"История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв
Шрифт:
Олинский узнает, что на следующий день евреи подожгут лавки мелких торговцев на Апраксином и Щукином рынках. Истории до сих пор неизвестны виновники этих поджогов. А Вагнер знает ответ. Для чего же нужен поджог? Евреи объясняют Олинскому, что важно разорить русских торговцев, а на их место выдвинуть "наших торгашей". И наш герой в который раз прозревает: "Что это? Это какой-то заговор евреев против русских. Что же они сделают этим единением? Выдвинут их торгашескую нацию?! Задавят нашу торговлю, и без того некрепкую, понизят силу наших капиталов… Да провалитесь вы, – негодовал он, – все с вашей свободой и единением! Это не единение, а борьба, которой вы просто хотите задавить христианские нации, нации, полные любви к Великому Сыну человеческому и всем людям… даже к вам, "пархатым обрезанцам" (320). Попутно герой узнает, что прекрасная Геся – это новая Юдифь еврейского народа, ибо на нее пал жребий своим телом служить Израилю. "Тайны" масонства и еврейства наполняют содержание многих страниц романа. Вот рассуждения одного из героев о декабристах: мечта декабристов – мечта об олигархии, о гегемонии дворянства. Теперешние реформаторы, ненавидя дворянство, мечтают об
Изложение тайных планов продолжается: "Теперь в целом мире поднимаются и назревают два великих вопроса: с одной стороны… подземный змей – это пятое рабочее сословие, а с другой, еврейство… Мы опять приходим к старому… Если мы еще не в положении древнегреческих илотов или египетских рабов, то мы будем ими, непременно будем… Мы будем работать на Израиль… в отместку за то, что он работал на египтян… история ревниво оберегает свой всемирный круг возмездия… Око за око! Зуб за зуб!.. Владыки ассирийские и вавилонские! Это Гоги и Магоги! Кто победит: рабочие или евреи! Это только близорукие не видят… – Вы забываете буржуазию… – Да, это и есть еврейство! Жидовство! Одни и те же стремления: задавить, поглотить, нажиться!!!" (364).
По поручению "вождя и учителя" Бергенблата Олинскому передают, что его масонский кружок может соединить восточные кружки с западными. На недоуменный вопрос – существуют ли вообще в Западной Европе аналогичные кружки – он получает ответ: да, есть, правильно организованные, только еврейские, по 12 коленам Израиля (384). Как видно, Олинский считал эти кружки прозелитическими организациями: "В то время я еще не знал, что существует секта "жидовствующих", что она… свирепствует у нас на юге" (384).
Принятие же христианства евреями не более чем притворство, как в этом сумел убедиться Олинский. Так, известный ему купец Моисей Иохи-мович Габер превращается в православного купца Хаврова Михея Якимовича, исправно ходящего в церковь к Николе Морскому и при этом заседающего в еврейском кагале. Волею автора Владимир Павлович вновь попадает на заседание всемирных заговорщиков, т.е. попросту ему удается подслушать разговоры на одном из заседаний мирового кагала, во главе которого стоит Бергенблат. Принимая отчет своего немецкого коллеги, тот разражается речью, из коей явствует, что почти все европейские правительства находятся в еврейских руках. Задолженность иностранных дворов еврейским банкирам достигла миллионов и биллионов. В списке должников на первом месте находится Австрия, на третьем – Россия. С утверждением "Юнсьон Израилит" в России следует, впрочем, повременить, но "будущее в наших руках… мы многое приберем к рукам и мало-помалу втянем в неоплатные долга… а там науськаем нашу благодетельную Францию на Славян, Англичан – на Турок. И Турок – опять на Славян. И поверьте, что в конце гешщефта мы втянем Россию в войну довольно крупную" (416). Что же касается внутренних дел, то план предусматривал переселение евреев в столицы: "Мы ползем медленно, но верно… Здешние биржи в наших руках… Надеюсь, что и пресса… скоро будет наша… Вы понимаете, что всего выгоднее можно действовать на семью… Там, в самом центре семейного очага, распространять и пропагандировать… Независимо от этого, мы хлопочем о выпуске газеты, даже двух газет, на еврейском языке и с еврейским направлением" (471). Что же касается пропаганды среди народа, то план прост; "Это рабочий скот, который мы надеемся победить при помощи водки и медленным, но систематическим разорением" (471). И вновь мы обнаруживаем сходство с "Протоколами", – там, где речь идет о возможности разложения общества при помощи пропаганды и спирта, поскольку отмена крепостного права предоставила евреям возможность захватить лесную торговлю, хлебную торговлю.
Интересно, соответствовала ли действительность планам Бергенблата? Согласно данным, содержащимся в известной статье И.М. Дижура "Евреи в экономической жизни России", соплеменники Бергенблата, несмотря на дикие препятствия, чинимые правительством, сумели открыть русскому хлебному и лесному экспорту дорогу на мировой рынок. В банковском деле евреи также играли выдающуюся роль. Только в двух банках – Московско-Купеческом и Волжско-Камском – евреи не были представлены в совете директоров, а также среди служащих и клиентов. Во всех остальных они играли весьма существенную роль. Евреи добились успеха не только в легкой промышленности (сахарной, мукомольной, кожевенной и т.д.), но и были зачинателями промышленной добычи золота и платины, подвизались в железнодорожном деле, в машиностроении и т.д. Что же касается адвокатуры, то и здесь они были представлены блестящими именами: Грузенберг, Винавер, Пассовер. В печати, евреи прославились не только в типографском и издательском деле, но и в качестве талантливых журналистов. Короче, для антисемитов открывается порядочное поле для размышления.
Но вернемся к нашему герою. Потерпев поражение в борьбе с "мировым злом", он, по воле автора, покидает Россию на целые 18 лет. Последнее, что он видит, покидая село своего друга – масона Самбунова: "…на пригорке стояли все те же мироеды и еврейчики, победители послереформенной России".
В.И. Мильдон, автор статьи о Н.П. Вагнере в биографическом словаре "Русские писатели", пишет: "С меньшей художественной органичностью размышления автора выразились в самом объемистом сочинении "Темный путь"… претендующем на изображение событий русской и европейской общественной жизни 50-70-х годов XIX в. и представляющим собой своего рода вариант антинигилистического романа (одна из его тем – некий международный заговор сионистов)". В принципе, написано верно, за некоторыми исключениями: выражение "заговор сионистов" выглядит слишком модернизированно, к тому же евреи в романе не пытаются вернуться на историческую
Роман можно причислить к антинигилистическим, но, равным образом, и к антисемитским, что сразу отметила еврейская пресса в связи с выходом отдельного издания 1890 г. Публикация в журнале "Ребус", видимо, внимания не привлекла. Еврейский критик "Случайный фельетонист" (Семен Фруг, известный поэт) был потрясен: жидоедское сочинение вышло из-под пера не представителя желтой прессы типа Суворина или Окрейца, а солидного ученого и известного писателя. С. Фруг останавливается на всевозможных нелепостях, переполняющих роман, но более одной части подробно проанализировать ему не удалось: думаю, рецензент-читатель утомился. Вывод, к которому приходит "Случайный фельетонист", таков: роман "Темный путь" – произведение безусловно слабое, вымученное и бесталанное. Даже критики "Нового времени" пришли в недоумение. Один из них писал: "Напрасно г. Кот-Мурлыка не воспользовался имевшимся у него материалом для разоблачения всех ужасов, творимых евреями на пагубу бедной, беззащитной России, а воспользовался этим материалом лишь отчасти и неумело, придал фактическому материалу, имевшемуся у него в руках, такой театральный, выдуманный, приподнятый колорит", испортив сцены, которые, "может быть, набросаны автором на основании документальных данных"13.
Что умиляет в рецензии "Нового времени", так это упоминание о "документальных данных"! Не о будущих ли "Протоколах Сионских мудрецов" вещает автор? Надо сказать, что по еврейскому вопросу Вагнер высказывался значительно раньше. В том же самом "Новом времени" он напечатал длинную статью в память Чарльза Дарвина. Перечислив научные заслуги покойного ученого и оценив значение теории эволюции, Вагнер приспособляет ее к нуждам печатающего его органа. История, говорит он, непреложно доказывает верность дарвиновского учения о борьбе видов за существование. Перенеся законы эволюции на человеческое общество, а точнее, на российское, Вагнер пишет: "Победа достанется той бродящей, кочующей нации, не имеющей отечества, которой цепкая и тягучая живучесть вырабатывалась вековым гнетом и гонениями. Это самые крепкие и опытные борцы в жизни, в борьбе за существование. Их способность применяться к условиям жизни вырабатывалась целым длинным рядом поколений. Они изворотливы, умны, ловки, находчивы, талантливы. Они на все способны и все умеют взять оборотливостью, терпением, обманом, беззастенчивой наглостью или просто нахальством. Они крепки поодиночке, но еще более крепки и страшны для всех наций своей ассоциацией, своей корпоративной национальной сплоченностью. Давно они уже поняли, что сила не в альтруизме, а в экономическом принципе. Давно они узнали горьким опытом, что самая удобная ценность, передвижная, легкоскрываемая – это ценность дорогого металла. Давно догадались, что деньги – единственная сила, которая может покорить мир, и теперь владеют уже полумиром, если не более. Вот те борцы, на которых блистательно оправдывается принцип Дарвина. В течение многих веков под влиянием гонений вырабатывался в этой нации подбор производителей, более ловких, находчивых, которые умеют скрываться вовремя, увернуться или откупиться от преследований. Потомство этих производителей, целый длинный ряд поколений существовал при тех же условиях борьбы, которая вошла в плоть и кровь нации, сделалась потребностью организма, и теперь только грубая физическая сила может остановить ее дальнейшие стремления в эксплуатации других национальностей"14.
Шелгунов иронически замечал по этому поводу, что "муж науки" своеобразно почтил память великого Дарвина, сведя теорию эволюционизма к избиению евреев. Конечно, ирония здесь уместна. Но предложение Вагнера о применении "грубой физической силы" нашло своих адептов, и не только в России. И не случайно мы находим почтенного профессора в числе корреспондентов К. П. Победоносцева.
Шок, испытанный еврейской читательской публикой, был достаточно силен. В статье-некрологе, написанной А.Г. Горнфельдом, мы находим горькие слова: "Смерть вернула мне Кота-Мурлыку. Милый старый друг далекого раннего детства, он давно умер для меня… тогда, когда уже студентом я прочел его "Темный путь" и в ужасе отшатнулся от этого знакомого ласкового лица, перекошенного страшной и злобной гримасой"15. Далее Горнфельд вспоминает о страшном, болезненном, ударе, который он испытал, прочитав новые произведения учителя: "В их диком, исступленном, клеветническом антисемитизме есть что-то безумное, кошмарное". Говоря о тех страницах романа, где описано, как еврейство планирует свои преступления на погибель арийского мира, Горнфельд употребляет уже новую семантику, "послепротокольную": "…еврейские старейшины совещаются о том, как вернее и злокозненнее погубить весь арийский мир"16. Для Горнфельда – неизбывная обида видеть, как создатель Кота-Мурлыки громоздит кошмары и возводит безобразную клевету. Но маститый критик отметил и то, что антисемитизм Вагнера упал на неблагодарную почву. Ибо его антисемитизм – нелеп, лубочен, слишком отдает психиатрией, чтобы иметь значение вне тех кругов, которым он, в сущности, и не нужен: там едят евреев без идеологии. Благородство Горнфельда нашло отражение и в последних словах: "Мы ушли далеко от любви к друг другу – но мы не кинем в его могилу камня"17.
В статье "Русская ласка" недобрым словом вспомнил Вагнера – Кота Мурлыку и Жаботинский18.
Большинство исследователей антисемитской литературы – Куниц, Заславский, Львов-Рогачевский, Соболь – даже не вспоминали Кота-Мурлыку. Но и деятели правого лагеря практически ни разу не воспользовались его именем: переиздать Вагнера – можно, но читать – вряд ли. Да и никакой позитивной программы борьбы с мировым злом он не предлагает. Его герой – это не герой Маркевича, Лескова, Крестовского -истинно русский патриот, готовый жертвовать жизнью в борьбе против "мирового кагала". Да и осуждение Кавказской войны или изображение русской деревни – сплошь пьяной, развратной, сифилитической19, торгующей 10-летними девочками – также не может вызывать восторга охранителей.