История, рассказанная в полночь

Сербжинская Ирина

Продолжил, поглядывая на «стряпчего».

— Брисс не приедет, так что нам нужна твоя помощь. Ты назначил плату: три дня свободы, — гоблин в упор взглянул на человека. — Мы платим тебе эту цену. Выследи и уничтожь беглого призрака!

«Стряпчий» спросил:

— Почему ты уверен, что это призрак? В прошлый раз, помнится, речь шла о бакбуре?

Куксон сжал ларец так, что крышка едва не треснула.

— Уверен, — сквозь зубы ответил гоблин.

— Потому что, если это бакбур…

Куксон остановился.

— Это

беглый призрак, — отчеканил он, изо всех сил пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания, да разве забудешь то, что видел возле «Стеклянной собаки»?!

— И ты его убьешь. И мне плевать, какая обида держит эту нежить на земле, я об этом и слушать не желаю! Ты его уничтожишь, а ежели не согласен — сейчас же убирайся обратно в камеру!

«Стряпчий» посмотрел на Куксона так, словно увидел его первый раз в жизни, потом покосился на «помощника Граббса».

— Призрак вырвал кому-то глаза? — шепотом спросил он у «Граббса».

— Да, — так же тихо ответил тот. — Но с Куксоном об этом лучше не говори. Он сейчас и сам кому угодно может…

— Ясно, — пробормотал «стряпчий».

А гоблин Куксон продолжал.

— Мейса от моего имени должен был взять с тебя особую клятву. Так?

— Так, — подтвердил «стряпчий». — Я произнес ее вслух.

Куксон кивнул. Клятва произнесена, значит, слово свое Синджей сдержит, чего бы это ему не стоило. По истечении же срока добровольно вернется в тюрьму: это условие тоже входило в клятву.

— Не разучился с призраками-то обращаться? — ехидно осведомился «помощник Граббс». — Как-никак, два года отдыхал!

Гоблин бросил в его сторону свирепый взгляд, «помощник» умолк.

Куксону очень хотелось оглянуться, чтобы проверить, идут ли следом колдуны бурубуру или же нет, но он помнил: главное — вести себя естественно, обычно. Если же озираться по сторонам, то это, чего доброго, покажется подозрительным.

Так-то оно так, да только удержаться нелегко, так что Куксон улучил минутку и все-таки оглянулся.

Одноглазые колдуны медленно шли по направлению к Западному крылу.

Уф-ф-ф… значит, ничего не заподозрили. Теперь главное — ворота миновать. А у ворот-то караульные тролли стоят! А ну как взглянут на «стряпчего» повнимательней да и заподозрят неладное?!

Но имелся у Куксона с Мейсой на этот случай особый план…

Гоблин посмотрел сначала на ворота, потом — на серое низкое небо.

Пора бы уже кое-кому и появиться!

И этот «кое-кто» появился.

…Элегантно помахивая фонарными щипцами, над тюремным двором пролетела фея Скарабара.

Тролли-надзиратели поприветствовали крылатую фонарщицу не без почтения. Во-первых, она каждый день зажигала и гасила фонари вокруг тюрьмы, трудилась, не покладая рук, а, во-вторых, попробуй-ка не проявить к фее должного уважения! Фонарные щипцы — штука тяжелая, и Скарабара никогда не

промахивалась, роняя их кому-нибудь на голову. К слову сказать, Скарабара была единственной, кому не требовалось получать разрешение на посещение тюрьмы: всем известно, что феи в земные дела не вмешиваются, поэтому всегда вне подозрений. Чародеи, что книжки о крылатом племени писали, выражались заумными мудреными словами: мол, «феи хранят вековой нейтралитет», но на самом деле все объяснялось проще: фей, никто кроме их самих, не интересует.

С высоты полета Скарабара обшарила взглядом двор, увидела знакомых, подлетела и повисла в воздухе на уровне человеческого роста.

— Мейса, на два слова, — решительно сказала она, помахивая фонарными щипцами. — Вчера в «Трилистнике» ты попросил меня прилететь сюда, когда солнце будет стоять ровно над главной башней Гильдии Магов. Я прилетела. Зачем?

— Ну, я…э-ммм… это свидание, Скарабара, — многозначительно пояснил «помощник Граббс».

Карие глазки феи удивленно округлились.

— Ты назначил мне свидание в тюрьме? Почему?!

— Очень просто: хотел тебя удивить! Я над этом долго думал, — проникновенным голосом признался «Граббс». — А потом и придумал! Дай, думаю, назначу ей свидание в тюрьме, пусть удивится! Другая бы, конечно, не оценила такого поступка, посчитала бы странным, но только не ты, правда? Ты — другое дело, ты особенная, не похожая на других. Есть, Скарабара, в тебе какая-то загадка, тайна, разгадать которую никому не по силам…

Фея погрозила ему фонарными щипцами.

— Врешь!

— Клянусь! — вдохновенно продолжал «помощник Граббс».

Куксон, слушая, только ушами повел: вот уж язык без костей!

— Я, как только в первый раз тебя увидел… помнишь, тогда, в «Трилистнике»? Я был…

— Ты был с какой-то девицей, — поджала губы фея. — Я прекрасно помню.

— С девицей? Что за девица? А… да я уж ее и забыл.

— Ты с ней встречался!

— От отчаяния! Исключительно, от отчаяния! На самом деле, я надеялся встретить ту, единственную которой буду хранить верность до скончания веков!

Куксон нахмурился: долго он еще болтать собирается?!

— А когда встретил тебя, то сразу понял, что ты и есть та самая, единственная, — заторопился «Граббс»: видно, тоже беспокоился, что время поджимало. — Имей в виду, я никому еще не говорил таких слов, только тебе!

Щечки феи порозовели.

— Хм, — польщено мурлыкнула она. — Кстати, о той девице. Я все узнала! Она утверждает, что происходит из русалок, а на самом деле — из водяных кикимор.

— Из кикимор?! О, ты открыла мне глаза… а я- то думал, кого она мне напоминает? Надо же, какая ты умная! И красивая, и вообще… м-м-м… а теперь, Скарабара, не могла бы ты… э-э-э-э… не могла бы ты подлететь к троллям у ворот и занять их небольшим, но интересным разговором?