История Петра Великого
Шрифт:
Высшие классы общества: двор, войско, приказные люди скоро привыкли к новому платью. Масса народа уклонялась от участия в этой перемене. Мы укажем в другом месте на заявления гнева и раздражения в толпе, вызванные строгими мерами брадобрития и введения иноземного платья.
Раскольники в XVII столетии считали табак «богомерзкой, проклятой, бесовской травой». Однако, несмотря на это, употребление табака уже в первой половине XVII века распространилось в России до такой степени, что, по свидетельству Олеария, самые бедные люди покупали его на последнюю копейку [342].
Царь Михаил Федорович
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА I
Признаки неудовольствия
Как в области внешней политики, так и в области администрации и законодательства происходили важные перемены. Взятие Азова потребовало от народа значительных пожертвований. Преобразования царя не нравились массе. Нельзя было ожидать, чтобы общество могло понять глубокий смысл реформ Петра; они возбуждали всеобщий ропот.
Впоследствии царь иногда, обнародуя новые указы, приступая к коренным реформам в области внутренней политики, объяснял более или менее подробно в указах же необходимость преобразований и сообщал свои соображения относительно той или другой меры. Престол при нем часто превращался в кафедру, с которой царь преподавал своему народу некоторые важнейшие начала политического и общественного прогресса. Прислушиваясь в церквах к чтению царских манифестов, указов, распоряжений, даже и низшие классы общества имели возможность вникнуть в образ мыслей царя-преобразователя, ознакомиться с его воззрениями, свыкнуться с началами его радикализма.
Мы, однако, не имеем почти никаких сведений о том, что происходило в умах русских людей в первое время преобразований при Петре. Правительство не допускало ни малейшего возражения на свои мероприятия и чрезвычайно строго преследовало и наказывало недовольных. Па царе лежала вся ответственность; он не обращал и не мог обращать внимания на образ мыслей толпы, косневшей в вековых предрассудках.
Тем не менее народ, которого заставляли насильно повиноваться воле царя, не переставал судить о законодательной и административной деятельности правительства, осуждать многие меры строгого начальства, порицать образ действий Петра. Негодование на царя становилось общим особенно тогда, когда новые распоряжения имели отношение к церкви и религии.
В большей части случаев правительство не узнавало вовсе о тайных порывах раздражения в обществе. Петр не имел возможности прислушиваться к заявлениям какой-либо партии; направление общественного мнения доходило до сведения правительства главным образом в застенках Преображенского Тайного Приказа; публицистики не было; общим правилом было глубокое молчание. По временам,
Любопытно, что тот же самый Посошков, сделавшийся впоследствии сторонником царя, в девяностых годах XVII века принадлежал к недовольным, рассуждавшим о недостатках и пороках государя, роптавшим на Петра и его образ действий, не согласный ни с привычками прежних царей, ни с воззрениями и желаниями народа.
Из дел Преображенского Тайного Приказа мы узнаем о следующем эпизоде.
В конце 1696 или в начале 1697 года у монаха Авраамия, бывшего прежде келарем в Троице-Сергиевом монастыре, а потом строителем в московском Андреевском монастыре, бывали часто, как «друзья и хлебоядцы давны», подьячие Никифор Креяев и Игнатий Бубнов, стряпчий Кузьма Руднев «да села Покровского крестьяне, Ивашка да Ромашка Посошковы».
Изложение бесед, происходивших в этом кружке и относившихся к современным политическим событиям, составляло содержание тетрадей, которые монах Авраамий осмелился подать самому государю Петру.
В этих тетрадях было сказано, что именно поведение Петра соблазняло народ. «В народе тужат многие и болезнуют о том, на кого надеялись и ждали; как великий государь возмужает и сочтется законным браком, тогда, оставя младых лет дела, все исправит на лучшее; но, возмужав и женясь, уклонился в потехи, оставя лучшее, начал творить всем печальное и плачевное».
Трудно понять, каким образом монах Авраамий мог отважиться на подвиг, который при тогдашних приемах уголовного судопроизводства не мог не вовлечь всех участвовавших в подобных беседах в страшную беду. Авраамия взяли, разумеется, тотчас же. На пытке он назвал всех своих собеседников, которые, «бывая у него в Андреевском монастыре, такие слова, что в тетрадях написано, говаривали». Друзья Авраамия были также арестованы и подвергнуты допросу.
Кренев показал, что говорили о потехах царя под Семеновским и под Кожуховом, про судей, что без мзды дела не делают; далее сознался, что сам говорил: если б посажены были и судьи и дано бы им жалованье, чем им сытым быть, а мзды не брать, и то б было добро.
Руднев показал, что говорили: государь не изволит жить в своих государственных чертогах в Москве, и мнится им, что от того на Москве небытия у него в законном супружестве чадородие перестало быть, и о том в народе вельми тужат.
Бубнов показал, что говорили о потехах непотребных под Семеновским и под Кожуховом для того, что многие были биты, а иные и ограблены, да в тех же походах князь Иван Долгоруков застрелен, и те потехи людям не в радость; говорили про дьяков и подьячих, что умножились; про упрямство великого государя, что не изволит никого слушаться, и про нововзысканных и непородных людей, и что великий государь в Преображенском Приказе сам пытает и казнит; говорили про морские поездки, которые тоже не нравились народу.