История регионов Франции
Шрифт:
Образцовая преданность властям со стороны всемогущего духовенства (несмотря на попытки светских сообществ держаться от него подальше) гарантирует поддержание порядка в пользу спокойствия в регионе, плюс к тому это выгодно далекому французскому правительству. Однако, волнения, ознаменовавшие собой десятилетие 1760-х годов, вносят некоторый элемент нестабильности в образцовую фламандскую церковь. Через некоторое время профессора колледжей, нашпигованные идеями ораторов-янсенистов и священников, проповедовавших жизнь среди мирян, при Людовике XIV раскрываются для восприятия новых взглядов (конечно, с некоторой долей сдержанности!), эти идеи впоследствии одержат верх после 1789 года.
Система образования в Вестхуке, скажем так, была для своего времени очень хорошо развита: почти в каждой деревне была своя школа с учителями в треуголках, в восьми колледжах, дававших среднее образование, в головы ученикам вдалбливали латынь, фламандский язык и совсем чуть-чуть французского, тогда как университеты в Дуэ и Лувене заботились об обучении студентов. В местной системе преподавания французский язык не был обязательным предметом. Несколько указов Людовика XIV по этому вопросу остались практически мертвыми словами. Но в регионе настолько престижно стало говорить на национальном языке Парижа и Версаля, что элита в
В этом крошечном периферийном регионе Франции, где говорили по-фламандски, Французская революция нашла себе некоторую поддержку. В селах образуются народные сообщества, зажиточная буржуазия берет в свои руки значительную часть национальных богатств, фаланга адвокатов, врачей, крупных фермеров, почтовых чиновников составляет конкуренцию многочисленным старым аристократам в местных органах власти. Некий Бушетт, сорокалетний адвокат, проповедует лозунги и идеи якобинского клуба. Но в массе своей местные священники, за Исключением нескольких профессоров колледжей, отказываются от клятвы духовенства в верности гражданской конституции. Едва языковая изоляция была подорвана, как это стоило клирикам их незыблемого положения. Помимо этого, в результате рекрутского набора среди молодых людей стало проявляться почти шуанство, и последствия этого стали ощущаться в 1813 году в выступлении против «корсиканского чудовища» Наполеона, любителя фламандского пушечного мяса, солдат, так глупо отдававших себя в огонь сражений в России, Германии, Франции. Кризисы, произошедшие из-за революции, войны, континентальной блокады на некоторое время явились причинами упадка порта Дюнкерка, такого процветавшего до этого периода: так называемые «патриоты», считавшие свои действия полностью правильными, даже не переименовали «Свободную дюну»! Преподавание, несмотря на тщетную попытку офранцуживания со стороны членов Конвента во II году (1794), продолжало вестись на фламандском языке, который был языком церкви и данного региона. Правящие классы, поверхностно поддерживавшие Наполеона, поскольку он нисколько не угрожал их материальным интересам, после 1815 года без всяких угрызений совести присоединились к разумному лагерю цензовой монархии.
В XIX веке в результате промышленной революции область Дюнкерка заметно выделяется из региона и вскоре склоняется к республиканским идеям и социализму. В деревнях Вестхука крестьяне, чей труд был эффективным и производительным, управлявшие своими современными плугами, остаются, однако, без всяких раздумий верными местному наречию и традиционной религии. Таково было гармоничное сочетание экономической динамики и консерватизма в области языка. Тем не менее проблема выживания фламандского языка встала в 1833 году, поскольку по закону Гизо региональный диалект, как во Фландрии, так и в других областях, немного оттеснялся в системе начального образования. Это оттеснение возобновилось в 1866 году Виктором Дюрюи. Естественно, между законодательными актами и реальными действиями и фактами существовала большая дистанция, которую в один прекрасный день сократили законы об образовании Жюля Ферри. Они сделали образование бесплатным, светским и ведущимся на французском языке. Обязательная военная служба, принятая в полной мере в годы роста III Республики, могла лишь ускорить процесс смешение молодого населения и облегчить волей-неволей восприятие национального языка.
Еще задолго до того, как стали приниматься крайние меры, при Второй империи, примерно за двадцать лет до закона Гизо, обозначилось движение в защиту языка, культуры и традиций Фландрии. В 1853 году, в то самое время, когда в Европе процветало национальное самосознание, Эдмонд де Куссмакер (из Байёля), чартист и судья, основал Французский Фламандский комитет, который стал выпускать периодический бюллетень, отмеченный высоким уровнем эрудиции. Сначала он преследовал культурные цели. В нем прослеживалось общее настроение двойного патриотизма: культ малой родины (Фландрии), заключенной в большую родину (Францию). Территория полномочий комитета простиралась, с точки зрения закона, в пределах франкоговорящей Фландрии (на самом деле, в области «валлонского» диалекта), за пределами языковой границы. Речь шла о том, чтобы оживить региональное самосознание, найти свои корни, это относилось к южным Нидерландам, как к областям, где говорили по-нидерландски, так и к областям романского языка. У одного из основателей Комитета Луи де Бекера с того времени стали проявляться, отдельно от общей идеи, тенденции к автономии (достаточно робкие). В 1896 году руководство Фламандским комитетом берет на себя каноник Лоотен. Этот священник был другом аббата Лемира, блестящего политика рубежа веков. Роль духовенства во фламандском национальном движении (также как на другом конце французской территории, в воинствующем движении басков) стала крайне важной. В чисто политическом плане волна (или легкое волнение?) ирредентизма обозначилась в Дюнкерке с 1888 года под руководством Анри Бланкерта, направленная против кандидатуры генерала Буланже на местных выборах. Их девизом были слова:
«Мы фламандцы, Франция — не наша родина. Это насос [57] , выкачивающий себе наш пот в течение долгих веков (sic)».
Буланже победил на выборах, но выступления Бланкерта стали симптоматичными. Антиклерикальная политика Республиканцев в 1880-е годы, а затем в период с 1902 по 1905 годы могла лишь вызвать раздражение у некоторых католиков и сподвигнуть их на защиту языка, притом что епископы дошли до того, что отказались говорить на «диалекте» во время своих проповедей и служб. Языковая ситуация усложнялась еще и тем, что самобытности «западно-фламандских» диалектов Вестхука угрожал, конечно, не только французский язык, но и экспансия других широко используемых языков, таких как нидерландский в Голландии и фламандский в Антверпене и Брюгге.
57
Эту идею в смягченном виде можно найти в формулировке, раньше распространенной в регионе Лилля: «Север (департамент) работает, платит налоги и производит на свет детей ей».
По окончании войны 1914–1918 присутствовали все предпосылки для разворачивания маленькой семантической драмы, разыгравшейся в последующие тридцать лет. Ставка не была велика: речь шла об общем количестве говорящего по-фламандски населения, которое к 1935
58
Defoort E. Jean-Marie Gantois dans le mouvement flamand en France, 1919–1939. Коллоквиум Гра-Ливе, цит. произв., стр. 327–336, а также, независимо, Dejonghe E. Un mouvement separatiste dans le Nord et le Pas-de-Calais sous l'Occupation (1940–1944): le Vlaamsch Veibond van Frankrijt // Revue de l'histoire moderne et contemporaine. 1970. № 17. P. 50 sq.
Гантуа родился в 1904 году в семье врача в Ваттене и выучил фламандский язык, который изначально не был для него родным, в 1926 году при помощи своих друзей, по большей части священников или семинаристов, основал «Vlaamsch Verbond Van Frankrijk», a в 1929 году — ежемесячную газету, названную «Фламандский лев». Однозначно, это общество имело католическую ориентацию, то есть правую и консервативную (предположительно, в наше время оно было бы ориентировано по-другому, поскольку развитие Церкви со времен II Ватиканского собора в аналогичном контексте предполагало бы совсем другие методы работы). Гантуа со своей стороны со всей очевидностью держится вдали от левого регионального сепаратизма Валентина Бресля [59] и его «Фламандского Меркурия», который существовал в то же время, что и «Vlaamsch Verbond». Напротив, аббат с самого начала присоединяется к французскому регионалистскому движению, которое процветало в период между двумя мировыми войнами, и завязывает дружеские связи в его лотарингском ответвлении, в газете «Die Heimat», а также в Бретани, в Провансе…
59
См. случай И. Сойе в Бретани, на самом деле очень типичной личности (в какой-нибудь другой провинции) для левого регионалиста, в том числе лингвистического.
В 1930-е годы аббат прекращает полностью свое сотрудничество с французским движением, поскольку оно децентрализовано, и отныне он представляется активистом от лица «великих Нидерландов», или голландского народа, который, помимо Амстердама, Антверпена и Дюнкерка, живет за пределами языковых границ фламандского языка, в направлении Булони, Лилля [60] и вплоть до старинной границы Пикардии и Франции по течению Соммы. Борьба Гантуа и его друзей за фламандский язык проявляется, естественно, в пропаганде фольклора и различных мероприятиях по сохранению местных особенностей языка; он сторонник католицизма, не приемлющего антиклерикальных и централизаторских выпадов Республики. Во всем этом прослеживается иерархический и «холистический» расчет по социальным вопросам, заимствованный у Морра, но применение ему находится гораздо более широкое: одновременно Гантуа отрицает свободу совести, как ее проповедовали гуманисты и сторонники Реформации, не признает философию Просвещения и революции, светское мировоззрение в чистом виде, «якобинство абсолютизма и Конвента». Раздувание национальных сюжетов приводило читателей «Фламандского льва» к выводу о том, что они принадлежали не к галло-романской общности, как считали раньше, а вели свое происхождение от франков, среди которых фламандцы, во главе с Хлодвигом (?), были истинными и лучшими примерами. Завершает картину штрих сдержанного антикоммунизма, ведь в это время, никто не станет это отрицать, сталинская Россия подавала на редкость малопривлекательный «пример».
60
Defoort E. Jean-Marie Gantois… Op. cit. P. 335.
Сумасшедший скачок в мировоззрении случился к концу 1930-х годов, когда Гантуа и часть его окружения, зачарованные нацизмом, «пересекли рубеж» — от законных требований национального характера их путь вел в направлении прогерманских воинствующих настроений. У этих людей изначально безобидные грезы о голландских героях, белокурых и романтических, затем превратились в бред, пронизанный некоторым расизмом. Проигранная война только усугубила положение: в декабре 1940 года Гантуа пишет Гитлеру удивительное письмо, в котором просит для французских фламандцев права быть принятыми, отныне вне Франции, «в качестве членов нового германского сообщества». По мере того, как положение аббата в мире духовенства становилось все более нестабильным (кардинал Льенар освободил Гантуа от его богослужебных обязанностей), он очевидно растерялся. В его газете в тот период, когда оккупанты угрожали (в большей или меньшей степени) отобрать у Франции ее северные департаменты, слышались достаточно низкие оскорбления в адрес французов, которых называли «потасканными щеголями», а еще больше в адрес южан, которых обзывали «полумаврами» и даже «арабами», — в контексте данного периода такие характеристики были крайне нелестными. Аббат и его друзья организовали фламандский институт, фламандские конгрессы, которые вписывались в контекст «Новой Европы». Немецкие власти, державшие в своих руках французский Север, не доверяли инициативам пламенного лидера националистов (они, или некоторые из их числа, сразу заняли сдержанную позицию, также как и в Бретани). Напротив, «Пропаганда Штаффель» и комендатура СС в Брюсселе оказали приспешникам Гантуа поддержку, надеясь завербовать себе помощников на местах из их числа. Отсюда возник раскол между Гантуа, враждебно отнесшимся к такому позорному сотрудничеству, и наиболее экстремистски настроенными его сторонниками.