История России с древнейших времен. Том 9. Царствование Михаила Федоровича Романова 1613-1645 гг.
Шрифт:
В мае 1630 года приехал в Москву в третий раз Фома Кантакузин с объявлением, что султан уже послал рать свою на днепровских козаков, и с просьбою, чтоб царь с своей стороны наступал на польского короля, султан просил также, чтоб царь отправил и в Персию свое войско, которое должно там соединиться с турецким; наконец просил унять донских козаков. Филарет Никитич отвечал послу, что царская рать на Польшу будет готова, ибо государь, сын его, до перемирных лет польскому королю терпеть не будет. Посол объявил, что султанов сердарь с войском стоит на Узе совсем наготове и ждет московского гонца с грамотами: как только гонец приедет с указом, так сердарь и пойдет на польского короля весною по траве. Филарет Никитич заметил тут об одном неприятном обстоятельстве: шведский король Густав-Адольф заключил с польским королем перемирие, но зато, прибавил патриарх, теперь у поляков с черкасами бои великие за веру: поляки черкас хотят привести в папежскую веру, а черкасы не хотят отстать от своей христианской веры, и за то между ними великие бои. Шведский Густав-Адольф король завел войну с цесарем, и с шведским королем вместе стоят на цесаря короли английский, датский и французский, да Голландские штаты, а цесарю помогать хочет польский король: так от этого перемирье между Швециею и Польшею непременно разорвется. Кантакузин отвечал, что неправды поляков во всех государствах ведомы и многие поляки прямят султану Мураду, а
Вместе с Кантакузиным в июле того же года отправлен был в Константинополь посол Андрей Совин и дьяк Алфимов. Совин повез донским козакам грамоту, в которой им приказывалось идти на польского короля в сход к турецким пашам, стоящим на Узе. Козаки, прочтя грамоту, отвечали послу: «Исстари при прежних государях не бывало, чтоб нас, козаков, на службу в чужие земли одних без государевых воевод посылали; кроме московского государя, чужим государям мы, атаманы и козаки, никогда не служивали; а турским людям никто так не грубей, как мы, донские козаки, и у нас с турскими людьми какому быть соединенью? Мы им сами грубнее литовских людей. Если государи укажут нам идти на польского короля без турецких пашей с своими государевыми воеводами, то мы на государскую службу идти все готовы; на море ходят черкасы запорожские, а мы, донские козаки, на море не ходим, пишут, на нас затевая, азовцы по недружбе, а хотя бы мы и ходили на море, то нам прокормиться другим нечем, государского жалованья нам не присылывано давно и теперь не прислано». В провожатых у послов был воевода Иван Карамышев; из Москвы и из Валуек на Дон пришли вести, что этот Карамышев сам напросился на Дон козаков побивать и вешать; по этим вестям козаки бросились с пищалями и рогатинами к воеводе, прибили его до крови, выволокли из струга и повели к себе в круг. Послы вступились в дело, говорили козакам, чтоб они не убивали воеводу, не верили затейным речам, а писали бы об этом в Москву к государям. Козаки отвечали бранью и угрозами. «Нам дело не до вас, – кричали они послам, – ступайте к себе в стан, пока и над вами того же не сделаем». Карамышева втащили в круг, били саблями, кололи рогатинами, поволокли за ноги к Дону и бросили живого в реку, но послов отпустили спокойно в Азов.
Московские послы приехали в Константинополь, когда уже польский посол успел заключить мир с турками, а с другой стороны, персияне брали верх над последними в Азии; наконец крымский хан присылал с вестями, что на весну донские козаки, сложась с черкасами, сбираются выйти в Черное море. Поэтому визирь отвечал Совину и Алфимову: «Теперь у нас недруги не одни польские люди, со всех сторон недругов у нас умножилось, и нам теперь не до поляков, управиться нам с ними за их неправды не время». В очень учтивых выражениях, но в том же смысле отвечал государю и султан в своей грамоте.
Послы отправились назад и, не доезжая до Кафы, встретились с донскими козаками, от которых насилу ушли; в Кафе встречены они были очень дурно: народ с шумом подходил к судну, где находились послы, и рвался на него с тем, чтоб убить Совина и Алфимова за воровство донских козаков; насилу их уняли: с одной стороны, приходили в Кафу вести, что донские козаки погромили Синоп с окольными селами и деревнями, потом пошли к Царю-городу и громили места верст за сто от него; с другой стороны, пришли в Кафу из Азова два судна с русскими пленниками, которых взяли азовцы в украинских московских городах, Воронеже, Валуйках, Осколе, Белгороде, Ельце и Курске. В Керчи послам был точно такой же прием от народа, что и в Кафе; а в Азове послы нашли царскую грамоту, в которой говорилось, чтоб они до государева указа на Дон не ходили, потому что донские козаки хотят их убить. Действительно, юртовский астраханский татарин, приехавший с Дона, рассказал послам, что после убийства Карамышева и отпуска их послов в Азов съехались козаки с моря и из городов всем войском, шумели на атамана Волокитку Фролова: «Ты-де у нас отпустил послов! Все равно уже мы заворовали; побить было всех, а как они будут назад из Царя-города, то мы их и тогда побьем, все равно наша служба государю не во что, выдает нас в руки недругам нашим, турецким людям; хотя с Москвы пришлют на нас и сто тысяч, то мы не боимся, даром нас не возьмут, сберемся в один городок и помрем все вместе, а если государь сошлется с турским и крымским царями и придут на нас ратные люди со всех сторон, то мы отойдем к черкасам в Запороги, они нас не выдадут». И в самом деле послали сказать днепровским козакам, что если придут на них из Москвы ратные люди, то чтоб их не выдали и приходили к ним на помощь тотчас; а сами приговорили изо всех городов собраться в один, боясь прихода на себя царского войска. В это время приезжали на Дон из украинских городов торговые люди покупать погромную рухлядь, которую козаки привозили из-за моря, и при этих мужиках козаки грозились часто на послов: «Ушли-де они у нас, сюда едучи, но не уйдут, назад едучи, непременно всех их побьем». А лазутчики у них во всех украинских городах. Наконец несчастные послы были выручены из Азова московскими ратными людьми, посланными на Дон под начальством князя Борятинского.
В 1632 году донские козаки на Черное море не ходили; зато пошли на Яик и вместе с тамошними козаками выплыли на Каспийское море и погромили береговые персидские области. Летом того же года, когда Шеин готов был выступать в поход под Смоленск, дворянин Афанасий Прончищев и дьяк Бормосов отправились послами в Константинополь и были приняты с большою честию. Послы объявили визирю, что донские козаки в 1632 году на море не ходили и крымских улусов не громили, теперь многие из них пошли на государева недруга, польского короля, и с азовцами мирны, но азовские люди приходили войною на государевы украйны, а потом приходили войною крымские многие люди. Послы объявили также, что царское величество послал рати свои на польского короля, и Мурад-султан писал бы в Польшу, чтоб там посадили королем друга царского, шведского короля Густава-Адольфа, за его правду и любовь к государю царю. Визирь отвечал: «Думаю, что шведский король и сам не захочет быть на Литовском королевстве; был у нас шведский посол, и при нем пришла весть, что польского короля Сигизмунда не стало; я дал ему об этом знать и спрашивал, не думает ли он, что король его будет искать Польского королевства;
Прончищев и Бормосов всю зиму прожили в Константинополе; весною визирь объявил им, что будет султана уговаривать, чтоб послал из ближних мест войско свое на Литовскую землю этим же летом. А при отпуске послам объявили, что султан приказал крымскому хану и Кантемир-мурзе из Белгорода идти войною на Литву с крымцами и ногаями; пленников, захваченных в 1632 году на Руси, велено всех отпустить; кроме того, на Литовскую землю на войну велено быть готовыми Абазе-паше с турецкими людьми да молдаванам, волохам и буджакским татарам. Но только что Прончищев и Бормосов сели на корабль, как пришла весть в Константинополь, что донские козаки на 25 стругах вышли на Черное море, в Кафинском уезде повоевали села и деревни, на море взяли два корабля. От визирева запроса по этому делу послы кой-как отделались, но когда корабль их принесло бурею к Синопу, то жители его пришли с шумом к ним на корабль, крича, что десять дней тому назад донские козаки приходили к городу Иконии, взяли его, выжгли, людей побили и в плен побрали, что жители со всей Анатолийской стороны идут в Царь-город бить челом султану, что от донских козаков вперед в тех местах жить нельзя, приходят на них войною каждый год, города берут, села и деревни жгут, а из Москвы послы ходят в Царь-город беспрестанно, будто для доброго дела, а ходят они все для лазутчества, в городах крепости всякие рассматривают и козакам потом рассказывают, а козаки потому и на море ходят. Послы отвечали синопцам, что не могут быть донские козаки, а должно быть запорожские черкасы; синопцы сказали на это, что они донских козаков от черкас отличить умеют, а от московских послов добра никакого нет. В Кафе чуть не убили послов за тот же подвиг козацкий.
На смену Прончищеву и Бормосову приехали в Константинополь летом 1633 года двое других московских послов, дворянин Дашков и дьяк Сомов. Они начали дело жалобою, что крымский хан Джанибек-Гирей, наруша свою шерть, в прошлом году посылал своих людей на московские украйны, что теперь с ними, послами, встретились в степи тысяч восемь азовских и ногайских людей, пошли войною на государевы украйны, напали на них, послов, приступали к их обозу два дня и две ночи; подлинно известно также, что крымский хан хочет сам идти или сына своего послать на государевы украйны по наущению из Литвы: поэтому послы требовали, чтоб султан велел сменить крымского хана. Потом послы получили грамоту из Москвы, что в июле 1633 года крымский царевич с семнадцатью мурзами напал на московские украйны, переправился через Оку, приступил к Серпухову. По получении этой грамоты послы еще сильнее начали настаивать на смену хана; визирь отвечал, что к хану послан приказ идти немедленно со всею ордою на Литву, несмотря на зимнее время, и если он не пойдет сейчас же, станет отговариваться, то султан пошлет его сменить, а на весну пошлет многие свои рати на Литву. Дашков и Сомов боялись приезда польских послов, которые могли повернуть дело иначе; действительно, в начале 1634 года приехали польские послы и привезли вести, что Владислав московских людей побил и Смоленск очистил. Московским послам очень важно было узнать, что ответит султан на грамоту королевскую, и они добыли перевод с этой ответной грамоты: султан писал, что готов держать мир с королем, если поляки сломают все города и пригородки, поставленные ими близ турецкой украйны, запретят козакам ходить на Черное море, будут присылать крымскому хану то же самое, что прежде присылали, и помирятся с московским государем.
Еще не дожидаясь возвращения Дашкова и Сомова из Константинополя, туда уже были отправлены весною 1634 года новые послы – дворянин Коробьин и дьяк Матвеев. Визирь встретил этих послов такими словами: «В грамотах государя вашего, которые вы подали султану Мураду, написано, чтоб султан с государем вашим на польского короля стоял заодно; султаново величество еще по прежнему письму государя вашего послал на польского короля рати свои многие, а теперь разнесся слух, что государь ваш с польским королем помирился, не обославшись о том с султаном Мурадом; так султан велел вас спросить: как вы поехали из Москвы, то государя вашего с польским королем ссылка о мире была ли, и думаете ли вы, что государь ваш с польским королем помирился?» Послы отвечали: «С нами от великого государя нашего об этом деле ничего не наказано; известно нам только то, что у великого государя нашего с польским королем был бой, ратные государевы люди воевали польские и литовские города многие, во многих местах литовских людей побили, а когда мы пошли из Москвы, то дорогою слышали, что присылал к великому государю польский король Владислав с великим прошеньем, чтоб ссорные дела отставить и кровь христианскую унять, а он, польский король, в прежних своих неправдах исправится, и великий государь наш по своему милосердому нраву послал на съезд больших послов своих, а сделали ли что государевы послы с литовскими послами или нет – это нам неизвестно, и думаем, что великий государь даст об этом знать султанову величеству».
Визирь, оставивши это дело, обратился к донским козакам, которые, несмотря на уверения царя, что он запрещает им разбойничать в турецких владениях, и нынешним летом корабли на Черном море погромили и села на берегу опустошили. Послы отвечали, что с козаками делать нечего: «Государь послал к ним воеводу Карамышева, которому велено учинить им наказание за то, что они вопреки государеву указу ходили на Черное море, но воры воеводу убили до смерти; пусть султаново величество велит послать на этих воров своих ратных людей, а государь наш за них не станет».
В следующее свидание визирь сказал послам: «Султаново величество узнал наверное, что государь ваш с польским королем помирился, а прежде обещал, что без султанова ведома не помирится; султану очень досадно, что государь ваш с польским королем помирился». Послы отвечали: «Если государь наш в самом деле с польским королем помирился, то думаем, что в этом деле виноват крымский царь Джанибек-Гирей, который напал на государевы украйны; ратные люди из этих мест, узнавши, что их отцы, матери, жены и дети побиты или в плен взяты и домы пожжены, все с государевой службы пошли врознь, отчего государеву ратному делу учинилась большая поруха». Визирь отвечал: «Может быть, это и так было; теперь государь послал приказ крымскому царю не нападать на ваши украйны, а ваш бы государь донских козаков унял».