История Рима

Ковалёв Сергей Иванович

Творчество Энния не ограничивалось театром. Он уделял много вни­мания также сатурам (их писал еще Невий). Древний тип народных сатур не получил литературного развития, будучи вытеснен греческой драмой. Но их название стало прилагаться теперь к новому жанру. Сатурами [205] на­зывали стихотворения различного характера. К ним относили сказки, басни, эпиграммы, пародии, легенды, философские стихотворения и т. п. Среди сатур Энния мы встречаем такие, как «Спор между жизнью и смер­тью», эпиграммы в честь Сципиона, философские поэмы «Эпихарм» и «Эвгемер» и даже одно гастрономическое стихотворение.

205

Satura — собственно «блюдо, наполненное разными плодами», в перенос­ном

значении — «смесь».

В философских стихотворениях Энния нужно видеть первые зароды­ши римской философии. Конечно, она была еще менее самостоятельна, чем другие литературные жанры. Энний проповедовал материалистиче­ское учение о природе, приписываемое сицилийцу Эпихарму (начало V в.), а также эпикурейский взгляд, что боги не вмешиваются в человеческие дела. В «Эвгемере» Энний излагал рационалистическую систему гречес­кого писателя Эвгемера (около 300 г.), согласно которому боги — ничто иное, как выдающиеся люди, впоследствии подвергшиеся обожествлению. Таким образом, Энний выступил в римской литературе первым предста­вителем философского рационализма и неверия. Нападки на религию в соединении с радикальными политическими выпадами встречаются и в его драмах.

О деятельности Энния как историка было сказано в главе I.

Плавт

В лице Плавта римская комедия окончательно выделяется из других родов литературы. Тит Макций Плавт (около 254—184), родом из Умбрии, по профессии актер, был чрезвычайно плодовитым писателем, но со­чинял только для сцены. Традиция приписывает ему около 130 пьес, из которых многие ему, конечно, не принадлежали. Из этого большого коли­чества до нас дошли только 20 полных комедий, в том числе «Хвастливый воин», «Близнецы», «Шкатулка», «Пленники», «Кубышка», «Амфитри­он», «Грубиян», «Пуниец» и др.

По методам драматического творчества Плавт принципиально не от­личался от своих предшественников: он также занимался только передел­кой новоаттической комедии. Но в то время, как они близко придержива­лись греческих образцов, Плавт гораздо самостоятельнее в своем творче­стве приноравливал чуждый материал к римским условиям жизни. Отсюда у Плавта получается известное изменение ходячих типов греческой коме­дии: ловкого раба, который в комедиях Плавта становится центральной фигурой, блестящей гетеры, прихлебателя-паразита, краснобая повара и др. Греческие учреждения превращаются у него в сходные римские, что служит лишним источником комических ситуаций. Плавт значительно обогащает стихотворные размеры новоаттической комедии, вводя ряд но­вых метров.

Очень богат язык Плавта. Будучи в основе разговорной речью куль­турных римлян, он насыщен элементами народного говора с его грубыми остротами, поговорками, ругательствами и т. п. Плавт прекрасно знает сцену и в совершенстве владеет тайной драматических эффектов, в чем сказалась его профессия актера. Неистощимый юмор, сочный язык, безд­на изобретательности делают Плавта одним из крупнейших сценических писателей древности, оказавших огромное влияние на развитие комедии Нового времени.

Для суждения о творчестве Плавта полезно познакомиться с мнени­ем видного специалиста по истории римской литературы Н. А. Ти­мофеевой: «Творчество Плавта носит плебейский характер, оно тес­но связано с традициями народного италийского театра, с его искон­ными излюбленными жанрами — ателланой, фесценнинами, мима­ми. Недаром Гораций в "Посланиях" сравнивал некоторые персона­жи Плавта с одной из масок ателланы, с Доссеном. Возможно, что и само (родовое) имя Плавта — Макций — было связано с названием одного из гротескных персонажей ателланы — Макк (Maccus), роль которого, вероятно, и исполнял комедиограф, играя в низовом ита­лийском театре... Плавт использовал сюжеты новоаттической быто­вой комедии Дифила, Демофила, Филемона и Менандра, но не сю­жеты Аристофана, потому что его комедии были слишком полити­чески остры и проблемы, поставленные в них, не были актуальны для Рима III—II вв. до н. э. Сюжеты же бытовой новоаттической ко­медии Плавт с успехом использовал, усиливая демократическую направленность, элемент грубоватого комизма, буффонады, прида­вая им специфически римскую окраску...

Ориентируясь главным образом на плебейские массы, Плавт в своих комедиях ставил вопросы, актуальные для плебса, и разговаривал со своими зрителями на языке, близком ему. Его основные персонажи гротескны, их черты гиперболичны, в комедиях много буффонады, много комических

обращений непосредственно к зрителям; язык ге­роев поражает обилием острых шуток, игрой слов, массой просто­речных выражений, веселых qui pro quo, когда герои не понимают один другого. Все это и придает необычайную живость комедии Плавта, вносит «италийский уксус» в противовес «аттической соли» грече­ской комедии. Недаром римский ученый-филолог Варрон (I в. до н. э.), изучавший комедии Плавта и составивший их классификацию, впол­не согласен с мнением старого грамматика Элия Стилона (конец II в.), что «сами музы пользовались бы языком Плавта, если бы захотели говорить по-латыни» (Тимофеева Н. А. Плавт // Античная литература / Под ред. А. А. Тахо-Годи, изд. 4-е, М., 1986. С. 270).

Теренций

Еще в большей степени это применимо к Теренцию. Публий Теренций Афр (около 195—159) родился в Африке. Мальчиком он был привезен в Рим в качестве раба и получил там греческое образование. Впоследствии Теренций был своим господином отпущен на волю.

От Теренция сохранилось только 6 пьес: «Андрия», «Евнух», «Свек­ровь», «Братья», «Формион» и «Наказывающий самого себя». Основной творческий прием Теренция не отличается от методов его предшественни­ков, в частности Плавта: переделка греческой комедии с применением кон­таминации. Образцом служит почти исключительно Менандр. Однако с точки зрения композиции, языка и психологических характеристик дей­ствующих лиц Теренций значительно ушел вперед. Он ближе к греческим оригиналам, чем Плавт. Римская публика его эпохи в художественном от­ношении несколько выросла: грубости Плавта стали ее шокировать. С другой стороны, дальнейшее распространение греческой моды должно было оттолкнуть образованную часть римского общества от тех народных элементов, которые содержались в творчестве Плавта. С этой точки зре­ния эволюция от Плавта к Теренцию была регрессом.

У Теренция мы почти не найдем местного римского колорита, римских названий и вообще каких-нибудь намеков на Рим — греческий фон вполне выдержан. Язык Теренция неизмеримо более изящен и гладок, чем у Плав­та. Прологи к его комедиям могут считаться одними из самых ранних об­разцов римского ораторского искусства. Недаром позднейшие римские ораторы тщательно изучали произведения Теренция.

Характеры у Теренция тоньше, сложнее и глубже. Он часто рисует их в развитии, иногда с показом психологических нюансов. Мораль Терен­ция не поднимается выше правил мещанской благопристойности и прили­чия. Но по сравнению с полной аморальностью Плавта, и это было неко­торым шагом вперед.

Влияние Теренция на развитие европейского театра Нового времени было еще значительнее, чем влияние Плавта.

Демонстрируя в своих произведениях более высокий уровень язы­ковой, литературной и драматургической культуры, Теренций, од­нако, не удостоился той всенародной любви, какая досталась на долю Плавта. Более близкие к своим греческим оригиналам, его комедии приближались к жанру высокой бытовой драмы. Написанные изящ­ным языком и практически лишенные реалий римской действитель­ности, они не вызывали отклика у народной массы, привыкшей к простой, грубой речи и соленым шуткам. Изящные сентенции о стыд­ливости и чести, об отцовском долге и уважении к женщине, звучав­шие в произведениях Теренция, могли находить отклик только у людей образованных, приобщенных к высокой культуре и способ­ных к рефлексии, но такие ценители составляли сравнительно не­большую часть той публики, которая в праздничные дни наполняла театр.

Заслуживает внимания развернутая характеристика, которую в свое время дал Теренцию выдающийся русский филолог-классик С. И. Со­болевский: «Теренций был искусный, одаренный развитым вкусом переделыватель греческих комедий; у него было удивительное чутье латинской речи, которую в литературе он довел до высокой степени обработки, но у него не было собственного творческого таланта. От­сутствие такого таланта весьма резко сказывается при сопоставле­нии его пьес с произведениями Плавта: у последнего, несмотря на чужую, греческую оболочку, живым ключом бьет природная даро­витость, чисто римский национальный комизм, и это искупает те за­имствования, которые он делает в содержании. Если бы у нас была возможность сравнить любую пьесу Плавта с ее греческим оригина­лом, то мы наверное не узнали бы его в латинской переработке. Име­на, места действия, может быть, были бы одиноковыми, но в грече­ской комедии, несомненно, не оказалось бы юмора, свежего, неред­ко грубоватого, но тем не менее неподдельного юмора, дающего всем пьесам Плавта самостоятельную окраску.