История одного клана

Жданова Светлана

От работы меня отвлек голос:

– Я подарю тебе новую.

– Сери! – резко развернулась я. – Как ты сюда попал?

Змей собственной наглой персоной подпирал собой стенку. Хотя замок был заперт, точно помню.

– Через дверь. Не лезть же мне в окно, как шестнадцатилетнему мальчишке.

– Ну и какого волкодлака ты забыл в моей комнате?

– Я пришел за своим долгом.

От такой убийственной правдивости я даже в ступор впала. Конечно, можно было ожидать, что он начнет юлить, но нет, взял и сказал в лоб. И время-то какое выбрал! Ох, что-то у меня все зубы

разом заныли, не к добру это.

Медленно и так вальяжно подойдя, Сери поднял меня с пола, сидя на котором я и чинила ариоку. Его руки жгли сквозь тонкую ткань одежды, а взгляд не отрывался от лица. В желтых змеиных глазах опять разгорался пожар.

– Неужели я такой страшный, что ты не можешь меня поцеловать?

Да я бы не сказала. Просто опасный.

Одно радовало, чар он использовать больше на мне не мог.

Он склонился к моему лицу, а я решила: «Эх, была не была! Быстрей отдам, быстрей избавлюсь».

…А через несколько секунд мир перестал существовать…

Не знаю, понял ли он, что я не терплю грубости, но на этот раз его губы скользили очень легко и нежно, отвечая на мои поцелуи. И не буду врать, утверждая, что мне это не нравилось. Я таяла в этих руках, растворялась на кончиках его пальцев, скользивших по телу, дрожала от сладости губ.

Страсть? Нет! Здесь происходило нечто другое, чему я не отважусь дать имя.

Время от времени всплывала мысль, что это все тот же Сери, гонявший меня плеткой по двору и называвший своей игрушкой… Но слабое тело тонуло в нежности, которую источало это странное существо.

Даже боюсь предполагать, куда бы это все зашло, если бы в один момент я не очнулась лежащей на Сери, который развалился на моей постели. Левая рука безумно горела, и с каждой секундой боль и жар все усиливались.

Из глаз брызнули слезы, крик застрял где-то в горле, и все, что я могла, – это шипеть и тихо поскуливать. Такое ощущение, словно у меня не было руки – ее заменила горящая головешка. Задрав рукав, можно было рассмотреть, как под красной кожей, покрытой пузырями, что-то двигается.

В агонии прошло несколько минут, показавшихся вечностью. Меня крепко держали, не давая вырваться, а под ухом напевали немудреный мотивчик. В такие моменты последнее, о чем думаешь, – это музыка, но за песнь дракона так удобно держаться в мире, где нет верха и низа, где нет глубины и нет пространства, – в мире, где только боль.

Постепенно жар начал отступать, и я измученно обвисла в руках дракона. Он погладил меня по голове, шепча какие-то успокоительные слова. Я не слушала. Просто сидела, прижавшись к его груди. В тот момент мне вспомнилось, как точно так же большими глотками я пила нежность и заботу матери, когда еще совсем малышкой бегала к ней с разбитыми коленками или ссадинами. А теперь вот хлюпаю носом в объятиях Змея.

– Что это было? – спросила я, боясь совсем заблудиться в своих противоречивых чувствах.

– Раскрылась печать. Теперь никто не заберет тебя. Ты будешь моей, и только моей. Андин, – шептал Сери, по-прежнему прижимая меня к себе, – не бойся, моя милая, теперь тебе никто не причинит вреда. А если кто и отважится, будет иметь дело со

мной.

– П-пчму?

– Я же тебе говорил – мы заботимся о своих сокровищах. А ты моя главная драгоценность. Никому тебя не отдам. Мое чудо. Моя девочка… – бормотал он, покрывая лицо поцелуями.

Что-то не давало мне покоя, но я никак не могла понять что. После пережитого шока все еще кружилась голова, а мысли предательски разбегались в стороны.

И только когда случайно посмотрела на свою, казалось, сгоревшую руку, поняла – на ней не было никаких повреждений. Ничего… кроме Кешки.

Но если раньше змееныш максимально мог вытянуться от плеча до локтя, да и то немного не хватало, то сейчас кончик его хвоста касался среднего пальца, а голова упиралась в ключицу.

Слабость как коровой слизало. Вскочив, я пробежала пару кругов по комнате, а потом остановилась напротив дракона:

– И как это понимать?

Сери поморщился:

– Он повзрослел.

– Вижу! Какого упыря происходит? Что это значит? Какая печать?

– Моя печать. Знак того, что ты принадлежишь мне.

– Что?

– Этот вопрос ты задавала. Придумай другой. А лучше иди ко мне, – ухватил меня за кончики пальцев и потянул.

– А не пойти бы тебе… в Аидову пустошь нетопырей ловить!

Вырвавшись, я помчалась на поиски Иаллин. Все же Кеша произведение ее искусства, вот и пусть объясняет, какого волкодлака тут происходит.

Подруга нашлась только через час, за который я успела дважды обежать всю деревню, перепугав местных до икоты.

– Алка, что произошло с моей татуировкой? – взяла ее в оборот, как только драконица вошла во двор дома.

Судя по тому что блондинка резко перестала улыбаться и побледнела, ничего хорошего это не предвещало.

– Ой, болван! – прикрыл одной рукой лицо Колин. – Он это все-таки сделал.

– Дай посмотрю, – попросила Иаллин. Мне не жалко. – Вот это да! Это уже даже не охранка, а целый Цербер [21] на привязи. Как же надо от ревности загибаться, чтобы такого вырастить. Колин, смотри!

21

Хранитель Тантраса. Огромная собака о трех головах (взята из моей любимой мифологии Древней Греции).

Посмотреть братец не успел – его безжалостно покусали еще на подходе. Вернувшись на место, Кеша преданно заглянул мне в глаза и помахал кончиком хвоста.

– Нет уж, я лучше издалека, – здраво решил Колин, дуя на покусанный палец.

– Что это такое? И почему он так себя ведет? Иаллин, объясни мне, почему моя татуировка вылезает из меня и кусается.

– Это печать…

– Я уже слышала. Дальше. Зачем она и почему появилась?

– А она не появилась, – вышел из-за яблони оборотень. – Иаллин ее еще давно сделала. Просто какое-то время печать должна привыкать к носителю, а только потом активироваться. Да и то с согласия носителя или по приказу мастера. И, судя по удивленному лицу, драконица ее не активировала. Значит, ты согласилась.