История Пурпурной Дамы
Шрифт:
Свернув свиток, Мурасаки бросила беглый взгляд на Кейко, заметив, что тот скомкал своё предсказание и отшвырнул его в сторону. У девушки возникло непреодолимое желание узнать о его содержимом…
Предсказания Куронуси взволновали не только Кейко и Ояко. Многие обитатели имения не могли уснуть этой ночью. Созерцая луну, они изливали душу рисовой бумаге…
Фудзивара Тамэтоки, любуясь луной, написал следующие строки:
Вздымается волна из белых облаков,Как в дальнем море, средь небесной вышины,ИФудзивара Кейко извёл несколько свитков китайской бумаги, прежде чем написал:
Обычно никогда о ней не думал,Но вот настала ночь,Когда жалею я,Что эта светлая лунаУходит и скрывается от взора.Сей Сенагон, снова впав с меланхолию, размышляя над бренностью человеческой жизни и непостоянством мужчин, написала:
Ниспадают жемчуга на нитях шторы,О, какой никчемной кажется лунаВ час ночной, когда сидишь однаИ через бамбуковые шторыВ одиночестве глядишь на небосвод!Ослеплённый любовью к Ояко, Митисада размашистыми иероглифами написал:
Хочу, чтобы луна,Что завтра ночьюВновь засверкает ярко в вышине,Спускаясь, задержалась в небе,И эта ночь продлилась бы вдвойне!Мурасаки написала пятистишье, которое затем из вежливости подарила Кейко:
Месяц светлый, что должен сиять,Как поверхность прозрачных зеркал,Не облака ль белотканныеСкрыли от взора?Госпожа Найси невольно взгрустнула, из-под её кисти появились следующие строки:
Вечные своды небесОзаряющий месяц…Не со времен ли боговОн уходит и снова приходит,А годы идут и идут….. [39]Глава 6
Геметцу – утрата иллюзий
39
Стихи
Через две недели в имении Фудзивара Тамэтоки состоялась брачная церемония: Мурасаки и Кейко стали супругами. Как и положено они провели три ночи вместе, после чего, следуя столичной моде, специально приглашённый буддийский монах из храма Камо, официально объявил их мужем и женой.
Мурасаки, как предполагала многоопытная в любовных делах, бывшая юдзё Хитороми, отнюдь не раскрылась в полной мере перед натиском Кейко. Мурасаки ожидала от брачной ночи нечто большего… Прочем, чего именно она и сама не знала. Однако, Кейко, обученный специально нанятой юдзё, проявил себе отнюдь не с худшей стороны. Но он был явно разочарован податливостью, безразличием и холодностью своей наречённой, а затем – и жены.
Мурасаки сдержала обещание: и стала послушной женой Кейко. Он вполне мог гордиться её красотой и образованностью. Но молодому мужчине не хватало главного: удовлетворения его пыткой страсти. Этого Мурасаки дать ему так и не смогла, а может быть и не захотела.
Ояко же проявила себя совершенно по-другому. В первую же ночь, проведённую с Митисадой, она покорила его такой неистовой страстью, что молодой мужчина несколько раз подряд «поднимался в райские сады Аматэрасу». Впрочем, Митисада и сам был страстным любовником.
Кейко и Мурасаки перебрались в Хэйан, в дом на Второй линии, купленный для молодожёнов совместными усилиями семейством Фудзивара. После чего Тамэтоки с чувством выполненного долга отправился в путь, его ожидала провинция Авадзи.
Не успели Ояко и Мурасаки обменяться парой писем, как Митисада получил назначение в провинцию Идзуми в качестве губернатора. Этому поспособствовал Масамунэ Оэ, отец Ояко. Тем более, что род Масамунэ владел изрядной частью провинции Идзуми. Словом, вскоре после свадьбы, Ояко отправилась к Мурасаки с прощальным визитом.
На сей раз, встреча двоюродных сестёр прошла сдержанно. Мурасаки сразу же заметила, что Ояко дивно расцвела и стала привлекательной молодой женщиной. Ояко же в свою очередь обратила внимание на неестественную бледность сестры и синяки под глазами, которые та пыталась скрыть при помощи косметики.
Сёстры прогуливались по саду. Мурасаки молчала, не желая первой начинать разговор. Казалось, что-то тяготило её…
Ояко, откинув всяческие формальности, задала прямолинейный вопрос:
– Что случилось, сестричка? Ты выглядишь усталой, грустной… И даже подавленной.
Мурасаки грустно улыбнулась.
– Мне кажется, Ояко, что семейная жизнь не для меня…
Ояко удивлённо вскинула брови.
– Тогда что же для тебя? Отдалённый горный монастырь, в котором ты похоронишь свою молодость? И будешь писать тоскливые стихи! Кстати говоря, их так и никто не прочитает… Разве что монахини…
Мурасаки тяжело вздохнула.
– Нет, я не хочу в монастырь… Монашеская жизнь не для меня. Я привыкла к комфорту и к имению отца. А этот новый дом… Всё в нём чужое…
Ояко оживилась.
– Тем более! Ты по-прежнему можешь жить в имении! Ведь ты не хотела покидать его, не так ли?
– Да… – едва слышно подтвердила Мурасаки. – Но я не думала, что всё так получится… – с горечью добавила она.
Ояко, почувствовав недоброе, остановилась, схватила сестру за руки и требовательно произнесла:
– Скажи, он разочаровал тебя в постели?
Мурасаки потупила очи в долу.
– Нет… Скорее я его… И он… поэтому… – внезапный приступ слёз прервал ответ юной женщины.