, и вот что было важно.
Знаете, странно, конечно, но если бы не этот случай, в этом городе я бы уже напрочь позабыл о том, что чувствует человек, вынужденный постоянно шмыгать носом и задыхаться, пытаясь сдержать в себе слезы и крик, вызванные жуткой глухой болью, которую порождает внутри его груди нечто – и он это чувствует всем своим хрупким человеческим естеством – нечто поистине ценное, но сейчас задыхающееся в вакууме безысходности и беспомощности…
Что же! Надо сказать, это действительно очень больно. Но как бы то ни было… Она. Это. Сделала.
А почему это так важно?
Ха-а-а! Сейчас я вам, конечно же, все расскажу, но прежде…
Первая часть
Легкое знакомство
Первая глава
Крайняя надежда
…Позвольте мне задать вам один вопрос.
Вы когда-нибудь разговаривали с человеком, все явственнее и явственнее понимая, что перед вами сейчас сидит абсолютно глухое к чужими эмоциям, мерзкое во всех отношениях и абсолютно беспринципное существо?
Нет. Не так.
Вы можете представить себе, как выглядит тупое лицо? Не такое, что нам рисует воображение, руководствуясь исключительно художественным образом тупого человека, как, например, какого-нибудь нелепого выродка с большими и кривыми зубами, прыщавой мордой, чрезмерно низким голосом и редкими волосами, случайно растущими по всей башке. А такое, что на первый взгляд кажется совершенно обычным лицом совершенно обычного, ничем не примечательного человека, но которое – в ходе вашего с ним разговора – все больше и больше разбухает в области челюсти, подкашивает глаза в разные стороны и под конец уже всем своим видом говорит: «Если бы в этом мире для изготовления денег вместо хлопка и льна использовали бы спрессованное дерьмо, то деньги были бы не только целью моей жизни, но и моим любимым блюдом».
Можете представить себе такое лицо?
Одним октябрьским утром на железнодорожную станцию вблизи поселения Грандкунд на куда большей, чем следует, скорости прибывал пассажирский поезд с гигантской трубой на голове.
И вот, поезд с грохотом остановился, и из поезда в ужасе выбежали люди…
Но сейчас, если говорить начистоту, это неважно. Поскольку тот персонаж, что меня интересует, персонаж, с которого я бы хотел начать, тем временем сидел в своем доме за несколько километров от станции. И тем утром он не был свидетелем ужасного происшествия, о котором я вам в свое время расскажу. Нет, тем утром он преспокойненько пил чай, расположившись на мягком диванчике и аккуратненько выковыривая из недавно купленных им книг то, что потом можно будет применить на практике.