История одного рудника
Шрифт:
— Да, сеньор.
— И крошится на огне?
— В прах распадается.
— И много там такого красного камня?
— Большая гора им беременна.
— Ты уверен, что твои товарищи не завладеют этой большой горой?
— Это как же?
— Сделают заявку по праву первооткрывателей, и закон будет на их стороне.
— Нет! Я этого не допущу!
— Но как же ты будешь в одиночку бороться против четверых? Ведь твой ученый металлург, наверно, с ними заодно!
— Я буду бороться, буду!
— Хорошо, милый Кончо, а что, если я освобожу тебя от этой борьбы? Вот мое предложение: я подберу тебе в компанию человек пять американос.
— Понимаю, — сказал Кончо, кивая головой и быстро мигая глазами. — Bueno![7]
— Я вернусь через десять минут, — сказал врач, беря шляпу.
Он сдержал слово и ровно через десять минут вернулся с шестью первыми заявщиками, советом директоров, председателем, секретарем и актом об организации компании ртутного рудника «Синяя пилюля». Название было дано из уважения к врачу, который пользовался популярностью в здешних местах. Председатель добавил от себя револьвер.
— Вот, возьми, — сказал он, протягивая оружие Кончо. — Моя лошадь стоит во дворе, садись, скачи во весь опор, приедешь — держись там, пока мы не явимся!
Минута — и Кончо был уже в седле. И тут один из директоров снова превратился в медика.
— А можно ли тебе, больному, ехать? — неуверенно проговорил доктор Гилд. — Ты же только что принял сильное лекарство, — продолжал он с лицемерной озабоченностью.
— А! К черту! — рассмеялся Кончо. — Ртуть, которая во мне, — пустяк по сравнению с той, которая у меня будет! Хоп-ла, коняга! — Послышался стук подков, звон шпор, и он скрылся в темноте.
— Вы вовремя начали действовать, господа, — сказал американский алькальд, подъехав к дому доктора Гилда. — Для работ на том же самом участке образовалась еще одна компания.
— Кто такие?
— Три мексиканца: Педро, Мануэль и Мигель, — а заправляет всем делом этот наглец и мошенник — косоглазый Уайлз.
— Они здесь?
— Мануэль и Мигель здесь. Остальные в таверне «Три сосны» уламывают Роскоммона, пытаются втянуть его в свою компанию, чтобы погасить долги за выпитое виски. Я считаю, что вам не стоит выезжать до рассвета: ведь они наверняка напьются вдребезги.
Высказав, таким образом, свое непредвзятое мнение, законный преемник почтенных мексиканских алькальдов отправился восвояси.
Тем временем Кончо, грозный Кончо, удачливый Кончо не щадил ни риаты, ни боков своего коня. В темноте тропа была еле заметна, скакать по ней по временам становилось опасно, и Кончо, хоть ему было и не в первый раз подниматься на такую высоту, то и дело вспоминал свою надежную Франсискиту.
— Ничего, Кончо, — утешал он себя, — потерпи немножко, совсем немножко, и у тебя будет другая Франсискита. А-а, попрыгунчик, хорошо ты плясала! Доллар за унцию! Под такую музыку распляшешься! Ничуть не хуже серебра и вдобавок веселее!
Однако, несмотря на прекрасное расположение духа, Кончо зорко вглядывался в крутые повороты тропинки. Кончо боялся не убийц и не разбойников — он был человек храбрый, — его страшил дьявол, который, как говорят, принимает разные обличья и прячется в горах Санта-Крус, к величайшему огорчению всех истых католиков. Кончо вспомнил случай с Игнасио, погонщиком мулов из общины францисканских монахов: Игнасио остановился в час молитвы, чтобы прочесть «Верую», и увидел сатану в образе чудовищного медведя-гризли, который
Кончо принялся шагать взад и вперед. Будто и вправду часовой, подумалось ему. Но его подвижная, как ртуть, натура скоро взбунтовалась против такого монотонного занятия; дало себя знать и утомление. Прибегнув к помощи фляги, он почувствовал сонливость, и в конце концов лег на землю, и укутался одеялом. Через минуту он уже спал.
Лошадь, привязанная наверху, два раза громко заржала, но Кончо не слышал ее. Потом в кустах прямо над ним что-то хрустнуло, к ногам его упал небольшой камень — Кончо не шелохнулся. И вот на скалистой гряде появились две темные фигуры.
— Ш-ш! — послышался шепот. — Около горна кто-то лежит. — Речь была испанская, но голос принадлежал Уайлзу.
Второй осторожно подполз к самому краю утеса и заглянул вниз.
— Это болван Кончо, — презрительно сказал Педро.
— А что, если он не один, что, если он проснется?
— Я буду караулить, а ты иди ставь заявку.
Уайлз исчез. Педро стал спускаться вниз, цепляясь за чемисаль и кусты.
Не прошло и минуты, как он остановился около спящего. Опасливо огляделся по сторонам. Тень, падавшая от скал, скрывала его спутника; только по легкому потрескиванию сучьев можно было судить, где он находится. Стремительным движением Педро накинул на голову Кончо серапе и всей тяжестью своего грузного тела навалился на него, крепко сжимая руками закутанное в одеяло тело своей жертвы. Кончо взметнулся, захрипел, по его телу пробежала судорога, но, укутанный одеялом, точно саваном, несчастный не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Все обошлось тихо, без криков. У подножия скал спокойно лежали два человека. Казалось, они спят, крепко обняв друг друга. Среди мертвой тишины наверху в кустах послышались осторожные шаги Уайлза.
Кончо почти не бился. Сверху донесся шепот:
— Где ты? Не вижу. Что ты там делаешь?
— Сторожу его.
— Он спит?
— Спит.
— Крепко?
— Крепко.
— Мертвым сном?
— Мертвым сном.
Кончо совсем затих. Педро встал навстречу спускавшемуся с горы Уайлзу.
— Готово, — сказал Уайлз. — Будешь свидетелем, что я поставил заявку?
— Буду свидетелем.
— А что делать с ним? — Он показал на Кончо. — Оставим его здесь?
— Этого пьяницу? Конечно.
Уайлз взглянул левым глазом на Педро. Они стояли рядом, как прошлой ночью. Педро вскрикнул и выругался:
— Карамба! Отведи от меня свой сатанинский глаз! Чего уставился? А?
— Ничего, друг мой Педро, — ответил Уайлз, поворачиваясь к нему правым боком.
Взбешенный, перетрусивший пастух спрятал нож, который он уже успел наполовину вытащить из ножен, и злобно заворчал: