История об игроках и играх
Шрифт:
Он мог бы показаться весьма милым и расслабленным, если бы вчера мне не довелось увидеть глаза домового во время работы: сухие, чуть прищуренные, сосредоточенные. Сильнее глаз был только его взгляд, который я хорошо запомнила. Сегодня глаза разведчика искрились благодушием и весельем, к которым добавлялась загадочная нотка тоски, однако взгляд остался прежним.
— Не возражаете, если я схожу в НИИ сейчас?
— Идите, — кивнул Кузьма. — Мне нужно дождаться других членов нашей группы.
Я кивнула на прощание и поднялась на крыльцо. Быстро нашарив пропуск в сумке, я сунула его под нос пожилому охраннику и, умудрившись ни разу не удариться ногой
Раньше мне не приходилось бывать в НИИ Магии и суеверий, потому я подошла к висящему на стене плану эвакуации и попыталась найти пункт назначения. Специалисты по колдовству ютились в двух маленьких комнатках за библиотекой на самом верху здания, где кабинеты обычно не пользуются популярностью, поскольку там всегда холодно, а во время дождя с потолка льется вода.
Главное здание Федерального Бюро спроектировано максимально просто, хотя по городу упорно ходят слухи о неких подземельях и заброшенных бункерах, где мы пытаем людей и храним самое страшное в мире оружие. Не стану говорить, что подобные легенды — бред, но лично я никогда не видела ни одну из таких секретных комнат. С другой стороны, я честно признаюсь, мне довелось видеть не так много.
Я поднялась по лестнице на последней этаж и направилась в правый конец коридора. Сюда уже частично добрался ремонт: стены покрасили ядовито-зеленой масляной краской, а потолок покрыли толстым слоем побелки. Кое-где стояла мебель, прикрытая газетами, поверх которых лежал строительный мусор, а на дверях кабинетов за белыми разводами практически не читались надписи на табличках.
— Вы ко мне? — раздался за спиной красивый сипловатый женский голос. — Извините, я из библиотеки бегу…
— Если вы специалист по магии и суевериям, то к Вам, — я постаралась выглядеть максимально приветливо и учтиво.
Женщина быстро улыбнулась и толкнула передо мной дверь. Она двигалась легко и бесшумно. Мне стало ясно, почему я не услышала звука ее шагов до тех пор, пока она не подошла ко мне практически вплотную.
Кабинет НИИ представлял заставленное стеллажами небольшое помещение, плохо освещаемое и еще не отремонтированное. Не сдержав любопытства, я подошла к одному из застекленных шкафчиков. «Философский камень», «череп коня вещего Олега», «черная дыра, модель в миниатюре», «камень Вавилонской башни»… Я читала ярлычки, как завороженная. Самым сложным было сохранить серьезное лицо и не завопить в восторге: «Это все действительно существует!»
— Не знала, что у нас хранится такое богатство, — сдержано прокомментировала я, с трудом отрывая себя от стеллажей.
— Потому что нас начальство не жалует, — фыркнула женщина. — Здесь всего двое работников, причем, обе должны отрабатывать часы и в библиотеке… Признаться, мне библиотечное дело больше по душе.
— Почему? — удивилась я.
— Настоящая магия в текстах, она куда тоньше, сильнее. Она может подчинить, изменить, исцелить. Я думала Вам не придется объяснять такие вещи, — сотрудница НИИ строго посмотрела на меня. — Вы же искусствовед?
Я едва не чертыхнулась. Мне надоело, что меня все попрекают моим необычным для данной структуры образованием. Откровенно говоря, у меня никогда не было тяги к живописи, музыке и текстам.
В гимназии на уроках мировой художественной культуры я играла в «смешные предложения» или «морской бой». Походы в музей радовали меня только тогда, когда нас освобождали от уроков. В филармонии у меня начинается сильнейшая головная боль от вечной какофонии, которую эстеты называю классической музыкой. Помню, как однажды
Вуз я выбирала максимально простым способом исключения. Я выписала на листочек университеты и институты нашего города (заранее решив, что студенческий общажный быт я не выдержу) и вычеркнула все, где у моего отца были связи. В тот момент я приняла решение стать искусствоведом. Зря, наверное, поскольку всегда была слишком сухой для восприятия тонкого возвышенного мира. Буквально через полтора года у отца появились связи и в моем вузе, тогда я решила всячески добиться своего исключения, в чем потерпела неудачу. Мои работы по педагогике и психологии пестрели прямыми цитатами из «Моей борьбы» Гитлера, что наши милые профессора относили к свежим взглядам. Я самозабвенно доказывала музыкальным теоретикам шедевральность современной попсовой музыки, а литературоведам — новаторство стихотворений одного известного «поэта», который не может написать ни строчки без мата, однако если убрать ненормативную лексику, становится явным его плагиат. Этикет я назвала излишней наукой и подготовила проект, в котором призывала отказаться от изучения этикета в школах и гимназиях с тем, чтобы он был доступен лишь узкой прослойке населения.
Отец смотрел на мои фокусы прикрыв глаза, не показывая своего неодобрения. Брат же окрестил мое поведение «ботаник-панк» и ждал, пока меня либо вышвырнут из вуза, либо наградят именной стипендией. Не знаю, как он смог предвидеть последний вариант развития событий, но факт остается фактом, премию я получила. За ней последовало приглашение остаться в аспирантуре, но от него я решительно отказалась.
— Скажите, кто-нибудь в ФБД не знает о моем дипломе? — грустно выдохнула я.
— Не обижайтесь, — женщина ободряюще положила мне ладонь на плечо. — Просто нам как раз помогает мальчик из вашей бригады, он рассказывал нам о Вас. Петя, если я правильно помню.
— И как он Вам? — заинтересовалась я.
— Имеет свой стиль, весьма недурно пишет. Правда, практически не читает, — женщина понизила голос до шепота. — Иногда мне кажется, что о некоторых книгах он узнал только у нас.
Я посмотрела ей в глаза. Создавалось впечатление, что на подобные места всегда объявляются кастинги, где наличие черных бездонных глаз — обязательное условие. Я не смогла определить, где заканчивается зрачок и начинается радужка, такими темными казались ее глаза… И ресницы — длинные, густые, цвета угля. Они явно были предметом зависти других женщин.
Женщина щелкнула пальцами. Из смежной комнаты прилетел поднос с двумя чашками какао и упаковкой печенья.
— Вы же сказали, что здесь нет настоящей магии, — напомнила я.
— Так ее и нет, — собеседница пожала плечами. — Это все дешевые фокусы, настоящая магия иного, более высокого уровня.
Я задумчиво протянула какую-то гласную. Я ничего не понимала и уже не хотела в чем-либо разбираться.
2_3
Когда я спустилась в лабораторию, было уже около одиннадцати утра. У меня безумно болела голова, потому хотелось распустить волосы, но в последнее время за нашим внешним видом следили строже обычного, потому «иметь беспорядок на голове» было недопустимо. Мефистофель уже сидел в лаборатории, одетый в свежий белый халат, и рассматривал остаточные эмоции в специальный прибор.