История Рильке и Родена. Ты должен измениться
Шрифт:
Те, кто никогда не имел веры в Родена, пришли в ужас. «Как отыскать красоту в желваках, наростах и истерическом коверканье? – писал один критик о своих попытках разглядеть то же, что и поклонники Родена. – Как это ни прискорбно, мне это не удалось, и я посыпаю голову пеплом. Перед этим богом я не склонюсь».
Члены общества, которое делало заказ на памятник – и которых Золя все эти годы умолял о терпении и вере, – тут же отвергли работу. И вновь на защиту Родену встали его друзья. Моне восхвалял «невероятно прекрасную, величественную скульптуру» и страстно убеждал Родена не обращать внимания на «никчемных дураков». Оскар Уайльд назвал голову скульптуры «великолепной». Тулуз-Лотрек, Майоль, Дебюсси, Бодлер
К тому времени Золя уже не возглавлял Общество французских писателей и с головой погряз в другом скандале. Четыре года назад военное министерство Франции несправедливо обвинило в государственной измене одного капитана еврейского происхождения и после сослало в отдаленную тюрьму на Чертов остров. Однако в ходе расследования выяснилось, что осужденного, Альфреда Дрейфуса, ложно обвинил в шпионаже начальник Второго бюро (военной разведки), который был замечен в антисемитизме, покрывал настоящего преступника и пытался сохранить репутацию министерства.
Золя написал пылкую разоблачительную статью на четыре тысячи слов, в которой требовал возобновить расследование по делу Дрейфуса. Вышла она на первой полосе газеты «Аврора» под заголовком «Я обвиняю». Обличительная статья расколола европейскую интеллигенцию на два лагеря. Поль Сезанн, Эдгар Дега и Поль Валери встали на сторону консерваторов и поддержали обвинения против Дрейфуса, а Моне и Марсель Пруст взяли сторону Золя, который представлял левых, настроенных на защиту Дрейфуса. Суд приговорил Золя к году заключения «за клевету», но писатель сбежал в Англию.
Споры долго не утихали, но Роден ни разу не выступил в защиту своего верного друга и соратника. Не ясно, то ли скульптор поддерживал антисемитские настроения, то ли просто держался в стороне от политики. Крайне редко он высказывался о событиях, которые не касались его напрямую. Друзей часто поражало, что он не осведомлен о явлениях современной культуры, например, не знал, кто такой Чарльз Дарвин. Порой такая отстраненность обижала друзей Родена, а Золя так и не простил скульптора, что тот не поддержал его в тяжелейшее время.
Удивительно, но знакомство Родена с Золя все же принесло пользу «Памятнику Бальзаку». На его защиту встали многие сторонники Дрейфуса, которые не подозревали о размолвке между Роденом и Золя. Многие видели в памятнике, который подвергался резким осуждениям, символ несправедливых обвинений и связывали его с Дрейфусом. Частные коллекционеры осыпали Родена предложениями купить скульптуру, а некий союз английских художников отчаянно вымаливал у Родена разрешение выставить скульптуру в Лондоне.
Решающее слово оставалось за Роденом, и он отказался продавать своего Бальзака, заявив, что этот образ для него важен и он «принял решение единолично владеть статуей». Роден также заявил, что он слишком стар, чтобы защищать свое искусство. Хотя и признал, что отказ заказчика покупать скульптуру обернулся для него «финансовой катастрофой».
Вероятно, Роден отказался «защищать свое искусство» не потому, что был «слишком стар», а потому что знал – этого и не требуется. Пусть французы еще не полюбили его всем сердцем, но в Англии его буквально боготворили. В тот год, когда публике впервые представили «Памятник Бальзаку», англичане уже владели десятью бронзовыми копиями «Человека со сломанным носом», тогда как во Франции была лишь одна. А на следующий год Уильям Ротенштейн, покровитель искусств и в будущем главный апологет скульптора в Англии, устроил в своей новой лондонской
Кроме того, в то время англичане высоко ценили бюстовые скульптуры. «Автомобили и лошади – недолговечны и быстро приходят в негодность, бюсты же пережили Рим, – убеждал леди Нэнси Канард поторопиться с заказом, пока Роден окончательно не постарел, ирландский драматург Джордж Мур. – Когда рука Родена потеряет твердость, а взор утратит былую ясность – скульптура как таковая умрет», – говорил он.
Молодые английские художники отправлялись в Париж, чтобы брать уроки у мэтра. Альфонс Легро, старый приятель Родена и товарищ по Малой школе, теперь преподавал в Школа изящных искусств Феликса Слейда (Лондон) и устраивал студентам, отправляющимся в Париж, частные уроки у скульптора. Среди них был и Пен Браунинг, сын английского поэта Роберта Браунинга. Под руководством Родена юноша вылепил небольшую статую Аполлона с нимфой. Увидев, что получилось, поэт пришел в такой восторг, что немедленно в благодарность пригласил Родена на обед. «Подобно Рембрандту он оживляет страдания и видит красоту и поэзию даже в сгорбленных старостью спинах», – так он описал творчество скульптора.
Роден, который в детстве мечтал стать оратором, оказался от природы хорошим учителем. Еще в Бове он иногда произносил речи в пустых классах пансиона. Однажды за этим занятием его поймали другие ученики – на перемене между занятиями он сидел за учительским столом и эмоционально рассказывал что-то пустому классу. Мальчишки наблюдали в дверях и сдавленно хихикали, и Роден, наконец, испуганно очнулся. Теперь, когда к нему стекались ученики со всего мира, он задумался о создании собственной школы.
Осенью 1899 года вместе с двумя бывшими подмастерьями Антуаном Бурделем и Жюлем Дебо он открыл Институт искусств Родена на бульваре Монпарнас. Едва начался набор, в школу записалось тридцать человек – в классе не осталось свободных мест. «Стоило его увидеть, стоило поговорить с ним, и хотелось немедленно браться за работу», – говорил один из учеников Родена.
Вскоре в немецком журнале «Кунст унд Кюнстлер» появилось предположение, что Высшая школа в будущем рискует уступить Институту искусств Родена. Эту новость скульптор встретил с большой радостью. Он так и не забыл, что академическое учебное заведение в свое время отвергло его, – что же, теперь пришло его время отвращать юных художников от закостеневших традиций.
Однако не только Институт Родена подрывал устои многолетней и безраздельной власти Высшей школы в обучении искусству. Академия Жюлиана и Академия Коларосси, основанные художником и скульптором, также создавались в противовес Школе изящных искусств и также широко распахивали двери для приезжих и женщин. Что же касается Института Родена, то среди первых учеников оказались американка Сара Уитни, шотландка Оттили Макларен и немка Клара Вестхоф.
Клара Вестхоф родилась в северном городе Бремен и отличалась нескладно-высоким ростом, тяжелой челюстью и темными глазами. Ее спокойствие напоминало тенистый лес, к тому же она была молчалива. В семнадцать лет Клара отправилась изучать скульптуру в Мюнхен и повстречалась с художником Фрицом Макензеном, который был старше нее. Макензен рассказал Кларе об уединенной коммуне художников, которую он основал в деревеньке Ворпсведе неподалеку от Бремена, и девушка безоговорочно последовала туда. Некоторое время молодая скульпторша, погруженная в себя, наслаждалась покоем среди колдовских болот и таких же непризнанных обществом художников. Однако к двадцати одному году она поняла, что не желает всю жизнь прозябать в крошечной коммуне.