История похищения
Шрифт:
Репортер преградил ему дорогу и сунул под нос микрофон.
– Странно, что вы так доверяете этим типам!
– Это военная клятва, – ответил Вильямисар.
Самые стойкие журналисты все же оставались в коридорах – а кое-кто и в баре, – пока Вильямисар не выпроводил их на улицу, заявив, что пора запирать дверь. Часть заночевала прямо в машинах и микроавтобусах, припаркованных у дома.
В понедельник Вильямисар проснулся по привычке в шесть утра, к выпуску новостей, но провалялся в кровати до одиннадцати. Он старался не занимать телефон, однако друзья и журналисты трезвонили не переставая. Ожидание заложников было
Падре Гарсия Эррерос навестил Мариаве и по секрету сказал, что ее мужа освободят в воскресенье. Неизвестно, откуда он узнал об этом за трое суток до первого заявления Невыдаванцев, однако семья Сантосов ему поверила. На радостях падре сфотографировался с Мариаве и детьми, и снимок был опубликован в субботнем выпуске «Тьемпо» в надежде, что Пачо поймет намек. Так и произошло. Раскрыв газету, Пачо интуитивно почувствовал, что переговоры падре завершились успешно. Он провел целый день в нетерпеливом ожидании чуда, наивно пытаясь выудить у охранников какую-нибудь информацию, но потерпел фиаско. Радио и телевидение, постоянно в последние недели муссировавшие тему освобождения заложников, в субботу обходили ее молчанием.
Воскресенье началось так же. Пачо, правда, показалось, что охранники вели себя утром странно, проявляли тревогу, но потом все мало-помалу вернулось в привычную колею. По случаю выходного на обед дали пиццу, по телевизору смотрели кучу фильмов и передач, немного поиграли в карты, немного в футбол. И вдруг, когда никто уже этого не ожидал, в передаче «Криптон» сообщили о решении Невыдаванцев освободить двух оставшихся заложников.
Пачо вскочил и с торжествующим воплем кинулся обнимать охранника.
– Я думал, у меня сердце разорвется! – вспоминает он.
Однако охранник проявил стоическую подозрительность.
– Все равно подождем подтверждения.
Они кинулись переключать телевизор на другие программы: везде говорилось про заявление. По одному каналу даже показали репортаж из редакции «Тьемпо», и Пачо впервые за восемь месяцев ощутил вкус свободы: вспомнил унылые воскресные дежурства в редакции, различил знакомые лица за стеклянными перегородками, увидел и свое рабочее место… Еще раз сказав про заявление Эскобара, спецкор новостей поднес к губам редактора спортивного отдела микрофон, похожий на шоколадное эскимо.
– Как вы относитесь к этому известию?
Пачо возмутился, в нем вдруг взыграл шеф-редактор.
– Что за идиотский вопрос?! Неужели он ждал ответа: «Плохо! Лучше бы Пачо задержали еще на месяц»?
По радио, как всегда, говорили не так определенно, но зато более эмоционально. В дом Эрнандо Сантоса хлынула целая толпа теле– и радиожурналистов, которые брали интервью у всякого встречного и поперечного. Это подхлестывало волнение Пачо. Он вполне допускал возможность, что его освободят прямо ночью.
– Так начались двадцать шесть самых долгих часов в моей жизни, – впоследствии вспоминал он. – Каждая секунда казалась часом.
Журналисты были повсюду. Телевизионщики сновали от дома Пачо к дому его отца; и там и там с воскресного вечера было полно родственников, друзей, зевак и репортеров со всего мира. Мариаве и Эрнандо Сантос бессчетное число раз перемещались из одного дома в другой, уносимые непредсказуемым потоком новостей, и в конце концов Пачо запутался, чей дом показывают на экране. Хуже всего было то, что в каждом
Охранники, отдыхавшие после дежурства, тоже пришли поздравить Пачо. Они так радовались, что он даже на миг позабыл, кто перед ним, и происходящее стало напоминать дружеские посиделки сверстников. Но затем он вспомнил свое намерение помочь бандитам вернуться к нормальной жизни и подумал, что его освобождение не даст довести благое дело до конца. Эти парни приехали когда-то из глубинки в Медельин, вели пропащую жизнь в кварталах бедноты, убивали и умирали, не испытывая ни малейшего раскаяния. В основном они происходили из разбитых семей, где отец играет отрицательную роль и все держится на матери. Привыкнув на службе у наркомафии к высоким заработкам, они совершенно не знали цены деньгам.
Когда Пачо с трудом заснул, то увидел кошмарный сон: как будто он свободен и счастлив, а потом вдруг открывает глаза – и над ним все тот же тюремный потолок… Остаток ночи его мучил сумасшедший петух. Он совсем обезумел и кукарекал почти над ухом, так что Пачо не мог понять, это явь или галлюцинация.
В понедельник в шесть часов утра по радио вновь подтвердили, что заложников освободят. Но когда – опять-таки не сказали. После бесчисленных повторений одной и той же новости наконец прозвучало, что в двенадцать дня падре Гарсия Эррерос проведет пресс-конференцию по итогам встречи с президентом Гавирией.
«О Боже! – мысленно воскликнул Пачо. – Хоть бы этот человек, который столько для нас сделал, не подкачал в последний момент!»
В час дня Пачо объявили, что его отпустят, но о точном времени он узнал лишь в пять, когда какой-то начальник в маске бесстрастно сообщил ему, что в соответствии с публичным заявлением Эскобара Маруха выйдет на свободу к семичасовому выпуску новостей, а он – к тому, который показывают в половине десятого.
Маруха провела утро более интересно. В девять к ней вошел какой-то командир, не из самых главных. Он уточнил, что ее освободят к вечеру, и поведал некоторые подробности переговоров падре Гарсии Эррероса. Возможно, ему хотелось загладить свою вину, ведь когда он приезжал в последний раз, Маруха спросила, действительно ли ее судьба сейчас зависит от падре. И шеф довольно-таки издевательски ответил:
– Не волнуйтесь! Ваша судьба в куда более надежных руках.
Маруха тогда решила, что он неправильно понял ее вопрос, и поторопилась заверить, что всегда относилась к падре с большим уважением. Правда, сначала она не обращала внимания на его проповеди, часто туманные и невразумительные, но как только он обратился к Эскобару, она поняла, что от этого зависит ее жизнь, и с той поры каждый вечер внимательно смотрела «Минуту с Богом». Маруха пристально следила за ходом переговоров, знала о поездках падре в Медельин, о том, как продвигаются дела с Эскобаром, и не сомневалась, что падре на правильном пути. Однако сарказм босса внушил ей опасения, что падре не пользуется у Невыдаванцев таким огромным доверием, как можно было предположить по его рассказам прессе. Поэтому теперь, получив подтверждение, что ее скоро освободят благодаря стараниям падре, Маруха очень обрадовалась.