Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Великобритания первая половина XVIII столетия. Трое англичан, двое парней и девушка, отправляются в путешествие на Гибралтар. Они молоды и романтичны, мечтают о далеких берегах и невероятных приключениях, а оказываются втянутыми в опасную политическую игру, цена которой большие деньги и безграничная власть.
1
Этот ноябрьский день 1726 года выдался довольно теплым. К обеду от утренней изморози не осталось и следа. В воздухе пахло костром и хлебом.
Марибель перевела дух и подняла
Марибель сморщила носик. Она бежала уже десять минут без остановки, но так и не достигла цели. Неделя проливных дождей превратила дороги в непроходимую топь. И пробираться пришлось через лесную чащу, чтобы окончательно не увязнуть в грязи. Это отняло больше времени и сил. А впереди ее ждало ячменное поле.
Девушка уныло взглянула на него. Она не любила, как выглядят поля после сбора урожая. Пожелтевшие, местами сгнившие колышки стеблей торчали отовсюду, грозив, поранить ногу или руку. Нет, Марибель не боялась боли, но эти царапины добавили бы больше красок к ее и так нелицеприятному виду.
«Оборванка», – крутилось у нее в голове. Отец опять скажет ей, что юная леди не должна выглядеть как оборванка, и будет за что. Подол ее платья был совсем черным, новые туфли, которые она выпросила у матери на ярмарке прошедшим летом, были вымазаны глиной и совсем исцарапаны. К тому же, она сломала каблук, споткнувшись о большой камень на дороге.
Пробираясь через лесную чащу, она потеряла свою голубую ленту, и белокурые пряди рассыпали по плечам, перепутавшись с тоненькими ветками деревьев. С ней это уже случалось и раньше. Уж так были устроены ее волосы, длинные и прямые, они были настолько гладкими, что ни одна, даже самая прочная лента не удерживалась на ее голове надолго. И эта огромная мозоль на мизинце правой ноги не давала ей покоя.
«За какие грехи Господь наградил меня этой ужасной мозолью?» – думала Марибель, морщась от боли.
Но девушка сама знала ответ. Это случилось после того, как она залезла в старый сундук, стоявший на чердаке. Он принадлежал ее отцу, и никому из домочадцев не разрешалось касаться его. Раз в год отец совершал определенный обряд. 1 октября он брал ключ от сундука, поднимался на чердак, запирался и сидел там часами. После возвращался весьма хмурый, и прибывал в таком настроении весь день.
Марибель с детства раздирало любопытство, что он там делает? И однажды ей все-таки удалось узнать. Ей было двенадцать, когда отец очередной раз закрылся на чердаке. Девушка взяла из сада длинную деревянную лестницу, подставила ее к окошку чердака, взобралась по ней и взглянула в окно.
Отец сидел возле открытого сундука, держа в руках какую-то вещь. Его голова была опущена, руки и плечи дрожали. Марибель стало не по себе. Еще никогда до этого она не видела его в таком состоянии. Ей на секунду стало очень стыдно. Именно тогда она поняла всю серьезность детской шалости. Она не просто втихомолку подглядывала за своим отцом, она бесцеремонно проникла в его ТАЙНУ, коснулось чего-то сакрального, того, что не имела права трогать.
И вдруг отец поднял голову и прошил ее таким острым, яростным взглядом, который девушка запомнила его на всю жизнь. Испугавшись, она опустила руки и через секунду оказалась на земле. Марибель получила сильный ушиб плеча, шишку на голове и пролежала в постели целую неделю.
Отец никогда не применял
Ее отец, граф Арчибальд Томсон, был весьма уважаемым человеком в Лондоне, состоял в палате лордов Парламента, был крупным землевладельцем, и, в связи с этим, весьма занятым джентльменом. Он редко находился дома, постоянно прибывая в разъездах.
И Марибель в один из дней, когда графа не было дома, не составило большого труда пробраться к нему в кабинет и отыскать там заветный ключ. Поднявшись на чердак, вся сгорая от нетерпения, она открыла сундук и… обнаружила там военную униформу. Это был красивый бархатный мундир с золотой вышивкой, белоснежная мужская сорочка, черные ботфорты и вычищенная до блеска шпага.
Удивлению девушки не было передела.
«Папа не служил, – думала она. – Кому же принадлежит эта форма?»
Марибель осторожно достала мундир, накинула его на себя и подошла к зеркалу. Перед ней стояла маленькая белокурая девочка. Но в этом мундире она выглядела такой большой, сильной и отважной, что у Марибель на мгновение перехватило дыхание. Ее ореховые глаза заблестели, кровь подступила к голове, щеки запылали огнем. Она широко улыбнулась, подбежала обратно к сундуку, обула ботфорты, взяла в руки шпагу и поднесла ее к голове. Солнечные лучи блеснули по лезвию, Марибель увидела в нем свое отражение.
В тот момент она почувствовала прилив такой силы и вдохновения внутри себя. Она выпрямила плечи, сделала несколько шагов вперед, высоко поднимая ноги и размахивая руками, и подошла к зеркалу. Девушка встала в позу, воткнув шпагу в пол и надавив рукой на крестовину. Ее лицо сияло.
– Наверное, так выглядел Фрэнсис Дрейк, стоя на своем капитанском мостике.
В этот самый момент в ее душе родилась одна маленькая, но сильная мечта, которую она хранила до настоящего времени.
Отныне чердак стал ее любимым местом для игр. Как только выпадала возможность, она бежала туда, надевала мундир, пыталась фехтовать, представляя себя капитаном корабля. Она чувствовала, как стоит у штурвала, ветер гуляет у нее в волосах, как она вместе со своей командой разбивает вражеские корабли, отважно сражается с пиратами, как открывает новые страны, путешествует по неизведанным местам.
София, старшая сестра Марибель, не разделяла ее странных увлечений, но всегда прикрывала ее проделки.
Неизвестно, сколько бы так продолжалось, но в один день граф Арчибальд застал свою младшую дочь на чердаке. Его гневу не было предела. Марибель никогда не видела его таким.
Ее отец не отличался излишней нежностью в воспитании, но таких, яростно-горящих глаз Марибель не забудет никогда. Он простил ее, когда она вторглась в его личное пространство, но это было уже слишком.
Девочке было месяц запрещено выходить из своей комнаты. Но Марибель сама придумала себе бОльшее наказание. Целую ночь она простояла перед образом святого Доминика из Кальзада, поклявшись никогда больше не открывать этот сундук. Она не понимала, почему так зол ее отец, что плохого в том, что она примерила на себе чужой костюм, но, все же, чувствовала себя виноватой.