История Петербурга в городском анекдоте
Шрифт:
— Почему училище называется Суворовским?
— Потому что здесь учился Суворов.
В конце XIX в. в Петербурге появляется новый тип общественных зданий. Это были культурно-просветительские учреждения, вошедшие в петербургскую историю под названием народных домов. Они включали в себя театрально-концертные залы, библиотеки с читальными комнатами, воскресные школы, помещения для лекционной и кружковой работы, чайные буфеты, торговые лавки и многое другое.
Одним из крупнейших просветительских учреждений подобного рода в Петербурге был комплекс Народного дома императора Николая II на Петербургской стороне. Вокруг него был разбит сад с американскими
Народный дом считался образцом современной архитектуры. Его изображения часто появлялись в периодической печати, в специальной и популярной литературе. Среди петербургских филокартистов бытует легенда о том, как однажды в Стокгольме была заказана партия открыток с изображением этого дома. Из-за досадной ошибки иностранного переводчика в надписи на открытке слово «народный» было переведено как «публичный». Тираж открыток прибыл в Кронштадт, где при досмотре с ужасом обнаружили прекрасно отпечатанный текст: «Публичный дом императора Николая II». Заказчики пришли в неподдельный ужас, и вся партия открыток якобы тут же была уничтожена.
Но это был не единственный курьез, связанный со сложностями перевода названия «Народный дом». Долгое время в Петербурге рассказывали анекдот, который многие выдавали за правду:
Однажды во время визита в Петербург французских военных кораблей в Народном доме был устроен прием в честь моряков дружественного государства. На другой день во всех французских газетах появились крупные заголовки: «Reception dans la maison publique de Saint Petersbourg», что в переводе на русский язык означало: «Прием в публичном доме Санкт-Петербурга».
Впрочем, лексические особенности русского языка не повредили репутации другого петербургского публичного заведения — знаменитой Публичной библиотеки. Даже прозвище работниц этого учреждения культуры — «Публичные девушки» — ничуть не смущало их прелестных обладательниц. Специальное здание для библиотеки было возведено в 1796–1801 гг. на западном участке усадьбы Аничкова дворца по проекту архитектора Е. Т. Соколова. Торжественное открытие библиотеки состоялось в январе 1814 г. О том, каким значительным явлением в культурной жизни столицы стало открытие библиотеки, можно судить по крылатому выражению, сохранившемуся в арсенале городского фольклора. Судя по всему, именно с тех пор деловитые мужья, торопливо уходя из дома невесть куда, могли успокоить своих недоверчивых жен безобидной фразой о том, что бегут «Пропустить стопку-другую книг». Интересно отметить, что тогда же среди разночинной интеллигенции появилось новое необычное словосочетание: «Стеклянная библиотека». На эзоповом языке любителей пропустить стаканчик так величали питерские винные погребки.
Долгое время директором Публичной библиотеки был Дмитрий Фомич Кобеко, оставивший своеобразный след в городском фольклоре. Однажды он заказал собственный портрет, который велел повесить над входом в читальный зал отдела рукописей. В петербургских салонах появилась новая острота, которой щеголяли неисправимые зубоскалы:
— Вы слышали? В Публичной библиотеке Кобеко повесился!
Долгое время у библиотеки не было своего «небесного покровителя». Только в 1932 г. ленинградской «Публичке», как ее называли поголовно все питерцы, было присвоено имя М. Е. Салтыкова-Щедрина. С точки зрения творческой интеллигенции, выбор был неожиданным. Пантеон петербургских деятелей литературы предоставлял и другие, более яркие возможности. Некоторые писатели не только внесли более заметный вклад в русскую культуру, чем Михаил Евграфович Салтыков, но и служили в библиотеке. Попытку разобраться в ситуации предпринял фольклор.
Однажды
— Было бы неплохо назвать вашу библиотеку именем какого-нибудь известного писателя, — с лукавой восточной улыбкой проговорил вождь.
— Какого же, Иосиф Виссарионович? — с готовностью предвкушая услышать имя любимого писателя, обратились в слух ленинградские товарищи.
Сталин неторопливо раскурил трубку и, не дождавшись никаких предложений, хитро проговорил:
— Салтыков-Щедрин тоже хароший писатель.
У этого анекдота есть еще один весьма характерный вариант, который должен быть приведен. Хотя бы ради того, чтобы понять творческий процесс исследования темы, в результате которого в лаборатории городского фольклора рождается анекдот.
Когда Иосиф Виссарионович узнал, что Публичная библиотека «безымянная», он выразил недоумение. Кто-то из подхалимов предложил назвать Публичку именем «нашего дорогого товарища Сталина». Великий вождь пыхнул трубкой, расправил брови и возразил:
— Пачему Сталин? Есть и другие харошие писатели. Салтыков-Щедрин, например.
Опыт подобострастного улавливания малейшего намека на желание любимого вождя у советского народа к тому времени уже был. Не зря он вырабатывался в лучших идеологических лабораториях КПСС с упорством, достойным лучшего применения. И соответственно, результаты были впечатляющими.
Сталин сказал:
— Я думаю, что было бы неплохо назвать советские пятилетки именем вождя мирового пролетариата.
И пятилетки назвали сталинскими.
На рубеже XIX–XX столетий, в бурные и тревожные годы борьбы государства с революционным экстремизмом, в поле зрения городского фольклора попали петербургские следственные тюрьмы. Их было несколько. Одна из таких тюрем размещалась в бывшем «Литовском замке». Так петербуржцы называли построенное в 1787 г. на углу Крюкова канала и Офицерской (ныне — Декабристов) улицы необычное для петербургской архитектуры здание, фасады которого украшали семь круглых романтических башен. В начале XIX в. в замке был расквартирован так называемый Литовский мушкетерский полк. Одновременно с «Литовским» замок в народе называли «Семибашенным». С 1823 г. мрачные сырые помещения замка начали использовать в качестве следственной тюрьмы, которая просуществовала без малого целое столетие, вплоть до 1917 г. Благодаря этому замок приобрел в народе еще несколько фольклорных названий: «Петербургская Бастилия», «Каменный мешок», «Дядин дом», «Дядина дача». Замок пользовался в Петербурге печальной известностью. Сохранился опубликованный в свое время в журнале «Сатирикон» характерный анекдот:
— Извозчик! К Литовскому замку.
— И обратно?
— Можно и обратно.
— Ждать-то долго?
— Шесть месяцев.
В марте 1917 г. толпы опьяненных запахом свободы революционных петроградцев подожгли, а затем и разрушили Литовский замок, предварительно выпустив всех заключенных на свободу.
Судьба другой следственной тюрьмы, широко известной по ее фольклорному имени «Кресты», сложилась более благополучно. Она сохранила свой функциональный тюремный статус, дожила до нашего времени, и только в начале XXI в. в администрации города заговорили о переносе собственно тюрьмы в другое место и превращении ансамбля старинных тюремных зданий в гостиничный или деловой комплекс.