История Рима
Шрифт:
В финансовом отношении Карфаген, конечно, далеко превосходил Рим, но его способ ведения войны стоил гораздо дороже, да и источники его доходов были такого рода, что во время войны скорее истощались. Что касается войска, то тут преимущество в числе было далеко на стороне Рима и – что особенно важно – римскими воинами были римские граждане латинского союза, а карфагеняне и другие либи-финикийцы питали, как вообще семиты, непреодолимое отвращение к военной службе, и карфагенская армия пополнялась вербовкою либийских и испанских рекрутов и наемниками. По боевым качествам карфагенская пехота могла равняться с римскою, но последняя была готова постоянно, подчиненные и начальники были в ней связаны всем, что дорого и свято для человека, а первая могла выступить лишь по прошествии некоторого времени и не имела прочных внутренних связей, не говоря уже о том, что армия наемников всегда могла сделаться – и не раз делалась –
Серьезный удар Риму можно было нанести только в Италии, а Карфагену – только в Либии. Но с появлением врага в Италии настоящая война только начиналась, а с появлением врага в Либии она уже должна была привести к осаде столицы, осада же, без вмешательства какой-либо исключительной случайности, должна была рано или поздно сломить и само геройское сопротивление.
Глава II. ВОЙНА РИМА И КАРФАГЕНА ИЗ-ЗА ОБЛАДАНИЯ СИЦИЛИЕЙ (264-241).
Более ста лет шла уже в Сицилии борьба Карфагена и Сиракуз. В один из кратковременных мирных промежутков, в 284 г., отряд кампанских наемников захватил Мессану, второй после Сиракуз город на востоке острова, с крепостью и гаванью, весьма важною для италийской торговли, перебил мужское население города и утвердил тут свою военную общину. Эти наемники называли себя мамертинцами, мамерковыми, т. е. марсовыми людьми. Бесспорно, мамертинцы действовали в данном случае, как истые наемники, вероломством и насилием – склонность к этому всегда вырабатывается среди тех, кто легкомысленно и постыдно торгует своею личностью, но для Сицилии, быть может, оказалось бы спасительным, если бы там утвердились эти энергичные люди. Однако Сиракузы не могли допустить Такого захвата, и Гиерон, который своим мужеством, благоразумием и энергиею достиг в Сиракузах царского звания, начал против мамертинцев борьбу, и через несколько лет мамертинцам пришлось искать помощи. После некоторых колебаний между Римом и Карфагеном они послали в римский сенат просьбу принять их в союз.
Решение сената относительно просьбы мамертинцев должно было иметь всемирно-историческую важность. Вопросе нравственном праве Рима вмешаться в такое дело можно было оставить в стороне хотя бы уже потому, что за семь лет пред тем карфагеняне в совершенно аналогичных условиях сделали попытку завладеть Тарентом. Вопрос о том, насколько выгодно было обладание Мессаной, был ясен, неизбежной в случае присоединения Мессаны войны с Карфагеном не было оснований опасаться; вопрос был глубже и шире: предстояло решить, держаться ли Риму прежней, исключительно италийской и чисто континентальной политики, политики, которая была ясна и дала Риму прочное значение, или решиться далеко расширить свои цели и задачи и вступить на путь новой, несравненно более сложной политической системы, причем последствия такого шага выяснить себе было совершенно невозможно.
Долго и всесторонне обсуждал сенат этот вопрос и передал дело на решение народного собрания, а оно, более по какому-то чувству своей мощи, чем по ясному сознанию, постановило принять предложение. Мамертинцы были включены в италийский союз, к Гиерону отправлено требование прекратить враждебные действия, а в Карфаген – посольство потребовать объяснений по поводу происшествий под Тарентом (265). Случай с Мессаною был совершенно такого же. рода, как с Тарентом, и карфагеняне получали, таким образом, отличный повод объясниться и по этому делу. Они ограничились, однако, уклончивыми переговорами, но когда весною 264 г. авангард римской армии, отправлявшейся в Мессану, готовился сесть на суда в Регионе, из Мессаны было получено извещение, что мамертинцы очень благодарят римлян; что помощь уже не нужна, ибо посредничеством карфагенян вражда между Гиероном и Мессаной улажена, осада снята и в гавани Мессаны стоит карфагенский флот. Гай Клавдий, начальник авангарда, предпринял тем не менее порученную ему экспедицию – карфагенский флот, не совершая никаких враждебных действий, принудил римские суда возвратиться. Гай Клавдий повторил попытку переправиться в Мессану – и на этот раз успел в своем намерении. В Мессане
Карфагеняне казнили своего адмирала и объявили Риму войну. К Мессане явился сильный карфагенский флот под начальством Аннона, сына Ганнибала. Гиерон немедленно соединился с ним и осадил Мессану с суши, но римляне уже успели переправить в Сицилию сильное войско и принудили снять осаду. В следующем, 263 г. они нанесли сильное поражение войскам Гиерона и карфагенским, после чего Гиерон, видя, что римляне ведут дело весьма энергично, заключил с ними мир и оставался затем самым верным их союзником. Обладание Мессаной и союз с Сиракузами чрезвычайно облегчали действия римлян, и они непрерывно теснили карфагенян. В 262 г. в руки римлян перешел после упорной борьбы Акрагант, самый важный город карфагенян на острове, после этого военные действия ограничивались тем, что в Сицилии карфагеняне с трудом удерживались в приморских крепостях, изредка предпринимая вылазки, а карфагенский флот тревожил и опустошал берега Италии.
Только теперь в Риме поняли, что разбить карфагенское войско далеко еще не значило победить Карфаген и что одолеть этого врага было неизмеримо труднее. Римляне имели кое-какие военные суда, но их флот не выдерживал ни малейшего сравнения с карфагенским, и карфагеняне могли совершенно безнаказанно опустошать берега Италии и разорять все приморские торговые города латинского союза. Для успеха в борьбе с Карфагеном Риму необходим был флот, и римские государственные люди были настолько дальновидны, что решили соорудить свой флот, а не пожелали защиту Италии поручать флоту Сиракуз или Массалии, хотя было несравненно легче усилить эти флоты до необходимой степени. По образцу одной карфагенской пентеры [6] , севшей на мель, принялись с величайшею энергиею сооружать суда, что в силу тогдашних условий их построения и при имевшихся уже у римлян приспособлениях оказалось возможным вести сравнительно быстро, и – правда, при затрате величайших усилий – весною 260 г. на воду спущено было 120 судов, способных идти в сравнение с карфагенскими.
[6] Пентера – древнегреческое судно с пятью рядами весел.
Приготовить в то же время экипаж, который мог бы так же маневрировать, как карфагенские гребцы и капитаны, было, конечно, совершенно невозможно, но римляне придумали нововведение, которое в значительной степени уравновесило неопытность их корабельных команд: тактика тогдашнего морского боя сводилась к тому, что всякий корабль старался взять корабль противника носом в борт, затем сильным ударом, для чего нос корабля снабжен был специальными приспособлениями, проламывали вражеское судно и таким образом топили его. При подобном способе битвы ловкость и опытность экипажа значили очень много. Римляне приспособились наносить ущерб врагу иначе: они снабдили свои суда подъемными мостами, которые в момент сближения с судном неприятеля перекидывались на него, впивались в него особым железным шипом и не только лишали это судно полной свободы маневрирования, но еще давали возможность воинам броситься на неприятельское судно и овладеть им в рукопашном бою. По верности понимания необходимого, по целесообразной изобретательности, по энергической твердости в выполнении замысла создание римлянами флота было великим национальным подвигом, который и вывел отечество из тяжелого положения.
Первая встреча молодого римского флота с врагом была неудачна для римлян: 17 только что вышедших в море судов были заперты карфагенянами у Липары и взяты без боя. Но вскоре консул Гай Дуилий, встретившись с карфагенским флотом у мыса Милы (260), после правильного сражения выиграл битву именно благодаря подъемным мостам. Карфагеняне бежали, потеряв потопленными или взятыми в плен до 50 кораблей – почти половину эскадры, бывшей в бою. Моральное впечатление этого боя было громадно: Рим сразу стал морскою державою.
Четыре года после этого шла борьба без особых результатов, высадки карфагенян на берегах Италии, правда, прекратились, но морская торговля римлян страдала по-прежнему. Не подвигалось дело и в Сицилии, где карфагенский начальник Амилькар не только ничего не потерял, но постоянно создавал римлянам новые затруднения: отдельные начальники войск и флота не умели согласовать свои действия, не говоря уже о том, что ежегодная смена начальствующих лиц не давала возможности выработать широкий, продуманный план борьбы и твердо его проводить.