История одного лагеря (Вятлаг)
Шрифт:
Приведем лишь одну лаконичную иллюстрацию.
Недовольный отчетом секретаря партбюро 3-го ОЛПа коммунист-сотрудник этого подразделения заявил на собрании в марте 1953 года:
"…Доклад построен на склоках. Меня пьяным никто не видел, а сам товарищ Корзоватых (секретарь партбюро – В.Б.) пьет, и пьет безобразно…"
На этом лагпункте начальник и партсекретарь находились в состоянии "перманентной" войны: "партлидер" попытался "поставить" свою жену заведующей детсадом, сместив "командирскую супругу" с этой должности. Начальник ОЛПа, в свою очередь, отказал Корзоватых в переезде на новую квартиру – и пошло-поехало, "нашла коса на камень",
Надо сказать, что в общем-то жены большой "моральной обузы" для начальства не составляли: им легко изменяли, их бросали при первой возможности, а "возвращались в семью", как правило, лишь под серьезным внешним давлением, в частности – под угрозой исключения из партии, что, как мы знаем, означало крах служебной карьеры.
Вот как на VI-ой партконференции Вятлага (1949-й год) председатель парткомиссии представил одну такую (и довольно типичную) "семейную" историю:
"…Член ВКП(б) Лобанов, начальник ОЛПа, имея семью, жену и троих детей, решил жениться на молодой. Он соблазнил комсомолку Милютину, работавшую на ОЛПе начальником санчасти, и женился на ней, бросив семью.
На партийном собрании Лобанов из членов ВКП(б) был исключен. Но, поскольку Лобанов понял допущенную ошибку и вернулся к семье, парткомиссия, разбирая дело Лобанова, нашла возможным оставить его в рядах ВКП(б), объявив ему выговор с занесением в учетную карточку…"
Неотъемлемые черты поведения вольнонаемных сотрудников лагеря – ханжество и лицемерие, обусловленные целым сводом неписаных правил поведения в этом специфическом и жутковатом людском конгломерате: "грешить – греши, но оставайся в семье"; "греши так, чтобы никто тебя не видел и не слышал"…
Но всеобщая атмосфера взаимного недоброжелательства, подглядывания, подслушивания, доносительства делали сохранение тайны в "интимных" вопросах вещью "за пределами возможного"…
Молодые женщины, попав (по распределению или вербовке) в лагерь (в это "море" истосковавшихся по "прекрасному полу" мужчин), иногда просто "шли по рукам".
Так, в мае 1945 года комсомольская организация 8-го ОЛПа исключила из рядов ВЛКСМ Бряузову А.С., "…которая, работая секретарем на лагпункте, установила интимную связь с заключенным Дарченко, осужденным за измену Родине, Азой В., осужденным по статье 58-10, с освобожденными по директиве N 185 Васиным, Сахач; пьянствовала с заключенными…"
В начале 1945 года с 5-го ОЛПа сообщили о побеге одного из заключенных, а ночью его обнаружили (вместе с Бряузовой) в соседнем лесу…
О некоторых высших руководителях Управления и политотдела лагеря ходили тогда упорные слухи, что они держат целые гаремы из женщин-заключенных. Подтвердить достоверность этих слухов или опровергнуть их в настоящее время не представляется возможным. Однако вполне допустимо предположить, что никаких проблем в части "удовлетворения мужских потребностей" (при соблюдении вышеприведенных "неписаных правил" и, разумеется, наличии известных физиологических потенций) у этих "граждан-начальников", как и у подчиненных им коллег, не возникало…
Повсеместно в обращении с заключенными (да и с сослуживцами, особенно – стоящими на более низких ступенях служебной лестницы) сотрудники любого уровня (от стрелка охраны и надзирателя до начальника Управления) употребляли мат и грубую брань.
Были, правда, попытки бороться с этим (вспомним приказ первого начальника Вятлага
Как мы знаем, Непомнящий вскоре был снят с должности, а "идейная романтика" ветеранов ВЧК-ОГПУ "дзержинского замеса и закала" сменилась "новой линией", которую с зубодробительной жесткостью и беспощадным прагматизмом "проводила в жизнь" заступившая на "гулаговскую вахту" бериевская "команда"…
Вспоминает заключенный Вятлага 1950-х годов:
"…Как не рассказать о "главном мяснике" Вятлага подполковнике Верещагине, кровавые оргии которого приводили в изумление даже бывалых чекистов!.. Верещагин наводил жуть своими "выступлениями" во время инспекторских поездок по "зонам". Визит его всегда начинался с посещения ШИЗО (штрафного изолятора). Начиналось зверское избиение находящихся в нем заключенных. Избиение проводили надзиратели или палачи из его (Верещагина) свиты. Таким рьяным исполнителем "идей" Верещагина был старшина Болтунов Виктор, мирненько живущий сейчас в Волгограде. Он (Болтунов) хвалился перед своими сослуживцами, что сбивает любого заключенного с ног одним ударом. И горе тому, кто не падал от первого удара Болтунова: будет бить до тех пор, что тот (избиваемый) уже не поднимется. Сколько выбито зубов у лагерников, переломленных зверскими ударами Болтунова!..
Другим кровососом, "сподвижником" Виктора (Болтунова) на Комендантском лагпункте был "Вилка" – сержант, у которого не было 3-х средних пальцев. Кузьмин, кажется, его фамилия. Рассказывают, что рука "воров" достала-таки его где-то в Карелии…
А однофамильцы Гилевы, измывавшиеся над недужными заключенными на 16-ом больничном лагпункте?!.
Жив еще пока и знаменитый проводник собак, принесший из "розыска" 64 пары ушей беглецов: уши ценятся – пенсия у него высокая, хотя он все-таки жалуется, что мало, дескать, платят…"
А сколько вольнонаемных сотрудников просто сгинуло, пропало, погибло в тяжкой, тлетворной лагерной круговерти, постепенно опускаясь, спиваясь, теряя должности, звания, семью, да и жизнь?..
Очень типична в этом смысле судьба лейтенанта внутренней службы Василия Никифоровича Надеева, 1915 года рождения, выходца из крестьян деревни Табачная Свечинского района Кировской области, образование низшее, бывшего сотрудником Вятского ИТЛ в 1939-1951 и в 1953-1957 годах.
Вятлаг, где Надеев служил почти с самого его основания – командиром отделения, взвода, дивизиона ВОХР (1939-1947 годы), заместителем начальника, а затем и начальником 3-го ОЛПа (1947-1950 годы), – полностью сформировал этого человека и подмял его под себя.
Ничем особенным на службе, даже будучи начальником ОЛПа, Надеев себя не проявлял: "хозяин" как "хозяин" – в "меру" неграмотный, исполнительный и безалаберный одновременно. Не дурак выпить (за пьянки неоднократно "обсуждался" на партбюро), любитель "побаловаться" с заключенными женского пола, а иногда – и кулаками помахать… Впрочем, все это – в пределах "допустимой" для лагерного начальства "нормы"…
И все же в марте 1950 года Надеев на чем-то (говоря языком "зоны") "прокололся". Видимо, кто-то "настучал" на "конкурента-соперника" или "обидевшего хозяина", и (по официальной версии – за "должностной проступок") Надеева понизили в чине – сослали начальствовать на глубинный лагпункт при 18-ом ОЛПе (март 1950-февраль 1951 годов).