История регионов Франции

Ле Руа Ладюри Эмманюэль

*

Между прочим, констатацией таких фактов устанавливаются точные границы Империи памяти, которой слишком часто некоторые подлинные исследователи, являющиеся при этом людьми политики или метафизиками, даже пата-физиками, хотят приписать в большей или меньшей степени наше историографическое наследие. Сельскохозяйственная история Юга пять или шесть тысячелетий, не более того — абсолютно выпадает из памяти. Она основывается исключительно на археологических находках и исследованиях с использованием углеродного метода. Все открытия, совершенные таким образом, однако, очень реальные, соответствуют (очень приблизительно) данным, которые уже полностью исчезли из воспоминаний мужчин и женщин и сохранялись там только в форме мифов (Деметра и происхождение зерна, Ной и начало виноделия и др.).

«Своеобразные характеристики» двух систем земледелия

*

Между первыми зачатками земледелия на Юге и галло-романским сельским хозяйством нарбоннской провинции, этого прекрасного зародыша современной Окситании,

был, если так можно выразиться, всего один шаг, и мы его сделаем, немного слишком бойко, чтобы еще раз установить самобытные характеристики этого обширного региона, более или менее «берегового» по отношению к внутреннему морю. Соха, так отличающаяся от того, что впоследствии станет плугом в северных областях, уже присутствовала на Юге еще даже до римского завоевания. На быка или корову, или на пару быков, которые тянули за собой соху, надевали ярмо, которое впоследствии, из региона в регион, соперничало с лошадиным хомутом, пришедшим от северных земледельцев. Севооборот в Лангедоке был двупольным и оставался таким в течение тысячелетий: за годом под паром следовал год сбора урожая. И напротив, на Севере в разное время восприняли «трехпольную» инициативу. Орошение лугов и плодовых садов, специфичное для французских провинций крайнего Юга, а также для Каталонии и Лигурии, существовало, скорее всего, с римской эпохи. Напомним по этому поводу знаменитый стих одного латинского поэта:

Claudite jam ripas, pueri, sat prata biberunt (Закрывайте трубы, рабы, луга достаточно напились).

«Южная» жатва производилась серпом, или скорее воланом, «длинным серпом с узким и слабо изогнутым лезвием» [245] . Коса для срезания колосьев появилась значительно позднее, с севера пришла на юг, начали ее использовать во Фландрии, а, конечно, не в Провансе. На юге, в средиземноморском климате, зерно молотили на гумне. Достоинства такой «молотьбы» не стоит, кстати, преувеличивать. В этой системе, которая заключалась в том, чтобы пускать лошадей бегать по разложенным колосьям, была масса недостатков, которые отмечал, значительно позднее, каталонский аббат Марсе, столь дорогой исследовательницы мадам Марсе, и кюре Корнелла из Ривьеры в 1785 году. «Владельцы лошадей заламывали непомерные цены, забирая у земледельца по одному колосу из каждых тридцати. С другой стороны, надо было кормить возчиков (этих лошадей), людей, которые готовы были есть за троих, всегда хотели пить, считали, что пить воду очень вредно и приводили с собой собак, которые после жатвы становились особенно упитанными. Что касается лошадей, которые молотили, они тонули в колосьях до самого брюха и съедали часть их. Не было такого животного, которое за день молотьбы не съело бы около половины меры зерна…». В итоге оказывается, что молотьба цепом, распространенная в Северной Франции и в некоторых немногочисленных деревнях Нижнего Лангедока, была более экономичной, более «прогрессивной» [246] ?

245

Marcet Alice в кн.: Cholvy G. Op. cit. P. 278 (где речь идет, по правде говоря, о Руссильоне, в этом отношении практически ничем не отличавшемся от Лангедока).

246

Ibid. Р. 279.

Виноград и оливковые деревья были завезены в благоприятную климатическую зону (средиземноморскую) сначала греками, потом римлянами. И наконец, многочисленные сельскохозяйственные орудия, более или менее своеобразные для данного региона, относятся также к доримской эпохе, или, самое позднее, к периоду римского завоевания.

Последнее тысячелетие до Рождества Христова было действительно богато событиями, которые предопределялись географическим положением региона. Юг первым испытал на себе влияние эллинизма, благодаря тому, что около 600 года до нашей эры была основана родосская колония в Марселе. Юг также был первым регионом, где оставила отпечаток римская культура, в том числе и в области языка, что вполне естественно явилось предвестником окситанского своеобразия, как в прошлом, так даже и настоящем. Это «первенство» относится к раннему утверждению Нарбоннской провинции, которая вскоре стала производить вино и оливковое масло; она была связана еще до нашей эры с метрополией в Лациуме, который вскоре стал столицей империи. Рим уже не в Риме, он уже весь в Провансе…

Поныне квадратный дом в Ниме, «Антик» в Сен-Реми-де-Прованс, Пон дю Гар служат свидетельством огромного культурного вклада, оставленного «Urbs». В течение всего этого периода, короткого, по правде говоря, этому процессу не было равных в Косматой Галлии в Центре и на Севере: это опять же свидетельствовало об опережении Юга в развитии, как за пять или шесть тысяч лет до того. Впоследствии Югу стал принадлежать самый настоящий административный, если не политический, перевес. Римские дороги, которые свидетельствуют о некотором централизме, сходятся, на самом деле, в Лионе, в южной половине Галлии. Геохронологические несоответствия такого рода сохранились. Например, виноградники в галло-романской зоне во времена апогея Империи долгое время были сосредоточены к югу от линии, проходившей между Либурном и Женевой. За эту границу развивающееся виноделие вышло и продвинулось на север только в III веке нашей эры…

…Но виноградники в Нарбоннской провинции не были единственной культурой: перед нами предстает, по меньшей мере, в строго средиземноморской зоне, классическая триада — оливы, виноградники, злаки. О важности последних, например, на равнинах в нижнем течении Роны, говорит загруженность водяных мельниц в Барбегаль, около Арля. Что касается производства оливкового масла, то археологи часто находят каменные противовесы для выдавливания масла, а также разнообразные сельскохозяйственные и винодельческие орудия, очень похожие на те, что сохранялись в Провансе (и их названия — в провансальском языке близки к латинским) практически до наших дней: то различные типы мотыг (eissado), то разного рода кирки (trenco, descaussadou, bucaas или bigot) или poudo для срезания виноградной лозы, произошедший от «faix vineatica» Колуселя. А еще лопаты, топоры дровосеков, лемехи плугов в форме наконечников копья, но гораздо более тяжелые и приземистые, чем оное. И наконец, орудия ремесленников, как по металлу,

так и по дереву, чья работа была так важна для местных жителей: «молоты, щипцы, долота, напильники…».

Сельское или «крестьянское» поселение римской эпохи, в свою очередь, представляло собой oppida — поселение на возвышенности, более или менее укрепленное… и более или менее опустевшее в эпоху империи, поскольку люди спускались на равнины, где их привлекала большая безопасность, которую им гарантировали римские завоеватели, великие миротворцы перед лицом вечности. Итак, существовали oppida, хотя и приходили в упадок, а также vici, другими словами, небольшие, но иногда и крупные хутора, предшественники нынешних хуторов, деревень и даже ферм. И затем получили распространение одиночные дома — в этом также сказалось римское влияние. Это знаменитые виллы, большие или очень большие владения, их центром был отдельно стоящий дом хозяина, который окружали ферма и хозяйственные постройки. Распространение вилл, благодаря римской инициативе и римскому миру, явилось одним из коренных новшеств или достижений на юге на рубеже тысячелетий (в нарбоннской провинции это произошло в последнем веке до нашей эры и особенно в первые века после Рождества Христова). Обычно виллы группировали свои постройки вокруг большого двора, часто снабженного бассейном, вокруг которого располагались жилье владельца и хозяйственные помещения: сараи, конюшни, стойла, риги, чердаки, погреба, кузницы, столярные и ткацкие мастерские и наконец жилища сельскохозяйственных рабочих, рабов и ремесленников, прикрепленных к владению [247] . Виллы во многих случаях были предками некоторых современных крупных сельских владений в области диалектов «ок», как, например, тех, что встречаются на равнине, между Монпелье и морем, ставшей в то время виноградарской или винодельческой, пока в наше время здесь не начали строить огромные магазины… Галло-романская вилла была комфортабельной, даже роскошной, что касалось жилья владельца, происходившего из римлян или выходца из местной элиты, до того кельтской. Она также представляла собой (благодаря мастерским, которые ее окружали) мануфактурное предприятие в этимологическом значении этого слова. На местах производили орудия, необходимые для местного сельского хозяйства и для продажи собственной продукции. На больших виллах в средиземноморском Лангедоке (Аспиран, Корнельян, Саллель д'Од…) мы находим в наши дни остатки гончарных печей, находившихся рядом с домом хозяина владения, в которых обжигали амфоры, необходимые для хранения вина. Потом для этого станут использовать бочки, изобретенные к северу отсюда аллоброгами из Дофине, также в римскую эпоху, в окрестностях города Вьенн.

247

По: Cholvy G. et al. Op. cit. P. 75.

В Нарбоннской провинции разводили баранов, коз, крупный рогатый скот и свиней. Животные, из молока которых делали сыр — овцы, коровы и козы, — паслись в окрестностях Нима или в Жеводане. И наконец, по костям и останкам разнообразной дичи, которые находят в наши дни археологи в выгребных ямах вилл, можно судить, на кого охотились в то время.

Рыбу ловили бронзовыми крючками и сетями с привязанными к ним каменными грузилами. Конечно, рыболовством занимались на море, но также на «соленых озерах» Латт, а устриц ловили в нарбоннских прудах.

Что касается промышленного производства, то здесь выплавляли металл, и археологи часто находят куски окалины с кузнечными щипцами. Таких мест очень много в районе Марти, расположенном в Монтань Нуар.

Процветало здесь и гончарное производство. Изделия из Грофесенка снабженные печатью, долгое время пользовались известностью на широких просторах Империи. Экспорт этой продукции шел через нарбоннский порт. Свидетелями этого, хотя на них и не обращают должного внимания, являются непроданные вазы, горшки, разбитые до погрузки на корабль; они все еще остаются, поскольку никто не знает, что с ними делать, в галло-романском слое археологических раскопок на территории нарбоннского порта. Владельцами горшечных мастерских в южных районах центрального массива, авторами этих куч продаваемой или выбрасываемой керамики были свободные люди, использовавшие труд рабов. Зимой все, рабы и свободные, возили дрова для печей, вазы обжигали весной [248] .

248

Barruol G. // Cholvy G. Op. cit. P. 81–82, 84.

*

В том, что касается городской жизни в Нарбоннской провинции, примером нам может служить Арль, занимавший центральное положение. В эпоху расцвета Империи население Арля составляло приблизительно от 5 000 до 10 000 жителей. Миновать этот город на Роне было невозможно, ибо здесь находился понтонный мост на пути из Испании в Италию, соединявший Виа Аурелия (на востоке) и Виа Домиция (на западе). Этот самый понтонный мост продолжал функционировать вплоть до времен нашего Старого режима, настолько Рона была глубокой в этом месте, и для того, чтобы построить настоящий каменный мост потребовались разнообразные инженерные работы, которые в античную эпоху не всегда могли выполнить. На этом мосту всего-навсего одну за другой меняли лодки, по мере их износа, и это в течение жизни примерно пятидесяти поколений, которые прошли, таким образом, со времен Римской империи и до королей династии Бурбонов… Итак, в галло-романскую эпоху через Арль [249] доставлялись в Галлию товары, приходившие из средиземноморских земель Империи. В обмен через этот город шло в Рим зерно из внутренних областей страны, включая Бургундию. Это было зерно, которое везли по Соне и Роне, а в Барбигале обязательно превращали в муку. Римские поселения представляли для этих будущих провансальцев, каковыми были жители низовьев Роны, великолепный рынок сбыта, поскольку в столице империи, по достоверным оценкам, насчитывалось от 800 000 до миллиона жителей, включая пригороды, в эпоху триумфа тех удивительных глав государства, какими были Флавии, затем Антонины, прекрасным образцом которых был Марк Аврелий.

249

Я благодарю Синте из Арльского музея за те сведения, которые он мне любезно предоставил по этому поводу и по последующей истории Арля, по эпохе поздней Античности и расцвету Высокого средневековья.