История Рима

Ковалёв Сергей Иванович

Изменение социального состава общин во II в. отразилось на их идео­логии и организации. Приток имущих элементов постепенно оттесняет на задний план бедноту. С настроениями сивиллиных пророчеств начинают бороться. В христианской литературе II в., правда, еще встречаются выпа­ды против богатых и государства, но они все более и более заглушаются другими тенденциями. На смену формулам раннего христианства — «лег­че канату пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царство божие», «нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного; но все и во всем Христос» — появляются совер­шенно иные: «вы же, слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым», «воздайте цезарево цезарю, а божие — богу» и т. п.

Меняется и организация христианских общин. Она начинает приобре­тать более прочный характер. В общинах I в. руководство принадлежало странствующим проповедникам, пророкам и апостолам, создававшим но­вое учение и разносившим его по городам

империи. Это были представи­тели бедноты и рабов, настроенные весьма экзальтированно. Они предска­зывали второе пришествие Христа, призывали к покаянию и разделу имуществ. Но когда в христианстве стали брать верх зажиточные слои, подобного рода идеология сделалась слишком опасной. С «пророчеством» начинают бороться как на организационной, так и на идейной почве. Уп­равление общинами переходит в руки постоянных должностных лиц, вы­бираемых из членов данной общины и принадлежащих к ее имущей части. Это пресвитеры (старейшины), диаконы (служители), епископы (админис­траторы). Они берут в свои руки все дела общин и наводят в них «поря­док» в интересах имущих. Уравнительная практика (разделы имуществ, общественное питание) сокращается, все более и более заменяясь про­стой благотворительностью.

С другой стороны, подвергается обработке и христианская литерату­ра. Оттуда тщательно вытравляется вся идеология сивиллиных пророчеств с ее антисобственническими и антигосударственными тенденциями. Имен­но теперь вырабатывается список канонических книг. В них идеология ран­него христианства почти совершенно не чувствуется. Вся «пророческая» литература попадает в число апокрифических, т. е. «подложных» книг.

В III в. процесс идет еще дальше. Кризис бросает в объятия новой ре­лигии все более широкие слои римского общества, вплоть до крупных соб­ственников. Принятие ими христианства происходит тем легче, что преж­няя религия рабов и бедноты потеряла свою былую оппозиционность и перешла на службу к господствующим классам. В III в. окончательно скла­дывается общая церковная организация для всей империи. Епископы ста­новятся во главе общин, подчиняя себе всех остальных должностных лиц. Руководящую роль в церкви начинают играть епископы крупных городов империи. Появляется церковная иерархия, построенная по монархическо­му принципу. В конце III и начале IV в. на высших церковных постах си­дят богатые землевладельцы, купцы и ростовщики. Среди христиан мы видим крупных представителей имперской бюрократии, членов император­ской семьи. Христианская церковь окончательно аристократизируется.

Преследования христиан

Но в том же III в. церковь испытала первые крупные преследования со стороны государства. Все известия о гонениях на христиан до III в., по-видимому, вымышлены (например, знаменитое гонение при Нероне) или сильно преувеличены. Впоследствии, когда церковь была легализована, христианам было выгодно изображать себя post factum мучениками за веру. Тогда и родились бесчисленные легенды о гонениях. В действительности гонений было гораздо меньше и они не отличались той жестокостью, как это обычно изображается в церковной истории.

Но, во всяком случае, в III и в начале IV в. в разных местах империи имели место довольно крупные преследования христиан. Это было связа­но с обострением социально-политической обстановки.

Христианство, конечно, никогда не было революционным течением. Наоборот, оно гасило революционную энергию масс, направляя ее по ино­му руслу. Оно подменяло реальную борьбу во имя земных целей иллю­зорными надеждами на сверхчеловеческую помощь и загробное воздая­ние. Но в раннем христианстве были, по крайней мере, кое-какие момен­ты, направленные против существующего строя. В III в. и эти элементы почти совершенно исчезли. Однако римское правительство продолжало по-старому рассматривать христианство как тайную, подпольную секту. В борьбе с оппозиционными движениями оно не всегда разбиралось в дей­ствительном положении вещей и легко могло принять христиан за бунтов­щиков, тем более что в некоторых случаях христиане сами давали к этому повод. Так, они отказывались приносить жертвы богам, поклоняться ге­нию императора, служить в войсках. Это создавало вокруг них атмосферу подозрительности и в кризисной ситуации легко могло вызвать преследо­вания. К этому нужно добавить, что церковь и многие ее представители в III в. были очень богаты. Практика конфискаций, столь распространенная в III в., могла здесь найти хорошее применение. И действительно, мы ви­дим, что целью всех гонений III—IV вв. (при Деции, Валериане, Диоклециане) являлось не столько преследование тех или иных лиц, сколько кон­фискация их имуществ.

Последним наиболее крупным гонением были преследования христи­ан при Диоклециане (303—304 гг.). Это была последняя попытка откры­той силой сломить новую религию. Из этой попытки ничего не вышло, так как 10 лет спустя Константин и Лициний легализовали христианство.

Почему христианство было признано государством?

Почему государство признало церковь? Здесь прежде всего действова­ли соображения политического порядка. К IV в. христианская церковь превратилась в сильнейшую организацию, в своеобразное «государство в государстве», охватывавшее почти всю империю. Она владела огромными богатствами,

насчитывала в своих рядах большое количество высших чи­новников, военных, крупных земельных собственников и подавляющую массу торгово-промышленного населения городов. Она обладала мощным аппаратом управления, не уступавшим имперской бюрократии. При таких условиях признать церковь означало для государства найти новую соци­альную опору. Это было особенно важно для домината при его стремле­нии создать крепкую власть. Преследования 303—304 гг. были основаны на недоразумении и, как мы уже говорили, объясняются только тем, что Диоклециан был еще тесно связан с III в. Константин же был свободен от этих старых традиций и мог подойти к христианству более объективно и трезво.

Однако в признании христианства есть еще одна сторона, более суще­ственная, чем непосредственные соображения политического порядка. Эту сторону, конечно, никто из людей IV в. не понимал сколько-нибудь ясно и отчетливо. Она видна только нам, спустя 1500 лет. В чем состояло истори­ческое значение христианства? Почему оно победило старые языческие религии, старое античное мировоззрение? Не только потому, что христи­анство сумело соединить в себе разрозненные религиозные представле­ния эпохи и таким путем попасть в тон общественному настроению; не только потому, что христианство создало удачную организационную фор­му общины (аналогичные организации мы находим и в других восточных религиях, например, в митраизме). Победа христианства и ее всемирно-историческое значение объясняется тем, что в нем впервые выступает за­родыш нового мировоззрения. Подобно тому, как колоны, по выражению Энгельса, были «предшественниками средневековых крепостных» (Соч., т. 21.ю с. 148), так римское христианство явилось предком средневекового христианства. Колонат был продуктом распада латифундиального рабов­ладельческого хозяйства. В известном смысле он явился переходной сту­пенью к мелкому индивидуальному хозяйству средневекового крепостно­го, формы более прогрессивной, чем рабовладельческая система. Христи­анство также было продуктом распада языческого мировоззрения и также являлось более высокой формой. То новое, что оно несло в себе, было освобождение личности, скованной религией полиса и его моралью. Пусть это освобождение носило неполный и односторонний характер: характер морального совершенствования человека, его личной связи с богом, его личной ответственности за грехи. Тем не менее в длительном историче­ском процессе освобождения индивидуума это был огромный шаг вперед. Вот почему христианство нельзя было остановить никакими преследова­ниями. Признание его Константином было поэтому не только разумной политической мерой, вызванной конкретной обстановкой начала IV в.: при­знание христианства явилось исторической необходимостью.

Ереси

Легализация христианской церкви была выгодна обеим сторонам — церкви, во всяком случае, не меньше, чем государству. Помимо непосред­ственных выгод легальности признание государством давало церковным верхам оружие для внутренней борьбы. К IV в. в церкви стало очень не­спокойно. Усиление собственнических элементов, укрепление церковно­го аппарата, аристократизация всей идеологии христианства неизбежно должны были вызвать резкую оппозицию церковных низов. Как ни стара­лись замазать первоначальный плебейский дух христианства, пропасть между тем, о чем учили с церковной кафедры, и тем, что видели в действи­тельности, была слишком велика: с одной стороны — сытый и довольный «клир», «братья» из аристократии, ростовщиков и крупных землевладель­цев, с другой — те же «братья во Христе», нищие и полуголодные массы городского и сельского плебса.

Христианство, повторяем, никогда не было и по своей природе не мог­ло быть революционным течением. Но общий кризис античного мира не мог не отразиться в нем. Резкое обострение социальных противоречий, сказавшееся в империи с конца II в. н. э., проявилось и в христианстве. Там процесс в большой степени ускорялся аристократизацией церкви, со­здававшей свои, внутрицерковные противоречия.

На этой почве родились так называемые ереси [522] , течения в христиан­стве, враждебные правившим церковным кругам и господствовавшим в цер­кви взглядам. Они отражали главным образом идеологию христианских низов — рабов, колонов, городской бедноты, отчасти настроения средней городской прослойки. В отдельных случаях в ересях проявлялась борьба за власть различных групп церковной иерархии.

522

Греческое hairesis (секта).

Кроме гностицизма, одной из первых ересей был монтанизм (от имени «пророка» Монтана). Это было учение, выступившее в конце II в. против «обмирщения» христианства, против примирения с государством, против церковных имуществ и т. д. Монтанисты ожидали немедленного прише­ствия Христа и страшного суда, а поэтому отрицали земные блага и вели аскетический образ жизни. Они резко протестовали против всякого ком­промисса с языческим государством, к чему подчас была склонна имущая прослойка христианских общин. Этот оппортунизм особенно проявлялся во время гонений, когда множество христиан отрекалось от новой рели­гии, обычно для вида и на время. В такие моменты монтанизм особенно усиливался, объединяя в своих рядах всех непримиримых.