История папства
Шрифт:
Трагической оказалась судьба Джулио Чезаре Ванини, одного из ранних учеников и последователей Джордано Бруно. Ванини преподавал философию преимущественно в Лионе и Тулузе и был заподозрен в атеизме. Хотя он написал в целях рассеяния подозрения специальную работу против атеизма, церковь нашла и в этой книге много предосудительных мыслей, и Ванини оказался в числе подозрительных людей. Когда в 1616 г. он опубликовал книгу «О поразительных тайнах природы», в которой развивались пантеистические идеи, он был обвинен в атеизме и затем приговорен к сожжению. Ванини предварительно должен был всенародно покаяться, стоя одетым в саван и с факелом в руке; затем его должны были влачить лошадью на плетенке, отрезать ему язык, «изрыгавший кощунство», а после этих надругательств и мучений его надлежало удушить и сжечь на костре. Ванини, услышав, что он должен покаяться перед богом, королем и судом, заявил: «Нет ни бога, ни дьявола, так как если бы бог был, я попросил бы его поразить молнией парламент, как совершенно несправедливый и неправедный, если бы был дьявол,
Глава двенадцатая. Внешняя политика папства в конце XVI — первой половине XVII в
На бесплодном, широко распахнутом плато Центральной Испании расположен огромный дворец-монастырь Эскуриал, построенный по приказу Филиппа II в память мучений св. Лаврентия. Еще ныне в Эскуриале показывают то место, где обычно, с протянутой вперед больной ногой, под сенью огромного золотого креста, чеканки самого Бенвенуто Челлини, холодный, жестокий фанатик Филипп II, следя через специально сделанное в стене отверстие за богослужением у алтаря, мучительно вынашивал свои «грандиозные» планы во славу и честь католической религии и ее рыцарски верной союзницы Испании.
Потопить в море крови Нидерландскую революцию, задушить английскую королеву Елизавету, посадить на ее место Марию Стюарт, с корнем уничтожить англиканскую церковь, провозгласить испанского принца французским королем вместо только что убитого Генриха III, изгладить воспоминание о галликанской, не подчиняющейся папизму церкви, вернуть Германию в лоно католицизма, очистить христианский мир от турок — все это не только произносилось вслух Филиппом II и всей испанской феодально-клерикальной партией, но передавалось почти как приказ бесчисленным агентам королевской и католической политики. А навстречу этим приказам шли в Эскуриал вести, которые воспринимал на том же кресле, у того же отверстия и под тем же знаменитым крестом, по-прежнему сумрачный и неподвижный Филипп II. Вести эти гласили о казни Марии Стюарт, о гибели «непобедимой» армады, о победах политики английской королевы Елизаветы, о торжестве Нидерландской республики в ее борьбе против испано-католического абсолютизма, об усилении протестантов в ряде местностей Германии, Дании, Швеции и Норвегии, о поражении испанских войск во Франции и успешном продвижении войск, руководимых еретиком-гугенотом Генрихом Бурбоном, унаследовавшим после убийства короля Генриха III французский трон. Эти вести означали крушение испано-католических планов Филиппа II. Было над чем задуматься и папству, связавшему свою судьбу с судьбой Филиппа II, другими словами — с судьбой феодально-клерикальной реакции.
Вследствие потери папством влияния в ряде государств, а также роста буржуазии внутри католических стран материальные силы Рима были сильно подорваны. Папству было необходимо думать о надежном союзнике. С мертвецом, говорил Сикст V, не заключают союзов, а Испания казалась ему мертвецом: «уже слишком много авансов выдавала она небу», — не придется ли святейшему престолу расплачиваться за эти авансы? Перед взором Сикста V стал вырисовываться новый союзник, который раньше или позже должен был бы заменить глубоко погрязшую в феодальных порядках Испанию. Некогда могущественная Испания в конце XVI в. быстро шла к упадку. За несколько лет население города Толедо уменьшилось на 8 тыс. человек; город Медина-дель-Кампо настолько обеднел, что не мог платить налогов. Шерстяное производство в Куэнке совершенно захирело, а шелковые фабрики в Севилье, Сеговии, Толедо, Гренаде в большинстве случаев были закрыты. Нищета, распространившаяся подобно моровой язве, война, лишившая Испанию одного миллиона людей, страшные эпидемии, эмиграция, уводившая ежегодно из Испании до 40 тыс. человек, изгнание маранов и морисков (евреев и арабов, принявших внешним образом католическую религию) и свирепые преследования инквизицией всех, заподозренных в какой-либо «ереси», — таковы были, по донесению венецианских и генуэзских посланников, живших при испанском дворе, последствия той политики, которую проводила в течение ряда лет феодально-католическая придворная камарилья в царствование Филиппа II и его преемников. «Таким образом, абсолютная монархия в Испании, имеющая лишь чисто внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы вообще, должна скорее быть отнесена к азиатским формам правления…» — писал К. Маркс. «Но в других больших государствах Европы абсолютная монархия выступает как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества. Там она была горнилом, в котором различные элементы общества подвергались такому смешению и обработке, которое позволило городам променять свое средневековое местное самоуправление на всеобщее господство буржуазии и публичную власть гражданского общества. Напротив, в Испании аристократия приходила в упадок, сохраняя свои худшие привилегии, а города утрачивали свою средневековую власть, не приобретая значения, присущего современным городам».
Овладев Феррарой и превратив ее в поле деятельности инквизиции, папство почувствовало свою силу и стало преследовать чисто «материальные» цели, хотя после Тридентского собора оно демонстративно подчеркивало «духовный» характер своей миссии. Сикст V, так часто говоривший
Расширение папских владений по р. По привело к столкновению с Венецией, отстаивавшей свободу плавания по этой реке и считавшей рыболовство по ней своей монополией. Вскоре эти недоразумения осложнились другими: в Венеции владели огромным имуществом различные ордена и монастыри, они, ссылаясь на папские льготы, не платили налогов и претендовали на ряд привилегий. Не желало подвергаться налоговому прессу и венецианское духовенство, общий доход которого равнялся, по определению венецианских властей, 11 млн. дукатов. После энергичных требований светских властей духовенство согласилось внести лишь 12 тыс. дукатов. Венеция не желала удовлетвориться такой ничтожной суммой.
Были и другие поводы к столкновениям: Венеция славилась тогда своими типографиями и снабжала почти всю Европу печатными произведениями, в огромном большинстве случаев теологического характера. Чрезвычайные запреты папской цензуры, уничтожавшей лютеранские книги, а затем все, что содержало даже малейшие нападки на нравы духовенства, на чрезмерные претензии папства, на его лицемерную, изуверскую и полную противоречий политику, наносили удар одной из тех отраслей производства, которые обогащали Венецию.
Уничтожались сочинения не только таких авторов, которые либо были на подозрении у папства, либо содержали отступление от обязательной линии Рима, но и ортодоксальные произведения, проникнутые чисто католическим духом, не вызывавшие сомнений, также стали постепенно изыматься. Все более и более типографское и книжное дело превращалось в монополию Рима, где участниками книжного дела состояли члены курии, в частности лица, имевшие непосредственную связь с конгрегацией «Индекса». Они материально были заинтересованы в том, чтобы, запретив одни книги, другие разрешить и отменить данное разрешение и внезапно изъять уже поступившую в продажу книгу.
Обострению отношений между Венецией и курией способствовало и то, что республика запретила отчуждать в пользу духовенства какие бы то ни было земли и строить церкви и другие культовые учреждения в пределах Венецианской республики без разрешения светской власти. Вскоре конфликт принял острый характер: апелляция к папе была Венецией запрещена, сторонники Рима (папалисты) устранялись с различных служб и на духовенство накладывались разные повинности. Отправление денежных сумм в Рим контролировалось, равно как собрания духовенства и опубликование булл. То было, по выражению иезуита Беллармина, «языческой тиранией»: «стадо вздумало судить пастуха». Когда монах Паоло Сарпи, поступивший на государственную службу и защищавший интересы Венеции, заявил, что княжеская, светская власть столь же божественного происхождения, как и папская, и что Рим не имеет права отменять государственных законов, поскольку «всякая власть от бога», папа Павел V (1605–1621) отлучил от церкви все высшие органы Венецианской республики, в частности государственных консультантов, одним из которых и был монах Сарпи. Было объявлено, что через неделю в Венеции должно прекратиться, согласно папской булле 17 апреля 1606 г., всякое богослужение: церкви должны быть закрыты, покойников запрещалось хоронить по христианским обрядам и так далее На республику налагался интердикт.
Венецианская республика, где господствующим классом рано стало крупное купечество, вела своеобразную религиозную политику. Пока существовала надежда вытеснить из Византийской империи мусульман, Венеция была настроена «по-христиански» и энергично требовала направлять крестовые походы против «врагов христовой веры», так как, будучи торговой посредницей между Европой и Азией, она особенно страдала от турок, которые одно время не давали возможности вести торговлю по Средиземному морю. Но как только выяснилось, что турки прочно засели в Константинополе и что нет надежды на их изгнание из Малой Азии, Венеция пошла по пути соглашения с «врагом христианского мира» и вступила с Турцией в тесные торговые сношения. С этого момента воинствующее католическое рвение республики испарилось. В 1531 г. сенат постановил, что священник, который дерзнет в церкви произнести проповедь против турок, подлежит немедленному аресту, а несколько позднее сенат торжественно объявил, что во избежание подозрений со стороны турок он никогда не подпишет международного договора, даже косвенно направленного против турок. Эта щепетильная «веротерпимость», вызывавшаяся коммерческими соображениями, не применялась, однако, к православному населению Далмации. Далматинцев Венеция энергично оттесняла от морского берега, который все больше и больше заселялся предприимчивыми торговцами Венецианской республики. Такая же двойственная религиозная политика проводилась и внутри Венеции: иностранцы-торговцы, в особенности немцы, могли открыто исповедовать протестантскую религию и вообще проявлять недружелюбное отношение к Риму. От своих же подданных республика требовала строгого соблюдения религиозных предписаний. Республиканские власти Венеции выдали Джордано Бруно инквизиционному суду, и с полного благословения республики папа покрыл Венецию сетью инквизиционных трибуналов. Подданные республики шли на костер, в то время как проживавшие рядом с ними иностранцы открыто поносили римский фанатизм и порядки римской курии.