История Рима

Ковалёв Сергей Иванович

Вителлий сделал попытку задержать дальнейшее продвижение флавианцев, заняв преторианскими когортами и кавалерией проходы через Апен­нины. Но его отряды разбежались при одном приближении Антония При­ма. Тогда Вителлий завязал переговоры с Антонием и Муцианом, кото­рый в это время уже вступил в Италию. Посредником в этих переговорах выступил Флавий Сабин, брат Веспасиана, командовавший городскими ко­гортами в Риме (Вителлий пощадил его жизнь и даже сохранил за ним должность, несмотря на борьбу с Веспасианом). Переговоры закончились соглашением, по которому Вителлий сохранял жизнь ценой отречения от власти.

Но в дело вмешались преторианцы, не желавшие воцарения Веспасиа­на, так как это означало бы для них в лучшем случае отставку. Они напали на Сабина и его сторонников и оттеснили в Капитолий. После короткой осады крепость была взята,

причем в огне погиб старинный храм Юпитера и другие постройки. Флавий Сабин был убит, хотя Вителлий пытался со­хранить ему жизнь.

Узнав об осаде Капитолия, Антоний Прим ускорил свое движение на Рим, но не успел спасти Сабина. В предместьях города и под стенами пре­торианского лагеря разыгралось последнее отчаянное сражение. Низы го­родского населения и рабы поддерживали вителлианцев. Они были разби­ты и почти все уничтожены, а Вителлия убили после долгих издевательств (декабрь 69 г.).

После этого в Риме наступило господство разнузданной солдатчины, сопровождавшееся массовыми убийствами и грабежами. Сенат определил Веспасиану все права и привилегии, связанные со званием принцепса. Его младший сын Домициан, случайно уцелевший во время осады Капитолия, был провозглашен Цезарем. Но это не могло восстановить порядка в Риме. Антоний также был не в состоянии или не хотел этого сделать. Только Муциан, прибывший со свежими войсками, восстановил дисциплину сре­ди разложившихся воинских частей. Он и остался заместителем импера­тора в Риме до самого прибытия туда Веспасиана (летом 70 г.).

Согласно Светонию (Вителлий, 13), самым выдающимся качеством Вителлия была его страсть к еде: «Но больше всего отличался он обжорством и жестокостью. Пиры он устраивал по три раза в день, а то и по четыре — за утренним завтраком, дневным завтраком, обе­дом и ужином; и на все его хватало, так как всякий раз он принимал рвотное. В один день он напрашивался на угощение в разное время к разным друзьям, и каждому такое угощение обходилось не меньше, чем четыреста тысяч (сестерциев). Самым знаменитым был пир, ус­троенный в честь его прибытия братом: говорят, на нем было подано отборных рыб две тысячи и птиц семь тысяч. Но сам он затмил и этот пир, учредив такой величины блюдо, что сам называл его "ши­том Минервы-Градодержицы". Здесь были смешаны печень рыбы скара, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мурен, за которыми он рассылал корабли и корабельщиков от Парфии до Ис­панского пролива. Не зная в чревоугодии меры, не знал он в нем ни поры, ни приличия — даже при жертвоприношении, даже в дороге не мог он удерживаться; тут же, у алтаря хватал он и поедал чуть ли не из огня куски мяса и лепешек, а по придорожным харчевням не брезговал и тамошней продымленной снедью, будь то хотя бы вче­рашние объедки» (пер. М. Л. Гаспарова). К свидетельству Светония можно добавить указание Тацита (Истории, II, 95): «Сам принцепс радовался тому, что может наслаждаться, пока есть время, о буду­щем старался не думать и, как говорят, за несколько месяцев проел двести миллионов сестерциев».

Смысл гражданской войны 68—69 гг.

В основе событий 68—69 гг. лежит кардинальный факт, отмеченный нами выше: непрочность социальной базы династии Юлиев — Клавдиев. Хотя некоторые из императоров этой династии (особенно Клавдий) дела­ли попытки расширить рамки римского гражданства и таким путем укре­пить свою социальную опору, эти попытки носили спорадический харак­тер и не могли радикально изменить существующего порядка вещей. Прин­ципат Юлиев — Клавдиев продолжал оставаться военной монархией, опиравшейся, главным образом, на армию. Старая сенатская аристокра­тия пребывала в оппозиции, старое всадничество с сокращением откуп­ной системы в значительной степени потеряло свой вес и значение, а но­вое сословие имперской бюрократии еще не успело окрепнуть.

Узость социальной базы Ранней империи, как мы указывали, была пред­посылкой террористического режима и она же вызвала те события, кото­рые последовали за гибелью последнего представителя этого режима. Со смертью Нерона пресеклась линия, идущая от Цезаря и Августа: из пра­вившей династии не осталось в живых ни одного представителя. Сколько-нибудь твердого порядка престолонаследия в Ранней империи не суще­ствовало. Этот порядок держался в значительной степени престижем ос­нователей династии, особенно Августа. Формальная сторона дела состояла в том, что принцепс усыновлял кого-нибудь из членов правящей семьи и давал

ему проконсульскую или трибунскую власть. Последней и решаю­щей инстанцией было провозглашение нового императора гвардией и се­натом. Затем следовало признание его провинциальными правителями и войсками. Иногда процедура (случай с Клавдием) еще более упрощалась: она ограничивалась аккламацией преторианцев, вынужденным утвержде­нием со стороны сената и признанием провинций. Правда, в некоторых документах упоминается еще всенародная присяга новому императору и голосование в комициях, оформлявшее его tribunicia potestas.

Нерон пал жертвой террористического режима, доведенного им до ло­гического конца. Формы, в которых выступал этот режим, и личное пове­дение Нерона были таковы, что даже терпеливое римское общество не вы­держало. Если императору еще могли простить гнусное отравление Британника, подлое и трусливое убийство родной матери, истребление лучших представителей римской интеллигенции, то актер на троне был абсолютно неприемлем для римского сознания. Нерон сам создал пропасть между собой и своим классом.

Но еще хуже было для него то, что он разорвал с основной опорой династии — с армией. Нерон был глубоко штатским человеком. В этом не было бы большой беды — Клавдий тоже не имел вкуса к военному делу. Однако он лично был в Британии, тогда как Нерон единственный раз выез­жал в провинцию лишь за тем, чтобы пожать сомнительные лавры актера. Римская армия знала своего императора только по чудовищным слухам, которые доходили до нее из столицы.

И все-таки Нерон мог бы еще ряд лет сохранить власть, если бы не началось сепаратистское движение в провинциях. Хотя террористический режим ограничивался главным образом римской знатью, он косвенно за­девал и провинций. Провинциальные наместники и полководцы как пред­ставители той же знати в любой момент могли стать жертвой террористи­ческой системы. И не только они. Плиний Старший пишет [416] , что половина провинций Африки принадлежала шести крупным земельным собствен­никам. Нерон приказал их казнить и конфисковал их владения. Террор часто ударял не только по политическим противникам принципата, но и по бога­тым людям, имущество которых нужно было для покрытия колоссальных расходов фиска. Этой же цели служило увеличение налогов на провин­ции. Таким образом, то положительное, что дала провинциям политика Цезаря, Августа и их преемников, в значительной степени было аннулиро­вано эксцессами террористической системы.

416

Плиний. Естественная история, XVIII, 35.

Поэтому нет ничего удивительного, что в провинциях, сильно окрепших за столетие, протекшее с битвы при Акции, началось при Нероне сепара­тистское движение. Выдвинувшийся в провинциях новый класс земле-и ра­бовладельцев хотел получить свою долю участия в управлении империей. Оставляя в стороне Иудею, где были специфические условия, мы не можем игнорировать движения в западных провинциях, которое и послужило нача­лом конца для Нерона, а вместе с ним и для всей системы Ранней империи. В этом движении соединились три момента: стремление имущих слоев ту­земного населения из числа старой родо-племенной знати к отделению от Рима, недовольство Нероном провинциальных легионов и страх провинци­альных наместников перед ожидавшей их участью. Когда известие об отпа­дении Запада дошло до Рима, почва там была уже полностью подготовлена: Нерон оказался в абсолютной изоляции и погиб.

Дальнейшие события естественно вытекали из сложившейся политиче­ской ситуации. Династия пресеклась. На общественной арене остались се­нат, преторианцы и крупные войсковые группы в провинциях. Из всех этих сил наименьшую роль играл сенат, обескровленный и утративший автори­тет за время террористического режима. Реальная власть находилась в ру­ках гвардии и провинциальных войск. Мы знаем уже, как в результате их борьбы в Риме в течение полутора лет сменилось четыре императора.

Гражданская война 68—69 гг. была тяжелым испытанием и грозным предостережением для империи. Она показала, во-первых, как непрочна императорская власть и в какой степени она зависит от войска. Она обна­ружила, во-вторых, что провинции выросли и не желают быть только объек­том политики центрального правительства. Уроки гражданской войны были учтены новой династией.