История одного взрыва
Шрифт:
– Все в полном порядке, представьте себе!
– весело отвечал Миша.
– С сегодняшнего дня можно считать, что разработка аппаратуры закончена. Потрясающие результаты!
– А как было дело?
– Очень просто. Отплыли в море. Буранов отдал распоряжение готовиться к испытанию. Ну… тут произошла небольшая задержка: кабель, соединяющий гидрофон с новым анакустором, оказался испорченным. Устранили. А затем, когда снова включили аппарат, то все увидели на экране
– А выговор в приказе по институту кому готовится?
– вдруг негодующе спросила Люда.
– Так это же к результатам сегодняшнего испытания никакого отношения не имеет! Насколько я понимаю, вы интересуетесь главным образом испытаниями, спокойно ответил Миша.
– Скажите, Миша. Вы очень обиделись на Буранова, за то, что он… одним словом, я имею в виду выговор.
– Нисколько! Я ведь, действительно, нарушил дисциплину. Полез в воду исправлять кабель без разрешения начальника.
– Исправлять?
– Конечно, а что же еще? Разве можно обижаться на Буранова, да еще в такой день? Ведь это же…
– Понятно, - перебила Люда, садясь на скамейку.
– Все ясно… - она жестом пригласила Мишу сесть рядом.
– Теперь рассказывайте более подробно, как было дело.
– Четкость изображения - потрясающая! Виден мельчайший камешек! А ведь глубина, где остановился лагерь Буранова, - огромная! Смотрю я на Буранова и думаю: ведь ему-то не виден так отчетливо, как нам, победный результат его многолетней работы, - начал Миша, все более увлекаясь.
Но девушка перебила его.
– Миша!
– проговорила она.
– А ведь я… признаться, ожидала, что вы первым делом начнете хвастаться своей самоотверженностью и геройством! Думала, что будете жаловаться на несправедливость начальника… Может быть, следовало подождать еще? Но видно не стоит. И так ясно. Мне ведь уже все известно, что происходило сегодня на белом катере. До мельчайших подробностей известно.
Миша улыбнулся и промолчал.
– Было время, когда мне казалось, что вы думаете главным образом о себе, о своем геройстве и своих обидах, - тихо продолжала девушка.
– А теперь… Может быть, вы действительно хороший?… Настоящий?…
– Возможно, - буркнул Миша, вычерчивая на песке каблуком ботинка какую-то замысловатую кривую линию.
– Чем вы недовольны? Может быть, вас все-таки омрачает будущий приказ?
– Вообще, неприятно, конечно…
– В таком случае, могу сообщить под большим секретом,- продолжала Люда. Я слышала, что директор института, разобравшись с этим делом, решил ограничиться словесным внушением. Учитывая,
– Ладно, - равнодушно ответил Миша.
– Что ладно?- вдруг вспылила Люда, - как вы смеете говорить таким тоном: "ладно"! Значит, вы не раскаиваетесь, что нарушили дисциплину. Не раскаиваетесь? Так, что ли?
Неизвестно, чем бы кончился этот разговор, если бы к скамейке не подошел Женя и не сообщил с таинственным видом:
– Василий Иванович приглашает всех сотрудников Л-3 собраться вечером у него на квартире. Завтра он уезжает в санаторий лечиться.
Спустя два месяца после описанных событий у берега, на плоском камне, до которого временами докатывались посеребренные лунным светом волны прибоя, сидели Миша и Люда. Пришли проститься с морем. Закончилась практика. Завтра утром они уезжали.
Рядом стоял Женя и с недоброжелательным видом, хмуро поглядывал на волны. Ему было жаль расставаться с Мишей, с которым он успел сдружиться.
Удивительное дело творит широкая, все время переливающаяся серебристой рябью дорога, та, что в лунную ночь пополам рассекает море и тянется от берега до самого горизонта. Она властно приковывает к себе взгляд человека и заставляет его мечтать.
– Люда! Давай поклянемся здесь, что по окончании института мы обязательно будем продолжать дело Буранова! Давай?
– говорил Миша, протягивая обе руки к лунной дорожке.
– Нет. Не согласна, - ответила Люда.
– Василий Иванович выздоровел. Зрение полностью к нему вернулось. Он будет жить еще много лет и работать в полную силу. Давай лучше поклянемся знаешь в чем? Что по окончании института мы будем работать над каким-нибудь новым изобретением, которое придумаем сами. И поклянемся еще, что работать будем над этим изобретением так же самоотверженно, как Буранов.
– Cогласен.- ответил Миша.
– В таком случае… раз вы тут размечтались, то и я поклянусь.
– начал Женя, подымая камешек.- Я поклянусь вот в чем: какое бы ни было изобретение, маленькое или большое, все равно буду осуществлять его быстро и точно.
При этом он разжал кулак, и камешек, подпрыгивая, покатился по берегу, прямо к морю.