История Полоцка и Северо-Западной Руси
Шрифт:
Подражание новгородцам, или, ближе, полочанам, мало-помалу получило такое развитие в Литве, что у литовцев явились своего рода повольники. Эта сторона новгородской цивилизации до того пришлась по плечу лесным литвинам, что с ослаблением полоцких князей удальцы литовские, конные и пешие, стали делать набеги на все соседние земли и наводить ужас на мирных жителей своими грабежами и убийствами или помогать разным удельным полоцким князьям в качестве наемников. Так, в 1203 году, при нападении на Ригу, дружина князя Берсики главным образом состояла из литовской вольницы. Начиная с первых годов XIII столетия русские и польские летописи стали весьма часто упоминать о литовских набегах на тот или другой край, не обозначая предводителей этих набегов; из чего прямо можно заключить, что набеги сии производились толпами безымянной вольницы. Но повольники литовские походили на своих собратьев полоцких и новгородских только отвагою и буйством, только эту сторону повольничества могли усвоить себе лесные литвины; но они не были ни колонизаторами, ни промыслителями новых владений для своей метрополии по той простой причине, что у них не было и самой метрополии, не было центра, к которому бы можно было присоединить их промыслы. Литовская земля, с падением могущества полоцких русских князей, представляла рассыпанную храмину, пока не собрал ее Гедимин. А посему литовские повольники могли быть и действительно были только дикими лесными грабителями, они грабили только для своей наживы и вовсе не имели в виду выгод своей метрополии, которой у них не было или которою у них был дикий непроходимый лес, к которому примышлять нечего. У литовцев не было собственно литовских городов, построенных самими литовцами,
Но, несмотря на своеобразное выражение форм общественной жизни у литовцев, когда они выступили на историческое поприще, формы сии, за исключением религиозной стороны, были, в сущности, чисто полоцкие, только видоизмененные по характеру литвинов. Литовцы не могли заимствовать сих форм ниоткуда, как только от полочан, с которыми одними находились в самых тесных связях, вплоть до того времени, как выступить им на поприще истории. Кроме Криве-Кривейто и целого сонма лесных богов, как свидетельствуют все дошедшие до нас памятники, литовцы, жители лесов и болот, не ведали ничего, относящегося к общественной жизни, они жили рассеянно в лесных трущобах, не приступных для всякого постороннего, и даже едва ли занимались земледелием, а промышляли звероловством, рыболовством и до некоторой степени скотоводством; у них не было ни городов, ни даже сколько-нибудь значительных селений; каждая семья, большая или малая, жила отдельно от других и не знала другой власти, кроме власти Криве-Кривейто и своего старейшины. И таковыми литовцы оставались до появления в их краю полоцких колоний, которые по миролюбивому их характеру, были приняты без сопротивления. Только с появлением полоцких колоний, мало-помалу проникших по рекам в глубь литовских поселений, постепенно начинает изменяться общественный быт литвинов; вероятно, с этого только времени в Литве начали появляться волости или округи с народными сходками и с выборными старостами, по образцу полоцких колоний, да и то только в тех местах, которые более обрусели, где полоцкие колонии были чаще и многочисленнее. В этих только местах прежде всего выделились большие люди, богатые и сильные землевладельцы, заимствовавшие от полочан название бояр; а потом из бояр выделились сильнейшие и богатейшие и образовали из себя княжеские роды по образцу русских князей. Но все сии изменения происходили только, как уже сказано, в племенах более или менее обруселых под влиянием полоцких колоний; в тех же племенах, в которых колоний было меньше, например на Жемайтии, литвины более или менее оставались литвинами, т. е. жителями лесных трущоб; но и сии местности не оставались без влияния полоцкой цивилизации; так, например, земледелие было более или менее распространено между всеми литовскими племенами, или литвины, прежде миролюбивые, как бы в подражание полочанам, сделались воинственными и даже познакомились с некоторыми началами общественности. Таким образом, литовцы выступили на поприще истории более или менее русскими людьми; у них литовского оставалось за это время только язык и религия и некоторые исконные обычаи, не шедшие вразрез с русскою цивилизациею, других особенностей от полочан они не имели. И это было главною причиною их неимоверных успехов в первые полтораста лет их исторической деятельности. Их князья действовали как русские князья, как наследники выродившихся полоцких князей Изяславова дома; они говорили по-русски, и русский язык был официальным языком и при дворе, и на суде, и в управлении; их окружали, их главными помощниками были или русские люди, или обруселые литвины; они даже своих детей отдавали на воспитание соседним русским князьям, сами женились на русских княжнах и своих дочерей выдавали за русских князей. Все это ставит литовское племя в истории Полоцка почти в одинаковое положение с полочанами; полочане и литовцы с первых же времен истории здешнего края составляют один нераздельный народ. Хотя и то и другое племя разнится по происхождению, языку, религии и некоторым обычаям; но цивилизация постепенно сглаживает сии разности, не уничтожая природных типов того и другого племени, оставляя литвина обруселым литвином, полочанина – полочанином.
В северных пределах полоцких владений и по прибрежью Балтийского моря жили старожитные туземцы, по правому берегу Западной Двины летголы, или латыши, частию занимавшие и левый берег; на левом берегу Двины и по прибрежью Балтийского моря ливы; а на юг от ливов и частью на юго-запад земгалы и курши, или куроны. Границы поселений летголы, или латышей, простирались на восток до впадения Полоты в Двину, где и до сего времени еще есть латышские поселения, да и самый Полоцк был построен на границах летголы и литвы. Латыши, или, по летописям, летгола, были племени литовского: у них была та же религия, как и у литовцев, язык их первоначально также был вероятно литовский, но с течением времени много изменившийся через смешение с языком соседей. Латыши, единоплеменники литвинов, в глубокой древности, судя по дошедшим до нас известиям, находились постоянно во враждебных отношениях к литве. Полоцким князьям они платили дань, как свидетельствует Нестор, и в их земле было построено несколько русских городов, и даже в главном на них, на правом берегу Двины, – Берсике, жил постоянно удельный полоцкий князь, вероятно управлявший всею землею летголы, составлявшей его удел. Кроме Берсики по землям летголы были еще полоцкие колонии в южной ее половине, о которых упоминается в ливонских летописях начала XIII века, – таковы тянувшие к Берсике: Сопикле, Антина, или Автино, Мемоке, Витисело, Леттагора, Лепень, Бабнино, Зердени, Авценица, Алека и другие, которых имена сильно искажены немецкими летописцами, но очевидно русские.
По всему вероятию, летгола, или латыши, не были так близки к полочанам, как литва, хотя они и платили дань полоцким князьям, но полоцкая цивилизация к ним плохо прививалась; по свидетельству Ливонских летописей, они отличались жестокостью и дикостью. Может быть, этому способствовало и то, что земли летголы лежали между землями Полоцкими и Псковскими; следовательно, на летголу наступали чужеродцы, пришельцы с двух сторон, с юга полочане и с северо-востока псковичи; а посему необходимость защищаться с двух сторон особенно ожесточала латышей. Но как бы то ни было, они тяготились и псковичами, и полочанами, и литовцами; и посему когда в начале XIII столетия в устьях Двины утвердились немцы и выстроили Ригу, то латыши из первых перешли на немецкую сторону и приняли от немцев священника, который и построил первую в Латышской земле латинскую церковь над Ропою и с согласия народа принял обязанности судьи над латышами. А в 1206 году латыши с рижскими немцами уже воюют против ливонского племени Торейды, и под предводительством своего вождя Кавпона, уже побывавшего в Риге и выучившегося немецкому языку, произвели большое опустошение в Торейде. В 1207 году летгола уже помогает немцам при отражении набегов литвы; в следующем же году вместе с ливью воюет против чуди, или эстов. Когда же в 1210 году ливы, чудь, курш, литва, земгалы и полочане предприняли поход против Риги, то летгола, или латыши, пришли помогать немцам и способствовали освобождению Риги от осады. В 1211 году латыши вместе с немцами идут воевать против чуди, или эстов. А в следующем году летгола, ливы и немцы, как союзники, ведут переговоры с полоцким князем о мире, вследствие которого ливы были освобождены от дани полоцким князьям; в этом же году земля летголы была разделена между рижским епископом и ливонским орденом меченосцев. В 1214 году немцы в соединении с летголою и ливью отнимают Берсику у князя Всеволода; а в следующем году опять соединенными силами нападают на остров Эзель. Все сии известия прямо
Относительно внутреннего устройства летголы мы знаем, что латыши делились на несколько мелких племен, живших независимо друг от друга и управлявшихся своими старшинами, которые, впрочем, едва ли были выборные, или, по крайней мере, между старшинами летголы были наследственные богатые и сильные землевладельцы, от которых их старшинская власть переходила к детям их и к потомкам; следовательно, таковые старшины были что-то вроде князей; впрочем, летописи постоянно их называют старшинами, а иногда начальниками или вождями, но никогда князьями. Между старшинами, кажется, некоторые по своему могуществу и богатству имели влияние и даже власть над другими старшинами, менее сильными и богатыми. Так, у Генриха Латыша под 1208 годом сказано: «Возстал Варидот с другими старшинами латышей и отправились в Ригу просить помощи против эстонцев». Или старшина в племени трикатов Талибальд по своему могуществу был как бы властителем в своем племени; и когда в 1215 году он был убит эстами, то его сыновья Рамека и Друнвальд со своими друзьями и родственниками подняли летголу своего племени на эстов, чтобы мстить за смерть отца. Или в 1223 году старшины и начальники летголы Варигербо и Рамека отправились опустошать Эстонскую землю, каждый со своим племенем.
Летгола, или латыши, со всех сторон окруженные врагами, выучились строить города, или остроги-замки, в которых отбивались от нападения врагов. Так, под 1208 годом у Генриха Латыша сказано: летголы, по возвращении из эстонского похода домой, начали укреплять свои городки, или остроги, и сносить туда все свое имущество, страшась нападения со стороны эстонцев. И таковых городков в Латышской земле было довольно много; иные из них принадлежали тому или другому племени, иные же были собственностью того или другого старшины или богатого землевладельца.
С полным утверждением немцев в Ливонии латыши окончательно выступили из-под власти полоцких князей; но немцы, их покровители, употребляя их как орудие для своих целей, вовсе не заботились о их развитии и сообщении им цивилизации; так что латыши, под властью полоцких князей выучившиеся строить города и, может быть, от полоцких колоний заимствовавшие земледелие, освободившись от полоцкого влияния, ни на шаг не двинулись вперед, погрязли в грубости и жестокости, а потом, с продолжением времени, были обращены немцами в полное рабство и лишились земли, которую немцы всю забрали себе. Кажется, с полным вероятием можно сказать, что главными орудиями в подчинении летголы немцам были сами старшины летголы, скоро подружившиеся с немцами и усвоившие себе немецкие обычаи. Этим старшинам, состоящим преимущественно из богатых и сильных землевладельцев, было выгодно встать на стороне немцев и усердно служить им, чтобы под их покровительством окончательно поработить бедный народ, в чем при помощи немцев они и успели, и поработили народ свой окончательно; но в свою очередь и сами за это должны были поплатиться или порабощением, или изменением своей национальности, т. е. обращением в немцев. Таким образом, Латышская земля, первая изменившая полочанам, первая и поплатилась полным порабощением немцами.
Земгалы, или, как пишут немецкие летописцы, по-латыни семигаллы, жили на левом берегу Западной Двины, начиная от поморья, а на восток их поселения простирались до группы озер, лежащих на север от Бреславля; южную границу Земгалии составляли литовские леса и пущи, а западную – жилища одноплеменных с земгалою курши, или куроны, западные соседи земгалы, на юг граничили с жемайтиею, а на запад и на север прямо примыкали своими поселениями к морю. Оба сих племени были литовского происхождения; язык и религия у них были литовские, и, вероятно, в доисторической древности составляли с литовцами один народ, признававший власть Криве-Кривейто; но как племена литовские искони мало имели связи между собою и каждое жило самостоятельною жизнью; а посему естественным образом в течение времени курши и земгалы мало-помалу сделались совершенно чуждыми и враждебными литве; но как это сделалось, мы не имеем никаких известий ни в наших, ни в чужеземных летописях. По свидетельству Нестора, курши и земгалы уже при самом начале платили дань Руси, т. е. ближайшему русскому владению – Полоцку. Были ли какие полоцкие колонии в землях земгалы и курши, мы не имеем об этом никаких известий; но, по свидетельству ливонских летописей, и курши, и особенно земгалы жили в согласии с полоцкими колониями на Двине; следовательно, есть вероятие, что полоцкие колонии были и в землях земгалы и курши; только следы сих колоний так затянуты немецким наслоением, что их теперь мудрено и даже невозможно отыскать.
По свидетельству ливонского летописца Генриха Латыша, земгалы при первом появлении немцев в устьях Двины стали к ним во враждебные отношения и, узнавши, что немцы начали строить каменные города, явились подо стенами Икесколы, опутала город большими канатами и думали сдвинуть его в Двину. Это первое известие ливонского летописца о земгале говорит, что немцы смотрели на его племя как на дикарей. Разумеется, земгалам не удалось сдвинуть Икесколы в Двину, и, прогнанные защитниками города, они должны были уйти в свои леса, очевидно находившиеся очень близко от первых немецких поселений на Двине. Но неудача под Икесколой не прекратила враждебных отношений между немцами и земгалою; так что в 1200 году ливонские немцы сделали запрет своим купцам, приезжающим из Германии, торговать с земгалою и посещать их страну. Земгалы, не прекращая своих набегов на ливонцев, признавших немецкую власть, в 1202 году сожгли немецкую церковь в Гольме и все тамошнее поселение, но тамошнего замка взять не могли и через своих послов заключили в Риге мир и с немцами, и с ливонцами. Исполняя добросовестно мирные условии, земгалы под предводительством своего главного старшины Вешгарда в 1206 году предуведомили немцев о замыслах Литвы, и пришли к ним на помощь, и вместе с немцами разбили Литву, возвращавшуюся с добычею и пленниками из эстонского похода. Но недаром земгалы помогали немцам против Литвы; в 1207 году тот же Вешгард опять явился в Ригу просить помощи на Литву; и немцы по его просьбе отпустили свой отряд воинов на помощь земгале. Хотя этот немецкий отряд был разбит литовцами и не много принес пользы; тем не менее земгалы, разбивши в свою очередь литовцев, часть литовской добычи прислали в Ригу. Но, очевидно, земгалы хотя и помогали иногда немцам, но еще не думали признавать немецкой власти над собою и не пускали к себе немецких поселений. Ибо когда в 1219 году небольшое поколение земгалы, жившее в Мезотине, согласилось креститься и пригласило в Мезотин немецкий гарнизон, то тот же Венигарь, главный старейшина земгалы, собрал большую рать из всех краев Земгальской земли, принудил немцев очистить Мезотин; и все племена земгалы, крещенные и некрещенные, заключили союз с литовцами против немцев, снова укрепили и распространили Мезотинскую крепость и учинили опустошительный набег на крещеных ливонцев, живших в Гольме; в ответ на это немцы с ливонцами и летголою собрали большое войско и с стенобитными орудиями отправились к Мезотину.
Мезотинцы долго и отчаянно защищались, Вешгард с литовцами приходил на выручку; но немцы своей многочисленностью наконец одолели, отогнали Вешгарда, взяли приступом Мезотин, разграбили его и сожгли, дозволивши жителям удалиться, куда кто знает. Но взятием и сожжением Мезотина дело не кончилось. немцы старались проникнуть в земли земгалы и обратить народ в латинство; а земгалы со своим старейшиною Вешгардом продолжали отстаивать свою независимость и не пропускать к себе немецких миссионеров. Наконец в 1225 году, во время приезда папского легата, Вешгард пришел по его приглашению в Ригу и, по настоянию легата, дозволил немецкому миссионеру проповедывать латинство земгале. А в 1231 году рижский епископ Николай третью часть земель земгалы крещеной и некрещеной отдал уже рижским гражданам – немцам за поднятые ими труды и издержки по распространенно латинства между соседними идолопоклонническими племенами. Конечно, немцы по благословенно папы имели обычай делить между собою еще непокоренные земли; но тем не менее из указанного дележа 1231 года видно, что немцы уже наложили свою тяжелую руку на свободную земгалу, хотя еще и не успели покорить ее не только оружием, но и крещением.