История отравлений
Шрифт:
Как известно, Пирр часто бывал при дворе Птолемеев в Александрии, куда его посылали в качестве заложника, и воспринял тамошние нравы. В 275 г. до н. э. царь Эпира переправился с войском через Адриатическое море и непосредственно угрожал Римской державе. Две армии противостояли друг другу у Беневента. Рассказ о том, как римлянам предлагали отравить Пирра, содержится у Цицерона, Тита Ливия, Валерия Максима, Сенеки, Флора, Плутарха и Евтропия. Он различается лишь деталями. Еще до вышеуказанных событий, в 278 г. до н. э., медик враждебного правителя предлагал свои услуги римскому полководцу Фабрицию, обещая дать своему государю яд под видом лекарства. Служивший при дворе виночерпием сын врача мог также поднести Пирру отравленный напиток. Однако как сенат, так и военачальник с негодованием отвергли подобную возможность уничтожения противника. Фабриций предупредил царя о двойном предательстве медика, который нарушил клятву Гиппократа и верность своему повелителю. У Авла Гелия воспроизведено письмо, посланное консулами Пирру. Они гордо указывали, что римлянам не пристало использовать против врага хитрость и коварство. Евтропий, со своей стороны, отмечал,
Сама память об истоках государства оказывалась несовместимой с использованием яда против внешнего врага. ExemplumФабриция как ничто другое выражает буквально врожденную неприемлемость коварного средства для римлянина. Эта глубоко укорененная неприемлемость сохранялась в течение веков.
Тит Ливии и Аммиан Марцеллин выражали сожаление, что позже нравы изменились. Благородный отказ от подстраивания противнику ловушки – с применением яда или нет – впоследствии превращался в образец великодушного поведения или, во всяком случае, служил льстецам средневековых правителей в качестве расхожего примера. В 1467 г. венгерский король Матиас Корвин решился воспользоваться услугами убийцы против моравского короля Иржи из Подебрад. Однако он передумал, когда узнал, что его врага собирались не заколоть, а отравить. Венгерский король даже якобы предупредил Иржи, чтобы тот был внимателен к тому, что ест.
Республика отравлена?
Идеализированный Рим первых веков существования противопоставлялся Риму периода упадка, симптомы которого обнаружились довольно рано. Они не сводились, конечно, к случаям отравлений, но тем не менее 'появление подобных дел показательно. Резко обличавший порчу нравов Марк Порций Катон Цензор (234–149 гг. до н. э.) связывал ее с влиянием греков. Он с горечью отмечал как раз рост числа отравлений, правда, в домашнем кругу. Каждую женщину, нарушавшую супружескую верность, он квалифицировал как venefica.
Во внешней политике яд уже не был столь неприемлем, во всяком случае, по мнению противников Рима. Тит Ливии отмечал негодование Ганнибала, которого предали и принудили отравиться в 183 г. до н. э. Умирая, карфагенский полководец сравнивал величие Фабриция с низостью современных ему римлян. Он видел в этом неопровержимый признак упадка, хотя в данном случае яд никак не обеспечивал победу, а лишь подтверждал ее.
С начала II в. до н. э. в Риме стали появляться дела об отравлениях, хотя трудно сказать, имели ли они отношение к политике. Полибий констатировал, что Сенат предписал преследовать в Италии отравление, наряду с такими серьезными преступлениями, как измена, заговор и убийство. Возможно, это было последствие расцвета veneficia.В 186 г. разразился скандал, связанный с вакханалиями, которые, наверное, не случайно объясняли восточным влиянием на нравы. Деятельность venificiв глазах самых строгих ревнителей республиканских добродетелей отражала кризис морали. Особенно подозрительной представлялась, по всей видимости, магия. Вместе с тем Тит Ливии обращал внимание на приготовление veneria(отравляющих снадобий), не с политическими целями, а для того чтобы завладеть чужим имуществом. Преследования продолжались и на следующий год. По словам того же Тита Ливия, городской претор Квинт Невий осудил две тысячи виновных.
В 180 г. до н. э. (так же в свое время в 331 г.) общество встревожило неожиданное повышение смертности. В обстановке еще не забытых скандалов предыдущих лет возникла идея о преступлении. Для расследования была учреждена специальная комиссия преторов (quaestio venefici"i).Посыпались доносы. Подозрение вызывало то, что смерть настигла довольно большое число высокопоставленных лиц. Дело приобрело размах. Среди трех тысяч осужденных фигурировала Кварта Гостилия, которая, как считали, отравила своего мужа, консула Гая Кальпурния Пизона. Согласно Титу Ливию, у предполагаемого убийства имелся политический мотив. Обвиняемая неосторожно пообещала своему сыну от первого брака, что тот через два месяца станет консулом, и теперь расчищала ему дорогу к должности, нарушая нормальную работу политической системы в эпоху, когда доступ к выборным должностям суживался. Вероятно, амбициозную матрону, столь заинтересованную в кончине супруга, предала смерти его семья. Таким образом, данное дело возвращалось в сферу частной жизни, в отличие от коллективного, касавшегося множества людей дела 331 г. до н. э. Тем не менее связанные с veneficiaдела 180 г. до н. э., по-видимому, затрагивали политические круги.
Нет сомнения, что постепенное складывание олигархического режима повышало напряженность внутри политической элиты. В 154 г. до н. э., согласно Валерию Максиму, скончались Посту мий Альбин и Маний Ациллий – оба облеченные консульским достоинством. Виновными признали их жен, которых в полном соответствии с законом немедленно задушили родственники, для того чтобы избежать длительной судебной процедуры.
Тяжесть преступления, отнюдь, однако, не Доказанного, оправдывала скорость наказания. Валерий Максим приводил это дело в качестве примера справедливой строгости. Некоторые историки оценивали супружеские преступления как месть роду Постумиев, замешанному в преследовании вакханалий. И все же невозможно понять, объясняли ли современники убийства политическими причинами. Не исключено, кроме того, что они являлись плодом воображения автора, жаждавшего запоминающихся фактов. Впрочем, в Periochae(кратких обзорах) Тита Ливия также упоминалась
Дальнейшие события это только подтверждают. Случаи использования яда повторялись. В 129 г. до н. э. в. мертвым в постели обнаружили Публия Корнелия Сципиона Эмилиана Африканского Младшего, победителя Карфагена и Нуманция. Он выступал против земельных реформ Гракхов. Заговорили, что полководца отравила его супруга Семпрония. Будучи сестрой Гракхов, возможно, она мстила за смерть Тиберия. Сципион Эмилиан являл собой харизматическую личность; возможно, он был способен за век до Августа установить режим, сходный с принципатом.
Если же обратиться к написанной Плутархом биографии Тиберия Гракха, видно, что слухи об отравлении, напротив, использовали против своих врагов его сторонники. Когда внезапно скончался друг Тиберия и его труп, покрывшийся подозрительными пятнами, лопнул, распространяя гнилостную жидкость, которая гасила огонь погребальных факелов, распространился слух, что, возможно, он отравлен ядом. Любопытно, как, скорее всего, вымышленное обвинение становилось орудием пропаганды. К нему обращались, дабы опозорить врагов. Шептались также, что по форуму ходят люди с отравленными иглами, предшественниками «болгарского зонтика». [6] Они якобы незаметно кололи тех, кого хотели погубить. Поистине, трудно представить себе лучшее свидетельство проникновения яда в сферу гражданской жизни. О temporal О mores!Впрочем, в это время уже и оружие поднимали на должностных лиц без колебаний, хотя теоретически они оставались неприкосновенными. В 89 г. до н. э. был казнен народный трибун Квинт Варий. Как указывал Цицерон в трактате «О природе богов», он заколол мечом другого народного трибуна и отравил некоего Метелла. Республику, клонившуюся к закату, буквально раздирало изнутри. Однако в этих распрях не играло главенствующей роли коварное оружие яда. Политическая борьба в I в. до н. э. велась в основном насильственными кровавыми методами.
6
7 сентября 1978 г. в Лондоне был убит болгарский диссидент, писатель, сотрудник Би-би-си Георгий Марков. В толчее на автобусной остановке агент болгарских спецслужб с помощью вмонтированного в зонтик шприца ввел Маркову ампулу с рицином, сильным токсином.
Закон против отравлений
Именно тогда, когда на Востоке ядам придавал такое большое значение Митридат, Сулла издал важный закон против убийц и отравителей: Lex Cornelia de sicariis et veneficis.Он датируется 673 г. от основания Рима, т. е. 81 или 80 г. до н. э. Такое совпадение, без сомнения, случайно, и все же оно символизирует глубокое различие политических режимов. Сулла известен применением грубых методов устранения политических соперников, каковыми являлись проскрипции. Известно только одно применение им яда, причем в отношении внешнего врага. Сулла возвратил Митридату всех захваченных в плен, за исключением тирана Аристиона, которого отравили. Яд – оружие слишком малозаметное, чтобы устраивать диктатора, который применял силу очень осмотрительно, но демонстративно. В законе Суллы следует видеть не стремление улучшить жестокие политические нравы, а попытку предотвращения посягательств на личную безопасность. Lex Corneliaдавал властям, кроме того, орудие политических репрессий. Его можно было применять против так называемых отравителей, угрожавших властям предержащим. Вошедший в кодексы, составленные в эпоху поздней империи, закон дошел до Средневековья. Знаменитые итальянские юристы XIV в. Бартоло и Бальда поражались суровости Lex Cornelia,в котором предусматривалось одинаковое наказание как за совершенное деяние, так и за намерение его совершить.
Lex Cornelia de sicariis et veneficisизвестен, прежде всего, благодаря Цицерону. В 66 г. до н. э. он с блеском защищал в суде Авла Клуенция Габита, обвиненного на основании закона Суллы. Впоследствии, шесть веков спустя, когда византийские юристы составляли кодекс Юстиниана, они включили его в Дигестысо своими комментариями. «Наемные убийцы» и «отравители» объединялись в Lex Corneliaпотому, что и те и другие разными средствами покушались на жизнь другого. Совместное рассмотрение этих преступлений отчасти свидетельствует, конечно, что отравление не выделялось из общего ряда, растворяясь в общем понятии человекоубийства. К такому же выводу приводит чтение многочисленных рассказов о политических преступлениях, в которых не подчеркивается, каким способом совершено убийство: мечом, кинжалом или ядом. В то же время само название закона показывает, что veneficiumуже рассматривалось как особая категория преступлений. Причем, как разъяснено в «Дигестах», слово понималось и как отравление, и как колдовство. Об отравителях в строгом смысле слова говорилось в статье 5. В ней шла речь о применении, хранении, приготовлении, предоставлении токсичных веществ, т. е. всевозможных субстанций, которые могут представлять опасность, если их использовать не по прямому терапевтическому назначению. Законом предписывалось одинаковое наказание для sicariiи venefici.Знатных людей обезглавливали, а простых – отдавали на съедение хищникам в цирке или подвергали распятию. Очевидно, что размытость границ вины могла быть с выгодой использована в борьбе за власть. Главные конкуренты ловко манипулировали обвинениями на предоставленном законом широком поле. Напомним, что для вынесения приговора вовсе не обязательно было доказательство совершения преступного акта. Точно так же каралось и намерение.