История похищения
Шрифт:
Среди бед, обрушившихся на страну, страшнее всего был наркотерроризм, он отличался особой злонамеренностью и беспощадностью. Перед выборами 1990 года было убито четверо кандидатов на пост президента. Карлоса Писарро, выдвигавшегося от М-19, киллер-одиночка застрелил на борту коммерческого самолета, хотя билеты менялись четыре раза в обстановке полной секретности и предпринимались другие меры предосторожности, чтобы сбить с толку злоумышленников. Вышедший во второй тур Эрнесто Сампер сумел выжить, невзирая на то что в него всадили одиннадцать пуль, и спустя пять лет все-таки стал президентом республики; четыре пули так и остались неизвлеченными, и когда он проходил в аэропортах через магнитную рамку, всегда раздавался звон. На пути следования генерала Масы Маркеса взорвался грузовик, начиненный 350 килограммами динамита, однако генералу удалось выскочить из легкобронированного автомобиля, да еще вытащить за собой раненого телохранителя.
– Я
Он испытал такой шок, что для восстановления душевного равновесия ему пришлось обратиться за помощью к психиатру. Спустя семь месяцев, когда лечение еще не закончилось, взрыв грузовика с двумя тоннами динамита произвел поистине апокалиптические разрушения в огромном здании Департамента госбезопасности; в итоге семьдесят человек погибли, семьсот двадцать были ранены, а материальный ущерб не поддавался оценке. Террористы выждали, пока генерал войдет в кабинет, и только тогда произвели взрыв, однако Маса Маркес не получил ни царапины. В том же году на борту пассажирского самолета через пять минут после взлета взорвалась бомба, унеся жизни ста семи человек, в том числе Андреса Эскаби, шурина Пачо Сантоса, и колумбийского тенора Херардо Арельяно. По официальной версии, теракт был направлен против кандидата в президенты Сесара Гавирии. Но это абсолютно неверно, поскольку Гавирия даже не думал лететь этим самолетом. Больше того, служба безопасности вообще запретила ему летать пассажирскими рейсами. А когда он однажды все-таки попытался, ему пришлось отказаться от своего намерения, потому что перепуганные пассажиры валом повалили к выходу, не желая рисковать из-за него своей жизнью.
По правде сказать, страна попала в адский заколдованный круг. С одной стороны, Невыдаванцы отказывались сдаться или хотя бы уменьшить насилие, потому что полиция не давала им продыху. Эскобар везде, где только мог, заявлял, что медельинская полиция врывается в любое время дня и ночи в дома, хватает десяток первых попавшихся под руку подростков и расстреливает их без суда и следствия. Дескать, к чему разбираться, большинство все равно поддерживает Пабло Эскобара, работает на него, а если и не работает, то скоро будет работать – либо по своей воле, либо по принуждению. Террористы, в свою очередь, постоянно убивали полицейских, нападали и похищали людей. С другой стороны, старейшие партизанские движения, Армия национального освобождения (АНО) и Революционные вооруженные силы Колумбии (ФАРК) в ответ на первые мирные предложения Сесара Гавирии устроили целую серию терактов.
Чаще других жертвами слепого террора становились журналисты; кого-то убивали и похищали, кого-то угрозами и подкупом вынуждали сдавать позиции. С сентября 1983-го по январь 1991-го наркокартели убили двадцать шесть журналистов, работавших в самых разных изданиях. Гильермо Кано, главного редактора газеты «Экспектадор», человека, который мухи в жизни не обидел, два террориста подстерегли и убили из пистолета прямо у входа в редакцию. Гильермо ездил на пикапе, отказываясь от сопровождения и не желая пересесть в бронированный автомобиль, хотя мало кто получал столько угроз за свои самоубийственные статьи против торговли наркотиками. Даже после смерти Гильермо враги не успокоились и продолжали мстить: сперва взорвали памятник, установленный ему в Медельине, а спустя несколько месяцев начинили тремястами килограммами динамита грузовик, и от типографского оборудования остались рожки да ножки.
Нашу культуру начал уничтожать еще более вредоносный наркотик, нежели героин: легкие деньги. Стала процветать идея, что закон является главным препятствием на пути к счастью. Зачем учиться читать и писать, если жизнь преступника лучше и надежнее, чем жизнь добропорядочного гражданина? Короче говоря, началось разложение общества. Как бывает всегда, когда в обществе идет скрытая война.
В современной Колумбии похищение людей, увы, не редкость. Четырех президентов, правивших до Гавирии, террористы испытывали на крепость, похищая людей, чтобы дестабилизировать ситуацию в стране. И, насколько известно, ни один из них не пошел на уступки похитителям. В феврале 1976 года, при Альфонсо Лопесе Мичельсене, М-19 похитила председателя Конфедерации трудящихся Колумбии Хосе Ракеля Меркадо. Повстанцы судили его и приговорили к смерти за предательство рабочего класса; Меркадо был убит двумя выстрелами в затылок после того, как правительство отказалось выполнить политические требования М-19.
В правление Хулио Сесара Турбая, 27 февраля 1980 года шестнадцать бойцов отборного подразделения повстанцев захватили посольство Доминиканской республики и в течение шестидесяти одного дня удерживали в заложниках почти весь дипломатический корпус, аккредитованный в Колумбии. В том числе послов США, Израиля и Ватикана. Геррильерос требовали пятьдесят миллионов долларов выкупа
6 ноября 1985 года отряд М-19 захватил здание Верховного суда в разгар рабочего дня, когда там было полно народу. Повстанцы потребовали осудить президента Белисарио Бетанкура за невыполнение обещания установить мир в стране. Президент от переговоров отказался, и армия через десять часов кровопролитных боев освободила здание от террористов; в ходе операции неустановленное число людей пропало без вести, а девяносто пять гражданских лиц погибло, среди них – девять членов Верховного суда и его председатель Альфонсо Рейес Эчандиа.
Ну а президент Вирхилио Барко уже под конец своего правления не сумел вызволить из рук похитителей Альваро Диего Монтойю, сына главы президентской канцелярии. Спустя семь месяцев гнев Пабло Эскобара обрушился на преемника Барко, Сесара Гавирию, который, едва заступив на пост, столкнулся с проблемой взятия в заложники десяти известных колумбийцев.
Однако в первые пять месяцев своего президентства Гавирия все-таки добился, чтобы политические вихри в Колумбии несколько поутихли. До поры до времени буря не разразилась. Он сумел достичь политических договоренностей и созвать Конституционную Ассамблею, которую Верховный суд наделил полномочиями, достаточными для решения любых проблем. В том числе и самых острых – проблемы экстрадиции колумбийских граждан и амнистии. Но главный вопрос как для правительства, так и для наркомафии с повстанцами состоял в том, что пока в стране нет эффективной системы правосудия, невозможно выработать мирную политику, которая бы позволила отделить овец от козлищ: привлечь добропорядочных граждан на сторону государства, а преступников всех мастей поставить вне закона. В те дни вообще все обстояло сложно. Особенно тяжело было получить объективную информацию и воспитывать детей, учить их различать добро и зло.
Правительство, несмотря на свои значительные политические успехи, не пользовалось доверием граждан, которые были недовольны низким профессионализмом служб безопасности, а мировая пресса и международные правозащитные организации подливали масла в огонь. Эскобар же, напротив, снискал такое доверие масс, которое партизанам не снилось даже в самые лучшие для них времена. Люди охотнее верили вранью Невыдаванцев, нежели правде, которую говорило правительство.
14 декабря был издан указ 3030, который представлял собой модифицированный вариант указа 2047 и аннулировал все предыдущие распоряжения. Среди прочих новшеств в указе предусматривалось юридическое поглощение вины. Это означало, что когда человека судят за несколько преступлений, будь то в рамках одного судебного процесса или нескольких, сроки приговора не суммируются, а выбирается наибольший. Еще в указе устанавливалась процедура и определялись сроки предоставления улик из-за границы. Но два главных препятствия для явки с повинной устранены не были: условия отказа от экстрадиции по-прежнему оставались неопределенными, а правительство по-прежнему настаивало на том, что для преступлений, попадающих под амнистию, должен существовать некий крайний срок. Вернее сказать, добровольная сдача правосудию и признание вины указывались как совершенно необходимое условие для неприменения экстрадиции и уменьшения срока приговора, однако это касалось лишь тех преступлений, которые были совершены до 5 сентября 1990 года. Пабло Эскобар выразил свое отношение к указу в разгневанном письме. Его резкая реакция объяснялась, помимо всего прочего, обстоятельством, о котором он предпочитал не распространяться публично: дело в том, что ускорение обмена уликами с США упрощало экстрадицию.
Но больше всех был поражен Альберто Вильямисар. Ежедневно общаясь с Рафаэлем Пардо, он рассчитывал, что правительство пойдет на компромисс. Однако указ оказался еще жестче прежнего. Альберто был не одинок в своем мнении. Недовольство было всеобщим, и буквально со дня появления второго указа в правительстве начали разрабатывать третий.
Ужесточение требований указа 3030 объяснялось легко: радикальное крыло в правительстве восприняло примирительные заявления Невыдаванцев и освобождение безо всяких предварительных условий четверых журналистов как признак слабости наркомафии. Политики убедили президента, что Эскобар загнан в угол. На самом же деле он был силен как никогда, поскольку остававшиеся в его руках заложники были мощнейшим средством давления на общество, а Конституционная Ассамблея вполне могла отменить экстрадицию и объявить амнистию.