История похищения
Шрифт:
– Все готово, – сказал он Вильямисару. – Едем к губернатору. Вы поедете одной дорогой, а я – другой.
Красавчик поехал на своей машине, а Вильямисар, падре Гарсия Эррерос и Марта Ньевес – в машине Марии Лии. У губернаторской резиденции мужчины вышли, а женщины остались сидеть в машине. Красавчик вел себя совсем не так свободно и решительно, как раньше, а держался в тени, за спиной Вильямисара. Увидев, как он входит в здание вместе с падре, кто-то поторопился доложить по телефону Рафаэлю Пардо, что Эскобар, яркий, высокий, элегантный блондин, минуту назад сдался губернатору.
Когда все уже собрались выходить, Красавчику вдруг передали по
Первый вертолет «Белл-206» взлетел с крыши губернаторской резиденции в самом начале четвертого. На борту находились генеральный прокурор и Хайме Васкес, Фернандо Гарсия Эррерос и радиожурналист Луис Алирио Калье, чья огромная популярность служила для Пабло Эскобара лишней гарантией безопасности. Спецагент должен был показать пилоту, где находится тюрьма.
Второй вертолет «Белл-412», рассчитанный на двенадцать пассажиров, вылетел спустя десять минут, когда Красавчик получил приказ по сотовому телефону. Вильямисар полетел с Красавчиком и падре. Не успел вертолет подняться в воздух, как по радио передали, что Конституционная Ассамблея «прокатила» правительство, проголосовав против экстрадиции: пятьдесят один человек высказался против, тринадцать – за, пятеро воздержались. Закон, запрещающий экстрадицию, был принят, но его еще предстояло ратифицировать. Доказательств сговора не имелось, однако довольно наивно предполагать, что Эскобар не знал о раскладе сил в Ассамблее. Вот почему он оттягивал до последнего явку с повинной.
Пилоты, летевшие за Пабло Эскобаром, чтобы отвезти его в тюрьму, следовали указаниям Красавчика. Летели совсем недолго и так низко, что казалось, Красавчик руководит не летчиком, а таксистом:
– Сверните на 8-е шоссе… так… прямо… теперь направо, дальше, еще дальше, до парка… все!
За деревьями вдруг показался роскошный особняк, обсаженный яркими тропическими цветами. Рядом прекрасное футбольное поле, идеально гладкое, похожее на гигантский бильярдный стол… И все это посреди шумного, перегруженного транспортом района Побладо!
– Садитесь здесь, – велел Красавчик, – и не глушите двигатель.
Лишь когда вертолет спустился на уровень дома, Вильямисар заметил вокруг футбольного поля по меньшей мере тридцать бойцов с автоматами на изготовку. Примерно половина их пошла по направлению к приземлившемуся вертолету, со всех сторон прикрывая собой человека, не заметить которого было невозможно. Волосы до плеч, иссиня-черная густая, жесткая борода до середины груди, смуглая, задубевшая на жгучем солнце кожа… Он был плотного телосложения, на ногах кроссовки, одет в голубую хлопчатобумажную куртку. А еще бросались в глаза легкость его движений и какое-то ужасающее хладнокровие. Вильямисар узнал Пабло моментально, просто потому, что никогда в жизни не видел таких людей.
Крепко второпях обнявшись на прощание с телохранителями, Эскобар приказал двоим из них залезть в вертолет с другой стороны. Это были его приближенные, Грязнуля и Отто. Затем он подошел к вертолету сам, не обращая никакого внимания на вращающиеся лопасти.
– Как поживаете, доктор Вильямисар?
– Нормально, а вы? – откликнулся Альберто.
Затем Эскобар любезно улыбнулся падре Гарсии Эрреросу и поблагодарил его за все. И только тут, казалось, заметил стоявшего на земле Красавчика. Тот, вероятно, думал, что его роль сводилась к сопровождению Вильямисара до усадьбы патрона, и не стал залезать в вертолет.
– Ты тоже садись, – распорядился Эскобар. – Чего отлыниваешь?
Никто не понял, это следует воспринимать как знак особого расположения или, наоборот, барского гнева, но тон был скорее доброжелательным. Красавчик, такой же растерянный, как и остальные, кивнул и расплылся в улыбке:
– Есть, хозяин!
А Вильямисар внезапно подумал, что Эскобар еще опаснее, чем принято считать. В его спокойствии и самообладании было что-то сверхъестественное. Красавчик попытался закрыть дверь со своей стороны, но не сумел, и второму пилоту пришлось ему помочь. Все были так взволнованы, что командир даже забыл отдать приказ о взлете. Пилот, привыкший действовать по команде, спросил:
– Взлетаем?
И тут Эскобар единственный раз выказал беспокойство.
– Конечно! – воскликнул он. – Давай поторапливайся!
Когда вертолет оторвался от поросшей травой площадки, Пабло спросил Вильямисара:
– Ну как, доктор? Все хорошо?
Вильямисар, не оборачиваясь, ответил вполне искренне:
– Прекрасно!
Больше он ничего сказать не успел, потому что полет закончился. Пролетев прямо над деревьями, вертолет сел на каменистом футбольном поле с разбитыми воротами, рядом с другим вертолетом, прибывшим на час раньше. Весь полет от резиденции губернатора до тюрьмы занял не больше пятнадцати минут и прошел как по маслу.
Но затем пришлось поволноваться. Правда, совсем недолго. Эскобар высадился первым, и его тут же обступило человек пятьдесят охранников в синей форме. Они были напряжены и слегка растеряны. Увидев наставленные на него со всех сторон длинные дула, Эскобар от неожиданности вспылил и властно крикнул, так что всех взяла оторопь:
– А ну убрать оружие, черт подери!
Начальник охраны мог бы и не повторять этот приказ, потому что когда он его повторил, команда Эскобара была уже выполнена. Пабло и его спутники прошли двести метров до здания, где их поджидало тюремное начальство, члены официальной делегации и Эскобаровы приспешники, приехавшие на машинах, чтобы сдаться вместе с боссом. Там же стояли жена Пабло и его мать, белая как полотно, с трудом сдерживавшая слезы. Проходя мимо, он ласково погладил ее по плечу, проговорив:
– Не волнуйся, родная!
Начальник тюрьмы шагнул навстречу Эскобару и протянул руку:
– Приветствую, сеньор Эскобар! Я – Луис Хорхе Патакива.
Эскобар обменялся с ним рукопожатием. Затем задрал левую штанину и отстегнул от лодыжки кобуру. Это был не пистолет, а настоящее сокровище: «зигзауэр-9» с золотой монограммой, инкрустированной в перламутровую ручку. Обойму Эскобар вынимать не стал, а просто вытащил патроны один за другим и бросил их на землю.
Этот несколько театральный жест, вероятно, отрепетированный заранее, был призван продемонстрировать доверие к начальнику тюрьмы, который, получив назначение в Энвигадо, лишился сна. На следующий день в газетах написали, что, отдавая Патакиве пистолет, Эскобар произнес: