История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

Теккерей Уильям Мейкпис

"Что ему нужно?" — подумали при виде баронета оба офицера из гарнизона Подворья Шепхерда.

Бледное лицо сэра Фрэнсиса выражало крайнее раздражение и гнев.

— Итак, сэр, — обратился он к Алтамонту, — вы опять взялись за старые штучки?

— Какие это штучки? — насмешливо спросил Алтамонт.

— Rouge et noir. Вы там были вчера! — крикнул баронет.

— А вы откуда знаете? Вы тоже там были? Да, в клубе я был, но на краевое и черное не ставил — спросите у капитана, я как раз ему рассказывал. А играл я в кости. В азарт играл, сэр Фрэнсис, даю честное слово. — И он обратил на баронета хитрый, притворно смиренный взгляд, отчего тот еще пуще распалился.

— Очень мне нужно знать, сэр, как вы проигрываете деньги, в азарт или в рулетку! — заорал баронет, сдабривая свои слова божбой. — Но я не желаю, чтобы вы пользовались моим именем или связывали

его со своим… Черт его дери, Стронг, неужели вы не можете держать его в узде? Говорю вам, он опять воспользовался моим именем — выдал на меня вексель, а деньги проиграл… Я так больше не могу… не могу… такого никто не выдержит… Да вы знаете, сколько я за вас переплатил, сэр?

— На этот раз было совсем немножко, сэр Фрэнсис… всего пятнадцать фунтов, капитан Стронг… Больше они мне не поверили. Так что вы, хозяин, зря гневаетесь. Такой пустяк, я об этом и не упомянул, верно, Стронг? Просто запамятовал, а все проклятая бутылка виновата.

— Бутылка или что другое, это до меня не касается. Мне дела нет, что вы пьете и где пьете — лишь бы не в моем доме. И не желаю я, чтобы вы врывались в мой дом, когда у меня гости. Как вы смели, сэр, явиться вчера на Гровнер-Плейс и… и что, по-вашему, должны подумать обо мне мои друзья, когда такой человек, как вы, и притом пьяный, вваливается без спросу в мою столовую и требует вина, точно он хозяин дома?

— Скорее всего, они подумают, что у вас очень подозрительные знакомые, — отвечал Алтамонт с невозмутимым благодушием. — Ну ладно, баронет, я прошу извинения, честное слово, я виноват. Когда джентльмен просит извинения, для джентльмена этого должно быть достаточно. Верно, это я немножко пересолил, когда вломился в вашу кают-компанию и потребовал выпивки, точно я — сам капитан; но я, понимаете, еще раньше хватил лишнего, потому меня и тянуло на спиртное. Это всякому понятно. А к вам я пришел, потому что в rouge et noir они мне больше не давали денег на ваше имя, ну я и решил вам об этом сообщить. Мне они отказали — ну и ладно, но отказаться принять ваш вексель, когда вы ихний завсегдатай, и притом баронет, и член парламента, и джентльмен, каких мало, — это уж я, черт возьми, называю неблагодарностью.

— Если вы еще раз это сделаете… если посмеете показаться в моем доме, либо возьмете в долг на мое имя в игорном доме… или в любом другом доме, черт побери… слышите — в любом… либо вообще сошлетесь на меня, или заговорите со мной на улице, пока я сам с вами не заговорю, — клянусь богом, я вас больше знать не знаю, я не дам вам больше ни шиллинга…

— А вы, хозяин, полегче, — угрюмо промолвил Алтамонт. — Этого не смей, того не смей, — когда я зол, меня такие слова только хуже раздразнить могут. Вчера мне не следовало приходить, это я знаю; но ведь я вам объяснил, что был пьян, а что еще нужно между джентльменами?

— Это вы-то джентльмен? Да как вы, черт побери, смеете называть себя джентльменом?

— Я, конечно, не баронет, — проворчал Алтамонт, — и вести себя по-джентльменски почти разучился. Но когда-то я был дворянином, и мой отец был дворянином, и таких речей я от вас не потерплю, сэр Фрэнсис Клеверинг, понятно? Я хочу опять уехать из Англии. Почему вы не можете дать мне денег и отпустить меня? Какого черта вы купаетесь в золоте, а я нищенствую? Почему у вас роскошный дом и стол ломится от серебра, а я прозябаю на чердаке в этом жалком Подворье Шепхерда? Разве мы с вами не партнеры? Разве я не имею такого же права на богатство, как вы? Хотите, расскажем сейчас все Стронгу? Пусть он нас рассудит. Я не против того, чтобы открыть ему мою тайну — он болтать не станет. Вот послушайте, Стронг… может, вы и сами уже догадались… дело в том, что мы с хозяином…

— Да замолчите вы, черт вас возьми! — в бешенстве взвизгнул баронет… — Деньги вы получите, как только я их достану. Я вам не монетный двор. Совсем меня затравили, не знаю, куда и податься. Есть с чего с ума сойти, ей-богу! Лучше умереть, все равно несчастнее меня нет человека… Мистер Алтамонт, вы не обращайте внимания, — когда мне нездоровится, я всех ругаю, сам не знаю, что говорю, а нынче у меня что-то печень разыгралась… Не взыщите, если обидел вас. Я… я постараюсь уладить это дельце. Стронг постарается. Честное слово, Стронг, мне нужно с вами поговорить, милейший. Пройдем-ка на минутку в контору.

Наскоки Клеверинга почти всегда кончались таким бесславным отступлением. Алтамонт только фыркнул вслед баронету, когда тот вышел в контору, чтобы поговорить с глазу на глаз со своим фактотумом.

— Ну, что еще? — спросил Стронг. — Верно, все то же?

— Все то же, будь

оно проклято, — отвечал баронет. — Вчера вечером проиграл двести наличными и еще на триста выдал чек. Притом на завтра, на банкиров миледи. Необходимо его оплатить, иначе мне не поздоровится. В последний раз, что она заплатила мои игорные долги, я поклялся, что больше в руки не возьму кости, а она пригрозила, что ежели я опять сорвусь, так она от меня отступится, и она свое слово сдержит. Мне бы три сотни годовых и уехать отсюда. На каком-нибудь немецком курорте на три сотни в год можно жить безбедно. Только вот привычки у меня дьявольски расточительные. Хоть бы мне утонуть в Серпантайне, хоть бы умереть, ей-богу! И зачем я пристрастился к проклятым этим костям! Вчера мне так везло всю ночь: выкликну пять, выпадет — семь, — а потом эти мерзавцы решили подсунуть мне в уплату вексель, который Алтамонт выдал на меня, и с этой минуты счастье мне изменило. Ни разу не удалось бросать больше двух раз подряд, и обчистили меня до нитки, да еще заставили дать им этот чертов вексель. Как я теперь по нему уплачу? Блекленд ни за что его не отсрочит. А Халкер и Буллок тут же оповестят мою супругу. Ей-богу, Нэд, я самый разнесчастный человек в Англии.

Пришлось Нэду изыскивать способ как-нибудь утешить сломленного горем баронета; и, судя по всему, он добилсятаки для своего патрона нового займа — недаром он спускался в контору мистера Кэмпиона и имел с ним секретный разговор. Алтамонту опять перепало несколько золотых монет и обещание дальнейших подачек; и баронету в ближайшие два-три месяца уже не было нужды мечтать о смерти. А Стронг, сведя воедино все, что слышал от полковника и от сэра Фрэнсиса, понемногу составил себе довольно точное представление о том, какими узами связаны эти два человека.

Глава XLIV

Сплошь разговоры

После обедов на Гровнер-Плейс и в Гринвиче, на которых, как мы видели, присутствовал и майор Пенденнис, сей достойный муж с каждым днем, кажется, проникался все большим расположением к семейству Клеверингов. Оно выражалось в частых визитах, в несчетных знаках внимания к хозяйке дома. С давних пор вращаясь в свете, он имеет счастье быть принятым во многих домах, которые надлежало бы посещать и даме столь знатной, как леди Клеверинг. Разве миледи не хотелось бы поехать на большой вечер в Гонт-Хаус? А виконт Мэроуфат дает у себя в Фулеме утренний завтрак с танцами. Там будет весь цвет общества (в том числе члены королевской фамилии) и кадриль в стиле Ватто, в которой мисс Амори выглядела бы просто очаровательно. Угодливый старый джентльмен любезно предлагал сопровождать леди Клеверинг на эти и другие подобные увеселения, а также выражал готовность оказать любую услугу баронету.

Несмотря на положение и богатство Клеверинга, свет упорно проявлял к нему известную холодность, и о нем по-прежнему ходили странные, темные слухи. Его забаллотировали в двух клубах. В палате общин он сошелся лишь с несколькими, притом наименее почтенными членами этого достославного собрания, ибо имел завидную способность выбирать дурную компанию и осваиваться в ней так же легко, как другие — в обществе людей самых достойных. Перечислять всех членов парламента, с которыми общался Клеверинг, было бы слишком противно. Назовем лишь некоторых. Был среди них капитан Рафф, депутат от Эпсома, который не показывался в палате после последних Гудвудских скачек, так как, по словам мистера Хотспера, старосты его партии, уехал с какой-то миссией на Левант; был Хастингсон, депутат-патриот от Излингтона, чей голос, бичующий продажность чиновников, теперь умолк, поскольку его назначили губернатором острова Ковентри; был Боб Фрини, из Бутерстоунских Фрини, который стрелял без промаха, почему мы и говорим о нем с великим уважением; и ни один из этих джентльменов — а мистер Хотспер по долгу службы со всеми с ними общался — не возбуждал в нем такого презрения и неприязни, как сэр Фрэнсис Клеверинг, потомок знатного рода, с незапамятных времен представлявшего в парламенте свой город и округ Клеверинг. "Когда этот человек нужен для голосования, — говаривал мистер Хотспер, — можно пари держать, что его разыщут в каком-нибудь притоне. Он получил образование во Флитской тюрьме, а Ньюгетская у него еще впереди, помяните мое слово. Денежки милейшей бегум он спустит в орлянку, потом попадется на карманной краже и окончит свои дни на каторге". И если уж Хотспер, при его знатном происхождении и таком взгляде на Клеверинга, все же мог, из должностных соображений, вежливо с ним разговаривать, то почему бы и майору Пенденнису не иметь своих причин для того, чтобы оказывать внимание этому злосчастному баронету?